– Вон та дверь, – показал Дуглас.
Клинг пересек комнату. Подергал ручку. Дверь была заперта.
– Откройте! – приказал он.
Из-за двери послышался женский плач.
– Откройте, или я вышибу дверь!
Плач продолжался. Клинг услышал мягкий щелчок задвижки. Он затаил дыхание. Дверь открылась.
Это была не Огаста.
Маленькая темноволосая девушка с мокрыми карими глазами, кутавшаяся в банное полотенце, чтобы скрыть свою наготу.
– Фелиция, у него ордер, – сказал сзади Дуглас.
Девушка продолжала плакать.
– Кто-нибудь еще здесь есть? – спросил Клинг.
Он внезапно почувствовал себя последней жопой.
– Никого, – ответил Дуглас.
– Я хочу проверить другие комнаты.
– Пожалуйста!
Он обошел всю квартиру, включая свет. Проверил каждую комнату, заглянул во все шкафы. В квартире действительно больше никого не было. Когда он вернулся в спальню, Дуглас и девушка уже успели одеться. Девушка сидела на краю постели и по-прежнему плакала. Дуглас стоял рядом, утешал.
– Когда я был здесь во вторник вечером, вы сказали, что накануне у вас был гость, – сказал Клинг. – Кто именно?
– В вашем ордере ничего не говорится...
– Мистер Дуглас, – перебил его Клинг, – идите вы в задницу с этим ордером! Я хочу знать одно: кто был в этой квартире в понедельник, с половины первого до без четверти два?
– Я... мне неудобно об этом говорить.
– А если я отдам вас под суд, вам будет удобно? Кто это был?
– Мой друг.
– Мужчина или женщина?
– Мужчина.
– И что он тут делал?
– Я сказал ему, что он может воспользоваться моей квартирой.
– Для чего?
– Он... он встречается с девушкой...
– Какой?
– Я не знаю, как ее зовут.
– Вы с ней встречались?
– Нет.
– Значит, вы даже не знаете, как она выглядит?
– Ларри говорит, что она классная.
– Ларри?
– Ну да, мой друг.
– Полное имя? – тотчас же спросил Клинг.
– Ларри Паттерсон.
Клинг кивнул.
– Вся проблема в том, что он женат, – продолжал Дуглас. – Ему негде с ней встречаться. Ну, я и предоставил ему свою квартиру. Я на него часто работаю. Он продюсер в...
– В «Челси-ТВ», – закончил Клинг. – Благодарю вас, мистер Дуглас. Простите за вторжение.
Он посмотрел на плачущую девушку.
– Простите, мисс, – пробормотал он и поспешно ушел.
* * *
Он не стал звонить ей, чтобы предупредить о своем приходе. Он звонил Гроссману, лежа в постели. Повесив трубку, он быстро оделся и ушел, стараясь не разбудить спавшую рядом Тедди. Теперь, проходя мимо улыбающейся статуи генерала Ричарда Джозефа Кондона, он прикидывал, нельзя ли найти разумного объяснения тому, что пузырек был вытерт начисто – и решил, что нельзя.
Он представился швейцару, дежурившему в вестибюле дома Сьюзен Ньюмен на Шарлотт-Террас, и попросил не сообщать хозяевам о его приходе. Швейцар возмутился и принялся цитировать правила. Карелла ответил, что ему очень не хотелось бы привлекать его, швейцара, за препятствование проведению следствия, раздел 205.55 Уголовного кодекса, и начал цитировать:
«Гражданин оказывает содействие преступнику, если пытается предотвратить, помешать или затянуть обнаружение...»
– Содействие преступнику? – переспросил швейцар. – Ничего себе!
– Короче, не вздумайте им звонить, – сказал Карелла, направляясь к лифту.
Он вышел на четвертом этаже и поспешно подошел к двери квартиры 3-Е. Прислушался, потом позвонил.
– Кто там? – спросил женский голос.
Энн Ньюмен.
– Полиция, – сказал он. – Детектив Карелла.
– О-о! – Одно-единственное слово, потом молчание. Карелла ждал. – Минутку, – сказала она наконец.
Когда она открыла дверь, на ней был длинный голубой халат поверх розовой ночной рубашки, видневшейся в треугольном вырезе. Она была босиком.
– Простите, что беспокою вас так поздно, но...
– Да нет, все в порядке, – сказала она. – Входите.
Он следом за ней прошел в маленькую прихожую к подождал, пока она запрет дверь. По дороге в гостиную он спросил:
– Ваша свекровь дома?
– Спит, – ответила Энн. – Мистер Карелла, сейчас ведь уже почти одиннадцать, я и сама собиралась спать.
– Да, конечно, миссис Ньюмен. Я очень извиняюсь, но мы торопимся закрыть дело, и я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.
– Да, конечно, – сказала Энн. – Но у меня завтра на утро назначена встреча...
– Я постараюсь быть кратким. Миссис Ньюмен, известно ли вам, что ваш муж оставил завещание?
– Да.
– Когда вы узнали об этом?
– В понедельник утром. Наш адвокат позвонил мне и сообщил.
– Ваш адвокат – это...
