Это известие страшно разочаровало Терентьева. Он не мог подумать, что доктор ошибается, но и не мог простить тому человеку, чей образ с утра заставлял его думать, эти страшные муки. Терентьев хотел попросить доктора позволить ему убить сначала первого, а потом второго, но доктор приказал молчать. Это расстроило Виктора.
Доктор достал из кармана фотографию нового человека и показал ее Терентьеву. Виктор не хотел на нее смотреть. Он обиделся на доктора и не хотел подчиняться. Доктору пришлось прикрикнуть на него, и Виктор послушно взял фотографию в руки.
Терентьев смотрел на нового человека. Что-то в его облике показалось Виктору знакомым, но вспомнить он не мог. Терентьев сосредоточился на фотографии, слушая слова доктора.
– Ты должен убить этого человека. Убить, а потом покончить с собой. После этого тебе нельзя жить на свете, – повторял доктор, как заводной.
Он говорил что-то еще, но Виктор больше не слышал доктора. Старый и новый образ в его сознании стали накладываться один на другой. Виктор хотел убить первого, но не хотел ничего делать второму. Ему было так плохо от этих столь различных чувств, что Виктор хотел пожаловаться на душевную боль доктору. Но в этот момент с Терентьевым стало твориться что-то непонятное: страшно заломило виски, заломило ноги, и стала ныть рана на руке.
«Странно, доктор Запашный обещал, что боли больше не будет!» – недоуменно подумал Виктор, едва сдержав стон, и вдруг понял, что вспомнил, как зовут доктора!
В этот момент нормальное восприятие мира стало возвращаться к нему. Сначала Терентьев вспомнил названия предметов, что его окружали. Затем пришло воспоминание о том, где он находится. После этого Виктор вспомнил все. Голова заболела еще сильнее, но Терентьев безумно радовался этой боли: она была первым доказательством того, что Запашный больше не управляет его сознанием.
– Да, доктор, что-то хреново у вас в этот раз получается! – произнес Виктор, и Запашный отскочил от кушетки словно ужаленный.
– Не может быть?! – удивленно прошептал доктор.
– Может. Все может! – улыбнулся Виктор и начал вставать с жесткого ложа.
Едва Терентьев распрямился, как сильнейшая слабость навалилась на него. Виктор пошатнулся, но устоял. Он понял, что это начинает действовать лекарство, которое ввел ему только что доктор. Вместе со слабостью тела в сознание Терентьева стал возвращаться образ незнакомого человека. Того, что утром Запашный приказал убить.
«Ты должен убить, а потом покончить с собой. Убить и покончить с собой», – вновь зазвучал в голове Виктора вкрадчивый голос.
– Ага, все-таки сработало! – засмеялся Запашный, увидев, как замутился взгляд Терентьева. – А я перепугался…
Доктор расслабился, ожидая, когда Терентьев вновь потеряет силу воли и ляжет на кушетку. Виктор тоже понял, что происходит. Он посмотрел на ту фотографию, что держал в руках, и узнал на ней Гурова. Терентьев почувствовал, что через пару секунд будет поздно. Запашный подчинит его волю себе и заставит убить полковника.
– Не-ет! – истошно закричал Терентьев и прыгнул на Запашного, собрав остатки иссякающих сил.
Уже в полете Виктор потерял рассудок. В его голове смешались воедино образы неизвестного человека, Гурова и Запашного. А над ними витал единственный приказ: убить и покончить с собой. С чувством ликования Терентьев свалил доктора и начал бить его головой об пол.
Голова Запашного превратилась в кровавое месиво, а Терентьев все не мог остановиться. Ненависть, что доктор насадил в нем, требовала выхода. Оторвался от мертвого Запашного Виктор только тогда, когда под чьим-то ударом дверь кабинета рухнула внутрь.
Два человека, что после падения двери оказались в комнате, были смутно знакомы Терентьеву. Но он и не попытался вспомнить, кто они такие. В его голове звучало лишь: убить и покончить с собой. Первую часть приказа Терентьев выполнил.
Следовало выполнять и вторую. На глаза Виктору попался скальпель, что доктор оставил у кушетки, и Виктор схватил его. Он услышал чей-то крик: «Нет, Виктор! Нет!» – но не обратил на него внимания. Терентьев взмахнул скальпелем, стараясь перерезать себе горло. Он понял, что успеет выполнить вторую часть приказа.
Виктор не обратил внимания на страшный грохот, что заполнил собой всю комнату. Он только почувствовал сильный удар, что выбил у него из руки скальпель, оторвав два пальца. Недоумевая от того, что произошло, Терентьев попытался поймать падающий скальпель другой рукой, но в этот момент что-то сбило его на пол.
