— Она считает меня неудачником, имея в виду зарплату. Ей хотелось бы, чтоб хоть одна из них вышла б замуж за состоятельного человека. А что возьмешь с полицейского? Я представляю, что они говорят сейчас обо мне. Мне остается только сетовать на жизнь. И вообще я начинаю ворчать, как Дэмси.
Последняя реплика вызвала у меня улыбку. Лейтенант Дэмси проработал в отделе по борьбе с наркотиками много лет. Он неудачно женился и беспрестанно жаловался на семейную жизнь. Первая его жена умерла. Оставшись один, он осмотрелся и женился еще раз точно на такой же. Дэмси рано вышел в отставку, и они с женой тут же уехали. Он прислал в отдел почтовую открытку довольно забавного содержания, но с подтекстом о расточительности супруги, которая, оставила у его коллег неприятное чувство, как неудачный комикс.
Разговор затих. Звучала тихая музыка в стиле старых мелодий Джонни Матиса, лирично напоминавшая о тех временах, когда влюбленность не отягчалась боязнью заболеть СПИДом, венерическими недугами, многочисленными разводами, супружеской неверностью, феминизацией, сексуальной революцией, атомной бомбой, противозачаточными таблетками и видениями многочисленного потомства в череде буден.
Джон выглядел превосходно. Сочетание бликов свечи и теней скрыло морщинки на лице и углубило синеву глаз. Дождь придал шелковистость его необычайно темным волосам. На нем была белая рубашка с расстегнутым воротником и закатанными рукавами, обнажающими мужественные волосатые руки. Между нами сложились особые отношения, они едва ощутимо присутствовали и сейчас, вызванные естественными человеческими желаниями. Но разум безоговорочно брал вверх, принимая как данность семейное положение Джона и невозможность что-либо изменить ни внутри себя, ни в складывающихся обстоятельствах — обе стороны признавали, что сложилось так, как было предначертано, и пути назад нет.
Мы заказали второй коктейль, потом третий. Ни единого слова не было произнесено во время медленного танца.
От чисто выбритого подбородка пахло кремом. Иногда Джон напевал, таких мурлыканий я не слышала со времен раннего детства, когда сидела на коленях у отца. Я вспомнила Билли Поло, увлекшего Ловеллу на пол автоприцепа. Это видение преследовало меня, поскольку красноречивые намерения Билли теперь полностью совпадали с моими. Боясь наделать ошибок, я всегда сохраняла самообладание. Правда, иногда меня начинал мучить вопрос: а есть ли разница между осторожным человеком и мертвым. Я подумала о дожде и о том, как сказочно было бы погрузиться в чистые, мягкие простыни. Я откинула голову, и Джон недоуменно взглянул на меня.
— Во всем виноват Билли Поло,— сказала я.
Джон улыбнулся.
— В чем именно?
Мгновение я изучающе смотрела на своего спутника.
— Что предпримет Камелия, если ты пропадешь на всю ночь?
Улыбка покинула лицо Джона, взгляд потух.
— Именно о свободе взаимоотношений она всегда мне и говорит,— сказал он.
Я засмеялась.
— И относится это больше к ней, чем к тебе, могу поспорить.
— Нет необходимости,— ответил Джон.
Его поцелуй был трепетным.
Мы вскоре ушли.
Я приехала в офис в 9 часов. Дождевые тучи собирались над горами, уплывая на север. Небо было бледно-голубое, как подсиненные простыни. Я открыла дверь на балкон, подняла руки, сделала несколько покачивающих движений, так любимых футбольными тренерами. «Да простит нас Господь, Камелия Робб»,— подумала я,— засмеялась и пошла посмотреться в зеркало. Бесстыдно гримасничая, осмотрела себя. Удивительная грация. Хорошо проведенная ночь изгоняет все проблемы. Я чувствовала себя энергичной и вдохновленной.
Я поставила кофе и принялась за работу, печатая на машинке последние заметки по делу, в деталях записывая разговоры с Билли и Корал. Полицейские и частные детективы всегда завалены кучей писанины. Записи должны иметься относительно каждой детали события, и изложены они должны быть так, чтобы тот, к кому может перейти дело, имел отчетливое и полное представление о расследовании, проведенном по тому или иному факту. К тому же частный детектив сам должен за все платить и накапливать массу бумаг: вести учет рабочего времени и расходов, периодически подводя итоги, чтобы сходились концы с концами. Мне больше нравится живая работа. Если б я испытывала склонность проводить целые дни в кабинете, склонившись над бумагами, я б устроилась на работу в страховую компанию по соседству. Скука составляет 80 процентов рабочего времени страховых агентов, а я выдерживаю не более часа из десяти.