– Чарльз Вебер. Фирма «Вебер, Герцог и Ллевеллин».
– И от него вы впервые узнали об этом завещании?
– Да.
– Известно ли вам, когда оно было составлено?
– Нет.
– Миссис Ньюмен, оно было составлено за три недели до смерти вашего мужа.
– Да? Джерри об этом ничего не говорил...
– Вам известны условия завещания?
– Да. Чарли мне их зачитал.
– Вам известно, что ваш муж оставил более двух миллионов долларов...
– Да, известно.
– И что ваше имя в завещании вообще не упоминается?
– Мне достался страховой полис.
– То есть сто тысяч долларов.
– Да, насколько я понимаю.
– Миссис Ньюмен, что вы об этом думаете?
– О чем?
– О том, что вы получите сотню тысяч, а какой-то чужой человек – два миллиона?
– На самом деле, даже не знаю, – сказала она.
– Ну а что вы испытываете? – настаивал Карелла.
– Разочарование? – Она слабо улыбнулась. – Печаль?
– Но не гнев?
– Гнев? О нет, только не это! Только печаль и разочарование. Мистер Карелла, я почти пятнадцать лет была ему верной и любящей женой. Только подумать, что... Ну ладно, это неважно. Сделанного не воротишь. Мне не нужны два миллиона долларов. Я не расточительна, у меня есть своя работа, мне вполне хватает того, что я зарабатываю, даже без этой страховки...
– Вы знакомы с Луи Керном? – спросил Карелла.
– Да. Мой свекор выставлял свои работы в «Галерее Керна». А позднее именно Луи оценивал картины, которые получил в наследство мой муж.
– Было ли вам известно, что мистер Керн знал о содержании завещания до того, как умер ваш муж?
– Нет, не было... А откуда?..
– Ему сообщили.
– Кто?
– Бывшая жена вашего мужа, Джессика Герцог.
– А откуда... А-а, понимаю! Ее брат работает в той же фирме, так ведь?
– Он один из партнеров.
– Да, конечно. Но я и понятия не имела, что они с Луи знакомы!
– Они любовники, – сказал Карелла.
– Луи с Джессикой? Вы шутите! – Она улыбнулась. – Это же курам на смех!
– И тем не менее это так, – сказал Карелла.
– Ну, чего только не бывает на свете! – сказала Энн, покачав головой. – Луи и Джессика... О Господи!
– Мог ли кто-то из них знать, что вы уезжаете в Калифорнию?
– То есть Луи или Джессика?
– Да.
– Нет, конечно. Я с Луи несколько лет не виделась, а Джессика... Ну, вы должны понимать, что мы друг с другом в не слишком хороших отношениях.
– И вы утверждаете, что узнали о завещании только в понедельник утром, так? – уточнил Карелла.
– Да.
– Ваш муж вам о нем ни разу не говорил?
– Ни разу.
– Вам не кажется, что это немного странно?
– Джерри вообще был немного странный.
– Я хочу сказать, – пояснил Карелла, – странно, что человек не подумал обсудить свое завещание с женой.
– Ну, – возразила Энн, – мне кажется, что, если жена человека в этом завещании даже не упомянута, у него могут быть причины желать, чтобы она об этом не знала, не так ли?
– Как вы думаете, по какой причине ваш муж мог решить изменить завещание?
– Понятия не имею.
– Имел ли он основания подозревать, что вы подумываете о разводе?
– Не имел.
– Но вы же собирались попросить развода?
– Да, но я приняла это решение недавно.
– Но обдумывали вы его довольно давно, разве нет?
– Не так давно.
– А сколько времени?
– Точно сказать не могу.
– Но вы начали думать об этом раньше, чем месяц назад? До того, как ваш муж изменил завещание?
– До прошлого понедельника я вообще не знала, что он изменил завещание. А-а, понимаю! Вы думаете, что я начала задумываться о разводе из ребяческой обиды, после того как узнала, что он исключил меня из своего завещания? Ах, мистер Карелла, если бы в жизни все было так просто! Нет, я не знала о его новом завещании. Нет, оно не имеет никакого отношения к моему решению о разводе. Я просто устала. Устала утирать ему нос, поддерживать его самолюбие, его мужское «эго»... – Она покачала головой. – Я устала. На прошлой неделе, в Калифорнии, я окончательно осознала, что больше не могу. Я хотела вздохнуть наконец свободно. Я позвонила свекрови и сказала ей о том, что собираюсь сделать. И она дала мне свое благословение. Так что, понимаете ли, для меня на самом деле неважно, что я не получу этих двух миллионов. Два миллиона – это, конечно, очень хорошо. Но меня они не интересуют. Меня не интересует даже та сотня тысяч, которую я получу по страховке. Быть может, вам будет трудно это понять, но меня все это действительно не интересует. Я не испытываю гнева, вовсе нет. Только разочарование и печаль, как я уже говорила. Я служила ему почти пятнадцать лет – хорошо служила. Разочарование, печаль и – должна признаться – невероятное облегчение. Как хорошо будет снова ощутить себя живой! Вы просто представить себе не можете, как это хорошо.
