– Заметано. Еще по глоточку? – Пафнутьев открыл «Долгорукого» и вопросительно посмотрел на Сысцова. Тот не возражал, и Пафнутьев разлил остатки водки по пузатеньким рюмкам. – За победу! – Он поднял рюмку.
– Кого, над чем, над кем?
– Потом разберемся, за чью победу мы пили, Иван Иванович! – Пафнутьев выпил, прислушался к себе. Убедившись, что водка пошла по назначению, удовлетворенно кивнул и ловко подцепил вилкой полупрозрачный ломоть осетрины. – Значит, говорите, маленький, чернявенький? Шустренький и с пакетиком? – весело спросил Пафнутьев. И видя, что Сысцов не понял вопроса, добавил: – Ну, тот, который глаз в вашу контору принес.
– А, – протянул Сысцов. – Во всяком случае, так его обрисовала моя секретарша.
– Я могу с ней поговорить?
– Не хотелось бы, Павел Николаевич, не хотелось бы. – Сысцов, полуобернувшись к окну, некоторое время с явным удовольствием смотрел на потоки дождя по стеклу. – Уж больно нервная какая-то банда на меня наехала. Тот же самый Левтов... Он мог договариваться с людьми. И по-хорошему, и по-плохому... Ведь крутой бандюга был... А обернулось вон как! Поэтому прошу – не надо трогать мою секретаршу, она девушка впечатлительная... Если будут вопросы, передайте мне, я сам у нее уточню все, что вас заинтересует. То, что она запомнила, я передал – кудрявенький, чернявенький, одет во все темное...
– Одну минутку, Иван Иванович! Вы сделали важное уточнение... Он действительно кудрявенький? Или патлатенький? Или просто чернявенький? Он смуглый или загорелый? Вы меня понимаете?
– Наш он, Павел Николаевич, наш. Не с Кавказа.
– Ну что ж, пусть так.
– Секретарша у меня девочка не просто впечатлительная, а еще и наблюдательная. Другие в секретаршах не задерживаются.
– Значит, Левтов из крутых?
– Да, – помолчав, сказал Сысцов.
– Ручонки у него того...
– Замараны ручонки, Павел Николаевич.
– Авторитет?
– Да.
– Хорошо, наведу о нем справки... Хотя не знаю, зачем это, человека-то нет.
– Что вы думаете обо всем этом, Павел Николаевич?
– Что тут думать... Похоже, ребята работают давно, не меньше года, похоже, работают удачно, до сих пор все у них получалось, все стыковалось. Ведь Левтов не только вас опекал?
– Не только.
– Ребята решили выйти на новые круги, может быть, подумывают о том, чтобы прибрать к рукам город... Хотя у них вряд ли это получится, они просто не представляют, какой улей могут растревожить. Их поведение говорит о наглости и неопытности. Так нельзя. Так вести себя никому нельзя.
– А как мне вести себя?
– Спокойно. Мягко. Доброжелательно. Условие одно – вы должны иметь дело с первым человеком. Об этом повторяйте им постоянно. Захотят встретиться... Не отказывайтесь. Время, Иван Иванович, тяните время. Вдруг вам понадобилось куда-то съездить на несколько дней, потом оказалось, что здоровье забарахлило и надо показаться столичным врачам... И в то же время вы всегда на месте, всегда готовы разговаривать. Но! С первым человеком. Вы знаете правила игры, вы нисколько не удивлены их появлением, осталось только оговорить условия, сроки, характер услуг... Ведь они предлагают вам услуги, «крышу», другими словами. Насколько надежна их «крыша», насколько долговечна, не рухнет ли под напором неожиданного ветра... То есть вы оговариваете все это как с людьми серьезными и ответственными. Угроз, прямых, наглых угроз не приемлете, а договариваться – всегда пожалуйста.
– Я вот только сейчас подумал, – сказал Сысцов, поднимаясь, – с «крышей»-то оно спокойнее, а, Павел Николаевич?
– В понятие «крыши» входит и возможность ее уничтожения. В понятие «крыши» входит и возможность ее замены на другую, – жестковато произнес Пафнутьев и тоже поднялся. – В понятие «крыши» входит и то, что иногда она превращается в свою противоположность. Поэтому происшедшее неприятно, но... Так обычно и бывает.
– Может быть, может быть... Но в мою бытность первым все было куда надежнее, а, Павел Николаевич? – Сысцов улыбнулся, показав отлично сделанные зубы из белого фарфора. Поскольку зубов было много, все они ослепительно сверкали, то широкая улыбка Сысцова оказалась похожей на оскал, дружеский, не очень опасный, но все-таки оскал. – В мое время мы бы с такой бандой в сутки разобрались, а, Павел Николаевич?
– Кто же вам мешал оставаться первым? – наивно спросил Пафнутьев. – Напрасно вы покинули свой кабинет, Иван Иванович. Кстати, кто в нем сейчас сидит?
