В дверь позвонили, Лева открыл.
– Лев Иванович, извините, вернулся Качалин, просит вас, – сказал Боря.
– Чтоб тебя и его, вас обоих, – пробормотал Лева, утопил язычок замка, поставил на предохранитель, сказал громко: – Одну минуточку, Денис Иванович! – и прошел в квартиру Качалиных.
За время Левиного отсутствия квартира неуловимо изменилась, он даже задержался в зеркальном, размножающем действительность холле, пытаясь осмыслить произошедшие перемены. Понял: изменения произошли не в квартире, а в нем, Гурове, который стал иначе воспринимать окружающее. Раньше зеркала лишь раздражали броскостью, сейчас он воспринял их как попытку исказить реальный мир, размножив его, сделать иллюзорным, нереальным. Бутылки на шкафах в кухне своим парадным строем тоже куда-то манили, обещали и обманывали, потому что на самом деле были просто пустыми бутылками.
– Лев Иванович, я вернулся. – Качалин чуть развел руками, выставив розовые ладони, и походил на рослого мальчика, который демонстрирует, что руки вымыл.
Лева лишь кивнул и саркастически ответил:
– Я вам очень признателен, Игорь Петрович. Идите сюда. – Он открыл дверь в кабинет.
За столом сидела Вера и, активно помогая себе языком, писала.
– Я попросил Веру Семеновну написать объяснение, – сказал тихо Боря.
– Абсолютно правильно. Значит, Игорь Петрович будет писать в другой комнате. – Лева хотел закрыть дверь, но Качалин подставил ногу:
– Извините, если мне необходимо что-либо писать, то я желал бы это делать в кабинете. Я, кажется, у себя дома?
– Может быть, женщине и гостье вы уступите, не станете производить переселение? – Лева вновь попытался закрыть дверь. Качалин не отступил.
– Перебьешься, – заявила Вера, не прекращая писать, даже не взглянув на мужчин, застрявших на пороге. – Хозяин! Ты когда стал хозяином? Тело только вынесли. – Она отложила ручку, подперла ладонью подбородок: – Ты меня, хозяин, не раздражай!..
Качалин растерялся, стоял, нелепо раскорячившись. Леве стало неловко не только за него, но и за себя, он отстранил Качалина и сказал:
– У нас будет еще время побеседовать, я вас внимательно, Вера, выслушаю.
Девушка почувствовала служебный тон Гурова, мгновенно изменилась:
– Я ничего такого, нервы, Лев Иванович. Извините.
Качалин уже безропотно устроился писать объяснение в гостиной.
Когда Лева вошел в кухню, сидевший за столом Бабенко торопливо поднялся. Следовавший за начальником Вакуров самодовольно улыбнулся: в порученном ему подразделении был полный порядок.
– Лев Иванович, я все написал. – Толик даже попытался выйти из-за стола. Гуров не дал, насильно усадил на место. – Взгляните, может, я чего не так, переписать нетрудно, я мигом.
Лева посмотрел объяснение, положил перед Толиком:
– Все так. Прошу вас, опишите подробно, где именно, в какой позе лежало тело.
– Это зачем? – Бабенко крутил в руках тяжелую хромированную зажигалку.
– Порядок, – лаконично ответил Лева.
Гуров уже направился к двери, вспомнив, что у него в кармане лежат изящная зажигалка и ключи Качалиной, остановился. Что его заинтересовало? Ключи или зажигалка? Лева торопился, хотел скорее вернуться к Сергачеву, но ключи и зажигалка неожиданно остановили, притягивали к себе.
«Черт тебя возьми, Гуров, первый раз ты суешь сам себе палку в колеса». Лева подбросил ключи, поймал, подбросил зажигалку, поймал, уложил их на столе рядышком, взглянул на них чуть со стороны.
Тихо заурчал телефон, аппаратов в квартире было четыре, и каждый имел свой голос.
– Слушаю, – ответил Лева, продолжая завороженно разглядывать ключи и зажигалку.
– Ты что там, прописался окончательно и официально? Побереги честь бедной девушки, не бери трубку, – произнес насмешливый мужской голос.
– Лично я пока не прописывался, а вы кого имеете в виду? – спросил Лева и отодвинул ключи и зажигалку, пытаясь сосредоточиться, хотя даже не подозревал, что этот разговор поможет ему раскрыть преступление.
– В десять ты берешь трубку, – думаю, на чашку кофе заглянул. В двенадцать опять ты, – думаю, Дэник зашел принять дозу. Сейчас уже пять? Ты не уходил? Как на тебя смотрит сам, лично? Ты что молчишь? Алло? Алло? Дэник, ты меня слышишь?
– Минуточку, не вешайте трубку. – Лева положил трубку рядом с аппаратом и бросился в гостиную.
