– Чего на Женьку взъелся? Сам же знаешь, что после такого загула он потом полгода пашет, не разгибаясь.
– Садись и слушай.
В коридоре Сапожников с Ольгой успокаивали Джексона:
– Не кипятись, он не серьезно, он в запале.
– Да не выгонит тебя Роман Георгиевич после стольких лет…
Джексон успокаиваться не желал:
– Клал он на все эти годы с прибором! Счастливо оставаться. Пишите письма!
Джексон потопал по коридору к лестнице. Навстречу ему попался майор из управления кадров. Сжимая подмышкой папку, майор растерянно посторонился. С особой ненавистью, питаемой фронтовиками к тыловым крысам, Джексон толкнул его плечом и, прошипев:
– В следующий раз раздавлю, – ушел из отдела.
– Растешь, Рома, – прокомментировал Скрябин. – Людей внедряешь направо и налево.
– Чего ты иронизируешь? Я тебе разве для этого все рассказал?
– Спасибо за доверие. Теперь и я должен волноваться, где Джексона похоронят?
– Стас, что ты хочешь от меня? – Шилов начал говорить спокойно, но постепенно завелся. – Что ты колешь меня все время? Ну погиб Серега. Что мне теперь, застрелиться? Тебе легче от этого будет? Давай!
Роман выдернул из плечевой кобуры и бросил на стол пистолет. Несколько секунд они оба смотрели на хромированную «беретту», потом Скрябин опустил голову, а Роман встал и возбужденно заходил по кабинету.
– Ты знаешь, у меня, наверное, с башкой что-то. Говорю не то, что хочу. – Скрябин посмотрел на Романа и невесело усмехнулся. – Злость какая-то рвется… Чувствую, что не прав, а все равно продолжаю.
– Наверное, головой ударился, когда падал с лестницы.
– Наверное…
Они помолчали, успокаиваясь. Наконец Роман сел за стол, воткнул пистолет в кобуру.
– Чего делать-то будем? – спросил Стас.
– Воевать со спецназом, копать под генерала Бажанова, искать супервзрывника и выявлять агента Кальяна в отделе у Арнаутова.
– Ты уже в курсе, что Арнаутова сегодня повязали на взятке?
– Пашку, что ли?
– Какого Пашку? Дровосека!
– Чего?
– На него заявили, что он обещал за деньги устроить прекращение дела. А при обыске дома нашли десять тонн баксов. Номера купюр совпадают с теми, которые были выданы банком под залог дома.
– И что он сам говорит?
– Что какая-то баба принесла посылку, якобы от бывшей жены из Америки с лекарствами для сына. Он бандероль не вскрывал, как положил в коридоре, так она и пролежала до обыска. В ней деньги и были. Сейчас большие боссы решают, арестовывать его или только на двое суток закрыть. Громов к прокурору поехал. Вот такие дела… Не все нам с тобой, Рома, в оборотнях ходить.
Громов разговаривал с прокурором.
Прокурор был настроен вполне благодушно. Расстегнув китель, достал из шкафа коньяк и плитку шоколада, наполнил стопки. По сравнению с ним Громов выглядел очень скованным. Его должность подразумевала необходимость уметь маневрировать и договариваться по проблемам, но он так и не научился делать этого с легкостью, присущей большинству руководителей его ранга. И каждый раз, когда приходилось просить за своих, он чувствовал внутреннюю неуверенность, словно занимался чем-то постыдным.
Выпили по второй стопке, и прокурор, закуривая, спросил:
– Что делать будем, Юрий Сергеевич?
– Это ваша епархия, Владимир Николаевич. Здесь я вам не советчик. Разве что проситель…
– Московская проверка еще не закончилась?
– То-то и оно. Хотя бы избежать лишней огласки… Если пресса пронюхает, Бажанову придется реагировать по-другому.
– Боюсь, что без прессы не обойдется. УСБ точно сольет информацию, это их успех. Причем первый заметный успех при новом начальнике. Ткачев производит впечатление здравомыслящего профессионала и не карьериста, но кто знает, почему его перевели сюда из Москвы? Ведь для него этот перевод – понижение, я правильно понимаю? И он, возможно, хочет реабилитироваться.
– Скорее, равнозначная должность. А перевели его из-за того, что он там, в Москве, слишком высоко замахнулся. Подробностей, конечно, не знаю, но общая картина примерно такая. А что касается успеха, то история с душком, и еще неизвестно, что покажет следствие.
– Разберемся тщательно, это я вам обещаю. – Прокурор непринужденно наполнил стопки и разломал толстую шоколадную плитку с орехами. – Но сейчас Арнаутова задерживать надо. Все основания: и заявители прямо указывают на него, и в его квартире обнаружены следы преступления.