– Шелупонь! – резко ответил Сысцов.
– Мне кажется, что напрасно вы подпустили шелупонь к власти, ох напрасно. Вся шелупонь сидит не только в вашем кабинете, она заняла кабинеты и повыше... Напрасно.
– Против исторического процесса не попрешь, Павел Николаевич! – воскликнул Сысцов уже из прихожей.
– Почему? – удивился Пафнутьев. – Я же иду против исторического процесса. И ничего.
– Против какого процесса вы идете?
– Я имею в виду криминализацию всей страны, – простодушно улыбнулся Пафнутьев. – Новая власть плюс криминализация всей страны. Это и есть наш нынешний капитализм.
– С вами опасно разговаривать, Павел Николаевич.
– Но так было всегда.
– Признаю, я вас недооценил в свое время... – Сысцов развел руки в стороны, как бы признавая свою оплошность.
– А если бы оценили по достоинству?
– Павел Николаевич, вы не пожелали быть в моей команде, я предлагал.
– Ну, что ж, справедливость восторжествовала – теперь мы с вами в одной команде. Надеюсь.
– Я тоже на это надеюсь, Павел Николаевич. Не подведите меня, не засветите перед новыми ребятами. Это единственное, о чем прошу. А вся информация, которая у меня окажется... Она будет у вас на столе в тот же день. Это я обещаю.
– Заметано. – И Пафнутьев крепко пожал сухую, но сильную еще ладонь Сысцова. – Да! – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – А как же нам быть с глазом? Заберете с собой? Оставите?
– Он вам нужен?
– Отдам на экспертизу... Вдруг чего-то обнаружится.
– С одним условием... Вы не скажете, откуда он у вас, – сказал Сысцов и тут же смешался. – Простите, уж больно каким-то перепуганным я кажусь, наверное?
– С кем не бывает, – великодушно махнул рукой Пафнутьев. – Скажу, что нашел. Вы, Иван Иванович, потеряли, а я нашел. Годится?
– Сойдет. – И Сысцов вышел за дверь.
Подойдя к окну, Пафнутьев полюбопытствовал – куда же пойдет нарядный гость в такой дождь. Но, оказалось, все было предусмотрено – едва хлопнула дверь, едва Сысцов оказался под козырьком подъезда, из дальнего конца двора подъехала машина, и он легко скользнул в заботливо приоткрытую дверь. Машина тут же тронулась с места и, не задерживаясь, выехала со двора.
Когда Пафнутьев вошел на кухню, его встретил недоуменный взгляд Вики – в полной растерянности она стояла перед горой сверкающих фольгой и целлофаном пакетов.
– Паша, – сказала она, – тут на неделю деликатесов... Что с ними делать?
– Съедим. – Пафнутьев пожал плечами. – Не выбрасывать же.
– Он что, всегда вот так приходит?
– Школа Николая Ивановича Губы... Прекрасный был человек.
– Ты тоже у него учился?
– Да, – кивнул Пафнутьев. – Это единственная школа, где я был на хорошем счету.
* * *
Утро было прекрасным – свежим, искрящимся, прохладным. Редкие капли ночного дождя падали с чистой листвы, вымытые дождем машины сверкали лаком и стеклом, даже асфальт, серый выщербленный асфальт искрился на солнце и тоже, казалось, радовался утру.
Пафнутьев не стал вызывать машину и отправился в прокуратуру пешком – сунув руки в карманы брюк, распахнув пиджак и приспустив галстук. Он шагал легко и свободно, правда, карман пиджака слегка отдувался – туда он сунул баночку с глазом непутевого Левтова, который разжирел и обмяк настолько, что потерял бдительность и позволил каким-то озверевшим ублюдкам поступить с собой так жестоко.
Сказать, что Пафнутьев безраздельно наслаждался утром, так сказать было нельзя. Да, он видел и мокрый асфальт, и чистые машины, и свежую листву, роняющую последние капли ночной влаги, но мысли его были подозрительны и суровы. Вчерашний визит Сысцова нарушил, конечно, нарушил его планы и затеи. Поскольку речь шла о чем-то более существенном, нежели угнанная машина, похищенный сейф или сожженный киоск.
С одной стороны, разборки между бандами, между уже действующими отрядами и подросшими молодыми волками, не знающими ни жалости, не пощады, такие разборки происходили постоянно, значительно облегчая работу прокуратуры, милиции и судов. Да, расследование, установление вины, поимку, суд и приговор банды производили самостоятельно, не отягощая своими заботами государственные службы.
– Все это так, все это так, – бормотал Пафнутьев. Но дело в том, что, закончив выяснение отношений между собой, эти отчаянные ребята принимались за правопослушных граждан, охранять покой которых и был призван Пафнутьев.
Сысцов...
И до него, значит, добрались.