Виктор зарычал диким зверем, стараясь выбраться из-под человека, державшего его. Терентьев уже чувствовал, что человек слабеет и через секунду он сбросит его, как услышал у себя над ухом крик:
– Стас, твою мать, тресни его по башке!..
Тут же Виктор почувствовал в затылке боль от сильнейшего удара, а затем его воспаленное сознание поглотила абсолютная темнота…
Виктор Терентьев и полковник Гуров прогуливались по аллеям одного из подмосковных санаториев. Стоял теплый и безветренный вечер одного из первых денечков бабьего лета. Солнце на закате играло золотом в верхушках деревьев.
Долгое время оба молчали. Виктор возвращался к жизни после пережитого потрясения и наслаждался прекрасной погодой. Гуров же просто вспоминал дело Запашного, закончившееся два месяца назад. Сейчас, находясь рядом с выздоравливающим Терентьевым, полковник вдруг заново пережил все события того дня, когда они с Крячко чудом успели спасти Виктора.
Впрочем, Гуров лучше многих понимал, что чудес на свете не бывает. Все, чего они смогли добиться в расследовании дела Запашного, было достигнуто кропотливым трудом и беззаветным самопожертвованием всех членов следственной группы. И Виктора Терентьева в первую очередь.
В тот вечер, когда с Запашным было покончено, Гуров страшно торопился. Вместе со Станиславом они примчались к очень известному московскому психиатру. С этим врачом они не раз сотрудничали, получая в особо сложных случаях консультации по психологии преступников. Именно на его помощь и надеялся Гуров. Он понимал, что только этот психиатр сможет избавить Терентьева от влияния Запашного.
Полковник почти ничего не объяснил врачу, когда позвал его с собой. Но психиатру и не нужно было ничего объяснять. По выражению лица Гурова он мгновенно понял, что случилось что-то серьезное. Уговаривать психиатра не потребовалось.
Когда они на машине Станислава примчались к клинике Запашного, до обговоренной между доктором и Гуровым встречи оставался час. По расчетам полковника, именно столько времени потребовалось бы Терентьеву, чтобы добраться до места встречи и подготовиться к убийству Гурова.
Полковник ничуть не сомневался, что для подобной акции Запашный пошлет именно Виктора, чтобы убить сразу двух зайцев. Значит, сейчас доктор должен был закончить обработку Терентьева. Времени на раздумья не было, и они со Станиславом фактически вломились в клинику, оставив доктора ждать в машине.
То, что Гуров и Крячко увидели в кабинете Запашного, сначала потрясло их. Потрясло настолько, что они в первые секунды окаменели. Это и позволило Терентьеву схватить скальпель.
Дальше Гуров действовал не раздумывая. Пока Станислав криком пытался остановить Терентьева, полковник выхватил пистолет и выстрелил Виктору в руку. Он сознательно пожертвовал кистью Виктора, чтобы спасти ему жизнь. И ничуть не раскаивался в этом.
Если бы Гуров не решился тогда стрелять или промазал на миллиметр, Терентьева уже не было бы в живых. А сейчас Виктор шел рядом и наслаждался закатом. Гуров посмотрел на забинтованную правую руку Терентьева, на которой не хватало двух пальцев.
– Болит рука-то? – нарушил молчание полковник.
– Да нет, Лев Иванович, – слегка грустно улыбнулся Виктор. – Сначала болела, а теперь так, зудит только.
На некоторое время оба вновь замолчали. Гурову хотелось как-то извиниться перед Терентьевым за тот свой выстрел. Но полковник понимал всю глупость этой затеи и молчал. Да никаких извинений Терентьеву и не требовалось. Он был не настолько глуп, чтобы сердиться на полковника за то, что тот спас ему жизнь. Пусть и ценой двух пальцев.
– Виктор, я сегодня разговаривал с Орловым, – опять первым заговорил Гуров. – Мы провели документы о восстановлении тебя в должности задним числом. Теперь тебе полагается значительная компенсация за потерю трудоспособности при выполнении особо важного задания. Ну и, естественно, будешь получать пенсию по инвалидности. Извини, но большего пока сделать невозможно. Что выросло, то выросло…
– Лев Иванович, – прервал неловкий рассказ Гурова Терентьев, – я же не из-за денег пошел в клинику к Запашному. Конечно, за пенсию и все остальное спасибо вам огромное, но больше я благодарен за другое: вы вернули мне возможность радоваться жизни. Мне было важно почувствовать, что есть еще люди, которым я нужен. А ради этого я еще раз пошел бы в эту проклятую клинику.