В половине десятого я созвонилась с Барбарой Даггетт и сообщила ей, что отослала с сегодняшней почтой счет на ее имя. Может быть, этого и не стоило делать, счет пришел бы по назначению, но на всякий случай я позвонила, речь все-таки шла о деньгах, будь они прокляты. Барбара рассчитывала на самое лучшее обслуживание — так пусть она его и получит. Приведя в порядок документы, я заперла кабинет, забрала зеленую юбку и туфли, спустилась к машине и отправилась к Мэрилин Смит. Я почувствовала себя Принцем с туфелькой в руках, разыскивающим Золушку.
Выехав на шоссе, я направилась на север, вдыхая свежий после дождя воздух. До Колгеита было всего пятнадцать минут езды, но этого было достаточно, чтобы осмыслить события прошедшей ночи. Джон оказался в постели большим выдумщиком — забавным и изобретательным. Мы вели себя, как дети: постоянно что-то жевали, рассказывали анекдоты и жуткие страсти, в перерывах между всем этим предаваясь любви, которая нас и волновала, и радовала. Мне казалось, что я была знакома с Джоном в прежней жизни, и это была повторная встреча, полная щедрости и страсти. Джон раскрепостился, ведь его никто не критиковал и не упрекал, и я не отстранялась от его ласк, как от прикосновений склизняка, к чему он привык дома. Я не задумывалась, к чему все это приведет, и не волновалась по этому поводу, в полной уверенности, что будущее само разрешит все проблемы, и нужно принимать вещи такими, каковы они в данную минуту.
За этими мыслями я, конечно, проехала свой поворот и, опомнившись, сбавила скорость, беззлобно себя ругая, доехала до перекрестка и повернула назад.
Только к десяти часам я добралась до дома Смитов. Велосипеда, который стоял раньше у крыльца, не было. Апельсиновые деревья, облетевшие от старости, сохраняли аромат зрелых плодов, распространяя вокруг себя чудесный, дурманящий запах. Я поставила машину на площадке из гравия, позади небольшого фургона и осмотрелась по сторонам. Задний дворик был завален разным хламом: выброшенными упаковками от пищевых продуктов, какими-то лохмотьями, школьными тетрадями, собачьей шерстью.
Я позвонила. В холле никого не было, кроме привязанной к двери охотничьей собаки золотистого цвета. Она скребла когтями по голому полу, жизнерадостно гавкая. Собака извивалась всем телом, как рыба на крючке.
— Я к вашим услугам.
Я обернулась на голос. На крыльце стояла Мэрилин Смит в свободного покроя рубашке, промокших джинсах и соломенной шляпе. На ней были садовые перчатки из козлиной кожи и ярко-желтые пластиковые башмаки, облепленные грязью. Когда Мэрилин разглядела, что пришедшей была я, выражение приятно-вопросительной благосклонности на ее лице сменилось на плохо скрываемое недружелюбие.
— Я работаю в саду,— сообщила Мэрилин, как будто сама я ни за что бы не догадалась.— Если хотите побеседовать, то вам придется тоже пройти в сад.
Я последовала за Мэрилин на промоченную дождем лужайку. Мэрилин в смятении вертела в руках лопату.
— Видела вас на похоронах,— начала я.
— Уэйн настоял, чтобы я пошла,— отрывисто произнесла хозяйка, оглядываясь через плечо.— Кто была та пьяная женщина? Она понравилась мне.
— Ловелла Даггетт. Она считала, что с их браком все в порядке, но оказалось, что Даггетт не развелся с первой женой.
Мы подошли к небольшому участку, занятому овощами. Мэрилин пробралась между двумя рядами мокрого винограда. Сад еще не отошел после зимы, едва проклюнулись листочки брокколи, цветной капусты, тыквы, обещая вырасти в широкие лопухи. Мэрилин до моего прихода занималась их прополкой. Повсюду лежали груды выдернутых сорняков. Дальше по ряду земля была вскопана и тяжелые слежавшиеся пласты разрыхлены.
— Не слишком ли мокро для прополки?
— Почва здесь глинистая, если она высохнет, пропалывать будет невозможно,— ответила Мэрилин.
Она сбросила перчатки и начала втыкать подпорки для гороха, упавшие во время дождя. Растения были подвязаны белыми лентами, которые резко контрастировали с нежной зеленью просыпающегося сада. Я извлекла принесенные туфли и юбку.
— Узнаете?
Она мельком взглянула на вещи и натянуто улыбнулась.