Громов посмотрел в пол, осторожно хрустнул суставами пальцев.
Прокурор, откинувшись на спинку кресла и держа двумя пальцами кусок шоколада, ждал ответа.
– Все-таки начальник отдела, с хорошей репутацией, – сказал Громов. – Не сбежит, влиять на ход следствия не будет. Готов за него поручиться.
– Не хотел говорить, Юрий Сергеевич, но мне уже сегодня звонили с противоположной просьбой. И говорили, что если Арнаутова не закрыть, то он обязательно попытается воздействовать на свидетелей. Причем воздействовать в своем стиле, самыми жесткими методами.
– Это кто ж на Арнаутова такой зуб имеет?
– Зуб? Там целая челюсть. И не одна… Ладно, в конце концов у нас есть следователь, фигура процессуально независимая. Я думаю, следует узнать его мнение. – Прокурор повернулся к селектору, нажал кнопку: – Голицын, через пять минут зайдите ко мне.
После этого прокурор поднял стопку:
– Что ж, давайте, Юрий Сергеевич. За, так сказать, законность и справедливость.
– За то, чтобы эти понятия совпадали, – безнадежно дополнил начальник уголовного розыска.
Они выпили, и прокурор убрал бутылку и стопки. Шоколад остался лежать на столе, ярко блестя фольгой упаковки.
Когда раздался короткий стук в дверь, прокурор крикнул: «Войдите» и зачем-то пояснил Громову:
– Это Голицын.
Но вместо следователя вошел Шилов:
– Можно на пару слов?
Прокурор удивленно кивнул.
Стоя посреди кабинета и держа руки в карманах кожаного плаща, Роман на одном дыхании произнес:
– Арнаутов – мой враг. Потому что тупой. Но он не предатель. Мне на него наплевать, но в его честности я не сомневаюсь. Если его закроют, то выиграют только те, против кого мы должны бороться. Давайте хоть один раз не доставим им этого удовольствия. До свидания!
Шилов вышел, не видя, как недоуменно переглядываются руководители.
В просторном предбаннике прокурорского кабинета он столкнулся с Голицыным.
– Ты-то здесь как? – спросил Юра. – Вызвали, что ли?
– Сам пришел.
– А меня вот на толковище позвали. Знаешь что? Подожди меня, я, наверное, быстро освобожусь.
– Не хочется здесь отсвечивать лишний раз. Мы со Стасом тебя на улице подождем. Помнишь кабачок, где мы тогда…
– В подвале-то? Помню, конечно. Давай там. Если застряну, то позвоню.
Они разошлись.
Скрябин ждал Шилова в коридоре. Кроме Стаса, там были Лютый, Молчун, Топорков, Паша. Отдельно, под наблюдением двух уэсбэшников, сидел Арнаутов. Вид у него был совершенно потерянный: система, которой он долгие годы так рьяно служил, повернулась к нему новым лицом. Даже не лицом, а… Все напряженно молчали.
– Пошли, – сказал Шилов, и, сопровождаемые пристальными взглядами арнаутовских, они со Стасом направились к лестнице.
– Как там?
– Выступил, – Роман устало пожал плечами. – Аплодисментов не прозвучало. Думаю, все давно решено. И Юрку сейчас позвали чисто формально, никого его мнение не волнует.
– Куда поедем? В отдел?
– Водка пить, трава валяться.
Кабачок располагался в квартале от прокуратуры и занимал длинное подвальное помещение со сводчатыми стенами из неоштукатуренного кирпича. В зале было шумно и накурено. Отдыхало сразу несколько компаний, мелькали знакомые прокурорские и милицейские лица. Отклонив поступившее от кого-то предложение присоединиться, Шилов и Скрябин заняли столик и взяли по пиву.
– Может, все-таки водки?
– Ты опять скажи, как она просветляет и греет. Пиво, Стас, пиво. Впереди много работы.
Не успели они выпить по кружке, как появился Голицын.
– Ну? – в один голос спросили Шилов и Стас.
Юрка ухмыльнулся:
– Твоя пламенная речь имела успех.
– Могу исполнить на бис. Что с Арнаутовым?
– На подписке. Поехал домой. А его бойцы сюда сейчас завалятся. Я их чуть-чуть обогнал.
– Я был уверен, что Дровосека закроют, – покачал головой Шилов.
Голицын немного обиделся:
– Для этого надо было отобрать у меня дело.
– А что, если бы тебе шеф прямое указание дал, ты бы не выполнил? – прищурился Скрябин, налегая локтями на стол.
– Иди ты на хрен, Стас! Думаешь, мне таких указаний не пытались давать? А теперь вспомни, кого я закрыл против совести? Да любому дураку ясно, что Арнаутов не брал. Достаточно на его квартиру взглянуть. Тоже мне, нашли взяточника!