– Игорь Петрович, возьмите трубку, вас. – Он старался говорить спокойно, но задыхался так, словно пробежал километры.
Сергачев был здесь в двенадцать! Сейчас главное установить, кто говорит. Кто говорит? Лева гипнотизировал, старался взглядом подтолкнуть Качалина, который неторопливо отложил ручку, выпрямился, будто умышленно растягивая секунды, наконец взял трубку и, вновь вздохнув, произнес:
– Ну? Что, кто? Я. – Он взглянул на Леву, на трубку и положил ее на аппарат. – Разъединили или разъединились. Нужно будет, перезвонит.
Лева положил трубку в кухне и вернулся к Качалину.
– Абонент что-нибудь произнес? – спросил Лева.
Качалин лишь пожал плечами, продолжал перечитывать написанное.
– Игорь Петрович, это важно. Вы слышали голос абонента?
– Важно?.. Лев Иванович, что сейчас важно? Голос? Слышал. Он спросил: кто говорит? И все.
Зазвонил телефон, Лева сказал:
– Ответьте, постарайтесь поддержать разговор, – и бросился на кухню, взял трубку.
– Да, – сказал Качалин. – Вас слушают. Алло? Вас не слышно, перезвоните.
Лева снова вернулся в гостиную.
– Сейчас телефон так работает, перезвонят. – Качалин махнул рукой.
– Звонивший ведь сказал два слова, вы не узнали голос? – спросил Лева.
– Голос? – Качалин провел пальцами по внутренней стороне воротничка. – Душно. Знакомый. А в чем дело? Извините, но у Елены были свои знакомые, они со мной, как правило, разговаривать не желали.
– Спасибо. – Лева сел на кухне рядом с телефоном, не обращая внимания на испуганно жавшегося Бабенко и следовавшего за своим начальником Вакурова, положил голову на скрещенные руки и стал ждать.
Могли снова позвонить. Могли, но не звонили.
– Написали, что я вас просил? – Лева строго глянул на Бабенко.
– Пишу, пишу. – Бабенко суетливо начал перекладывать листки. – Как мадам лежала? Сей минут, нарисуем.
– Живописец! – Гуров в сопровождении Бори вышел на лестничную площадку. – Убивают, убивают, минуты отдохнуть не дадут. – Щелкнул Вакурова по лбу: – Когда начальство шутит, полагается улыбаться.
Гуров прошел в квартиру Сергачева, бросил взгляд на часы. «На чем прервал нас Боря двенадцать минут назад? Что-то о виновности, о том, что Качалин – подходящий для роли преступника человек. Сергачев тоже подходит для роли преступника. В двенадцать Сергачев находился в квартире Качалиной, в тринадцать хозяйку обнаружили мертвой. Врач полагает, что смерть наступила в период с двенадцати тридцати до тринадцати тридцати. Как ни печально, Сергачев очень подходит для роли преступника. Интересно, что он сам думает по этому поводу?»
В комнате Лева занял свое место за столом, пригубил остывший горьковатый чай.
– Налить свежего? – спросил Сергачев.
– Спасибо, нет, – ответил Лева. – Так я вас слушаю.
– Нашли убийцу?
– Находят грибы, Денис Иванович.
– Как вы выражаетесь? Выявили? Установили?
– Следуя вашей теории, убить Качалину имел основания не один человек. И вы в том числе. Не так ли?
– Так. – Сергачев кивнул. – Так. У меня оснований, возможно, больше, чем у кого-либо иного. Если вы следили за ходом моих мыслей, ложных оснований, подтасованных, подложенных шулерской рукой.
– Вашей рукой, – уточнил Лева.
– Моей рукой, – согласился Сергачев.
– Но вы не убивали?
Сергачев не ответил, взял стоящий на столе бокал с какой-то жидкостью, видимо, с коньяком.
– Вы могли бы не пить?
– Не забывайте, инспектор, вы у меня в гостях. – Сергачев отхлебнул. – Вы у меня, а не я у вас.
«Верочка сказала, что Сергачев – человек слабый, – вспомнил Лева, – а я не поверил, считая себя слишком умным. Слабый, значит, на самолюбие не давить… Мягче, инспектор, мягче…»
– Гость может обратиться к хозяину с просьбой?
– Может, может. – Сергачев поставил бокал.
– Вы точно помните, что были у Качалиной только утром?
Сергачев снова не ответил, взглянул устало. Выглядел он плохо, морщины стали резче, глаза слезились.
– Презумпцию невиновности пока не отменили? Вы этот вопрос уже задавали. У вас есть основания мне не верить?
– Возможно.
– Мне надоела добровольно-принудительная беседа. – Сергачев поднялся, допил из бокала. – Я только вычищу зубы и умоюсь.
– И что дальше?
– Мы все поедем к вам на Петровку, где следователь нас официально допросит. Разве не так? – спросил Сергачев.
