Как следовало из дальнейшего содержания записки НД, Ковальский и Емёла, в то время когда я выходил из самолета в Праге, закончили обыск в комнате Трахта и в бывшем. номере Мингеля в отеле «Бристоль».
«Единственное, что мы еще не смогли отыскать, – это коллекцию „За лот“. Ты должен любой ценой добраться до Аля. Других возможностей предотвратить новое убийство нет», – подчеркивал в конце письма НД.
Меня воодушевило известие о том, что благодаря подслушанному разговору Мингеля и Трахта из тех марок, что пропали после убийства, удалось найти почти все.
Я срочно должен был заняться компанией мальчишек-перекупщиков и добраться до Генека.
Юзек, который был послан предостеречь Мингеля, видел Генека, говорившего с Трахтом. Значит, если Генек знал Трахта, он мог знать и Аля. Чтобы совершить еще одно убийство и грабеж, Мингель или Трахт должны связаться с Алем.
Адвокат Беранек был реабилитирован и находился вне подозрений. Он, покупая серию марок «Где моя родина», наверняка не знал об убийстве коллекционера.
Такова была ситуация, но, прежде чем пойти в свое управление и поговорить с Ковальским и Емёлой, я решил… допросить маму!
Другого человека, контакты которого с мальчишками-перекупщиками были бы столь же тесными, я не знал.
По дороге домой я па всякий случай купил цветы. Букет должен был облегчить установление взаимопонимания. Я рассчитывал, что мне удастся вымолить прощение за белые «Дилижансы».
Мама была не слишком любезна.
– Кажется, тебе нравится не ночевать дома? Тебя не было два дня, – заметила она. – Если совместное ведение хозяйства тебя не устраивает, то, пожалуйста, мы даже можем поделить горелки на газовой плите. Могу также купить кусок мела и обозначить в обеих комнатах границы наших интересов. За цветы благодарю. Они символичны, так как завяли и выглядят такими же замученными, как и ты!
«Уф-ф! – вздохнул я про себя. – О женщина, неужели разговаривать иначе ты уже не можешь?»
Чтобы чего-нибудь добиться, я решил быть любезным.
– Может быть, у тебя есть… новые классики, мама? Мама раздумывала: «Войти с ним по довольно-таки интересному вопросу в контакт или нет? Показать или нет?»
Победило первое.
– Если хочешь, могу тебе показать, – сказала она любезно.
Я подошел к столику.
– Вот «Ньюфаундленд» с моржом, вот «Фолклендские острова» с королевой Викторией, «Бразилия» с Дон-Педро, «Мексика» с императором Максимилианом… – листала мама страницы альбома, где у нее были размещены первые выпуски марок.
– У тебя это… тоже от перекупщиков?…
– Нет. После неприятности с «Дилижансами» я со спекулянтами дела не имею. На этот раз мои классики из солидных источников. Большую партию я приобрела совместно с симпатичной блондинкой из филателистического магазина. У серьезного коллекционера…
Она вынула из сумки лист бумаги и, водя по нему карандашом, рассказывала:
– «Барбадос», «Бермуды», «Тобаго», «Занзибар», «Тринидад» и другие мне пришлось уступить моей приятельнице, так как не хватило наличных денег. Но классики, которые ты сейчас смотришь, ведь хороши?
– Конечно. Позволь мне посмотреть по списку, что там вообще было?
– Пожалуйста!
Я взял лист и, усевшись в кресло, начал просматривать. Список ни в чем не сходился с тем, который был составлен четыре недели тому назад на вилле. Очевидно, убийца – Посол (я узнал его руку по характерному написанию цифр 4 и 7), – помимо того, что предлагал мне при встрече в «Бристоле», имел и менее ценные дублеты.
– Можно узнать, когда ты это купила, мама?
– Три дня назад…
Сделка была совершена до моего неудачного ужина в «Бристоле». Дальнейшие расспросы об атом были бессмысленны.
Пока мама по случаю «визита чужого мужчины» парила кофе, я раздумывал над тем, каким образом встретиться с «симпатичной блондинкой». Поскольку она была клиенткой Мингеля, то, может быть, она договорилась с ним о встрече и, возможно, вчера или сегодня уже встречалась.
– Я вижу, у тебя серьезные заботы? – сказала мама, принеся нам но чашке кофе. – А ты не думал о том, что коллекционирование тоже может отвлекать от забот и монотонности будней?
– Пожалуй, да… Кстати, спекулянт, который продал тебе в долг белый «Дилижанс», приходил за деньгами?
– Пока нет. Если явится, я отведу его к майору Ковальскому. Я со своей стороны считаю дело законченным.
– Интересно… Как звали этого спекулянта?
– Как? Не знаю. Официантки в «Золушке» называли его Генеком. А почему, разреши спросить, тебя интересует этот Генек? Может быть, он тоже замешан в убийстве?
– Постольку поскольку.
– Очевидно, так же, как доктор Кригер или я! – скептически усмехнулась мама.
Меня интересовал Генек.
Этот клубок так и не был до конца распутай. Емёла и Ковальский теперь были прикреплены к моему делу. А дело о белых «Дилижансах», которыми торговал Генек, было прекращено…
Я решил, что сначала спрошу о Генеке в кафе «Золушка».
Мама не проявляла охоты к дальнейшим излияниям. Поэтому я допил кофе и, попрощавшись, направился в «Золушку».
Но прежде следовало узнать, что успели выяснить о Генеке Ковальский и Емёла. Поскольку Генек распространял белые «Дилижансы» и продал их даже моей маме, но исключено, что он занимается и другими делами.
Я зашел в телефонную будку и позвонил к себе в кабинет.
Через минуту отозвался Емёла:
– Понимаешь, в комнате Трахта я не мог заснуть. Во-первых, потому, что на новом месте. Во-вторых, жилище Трахта так – пардон, мне пришлось почесаться – заселено блохами, что я попрошу обсыпать меня снизу доверху ДДТ… Так вот, в первый раз я поступил как новичок, не проверив при обыске матраца. Когда ты позвонил и через комиссариат передал мне информацию о разговоре в «зиме», я уже ничего не говорил, но половина работы была сделана. Я вернулся с товаром, когда ты летел в Прагу… И даже хватило времени зайти к Генеку. Как явствует из блокнота, который я нашел в комнате Трахта, у Генека с Трахтом были общие интересы. Это любопытный парень… Как сказали официантки в «Золушке», его называли то Генеком, то Фуником, и вообще трудно во всем разобраться. Как только где-то что-то натворит – берет новое имя. Теперь, кажется, его зовут Алем…
– Как?! – заорал я в трубку.
– Ну, ясно ведь тебе говорю: Аль. Это якобы сокращение от Аль Капоне, понимаешь?
– Ты сказал об этом НД?
– Нет. Он меня не спрашивал…
Подвела координация! Откуда Емёла мог знать, что мы теперь ищем Аля?
– Говори, где Аль?
– Насыпь ему соли на хвост! Я бы поймал его уже неделю назад, если бы не осложнение с твоей уважаемой мамой! Потом полковник прикомандировал нас с Ковальским к тебе. Генек, он же Аль, уже несколько дней был настороже. И когда, найдя его адрес, мы вчера пошли туда, его уже и след простыл. Его мать, языкастая баба, каких свет не видывал, сказала, что он взял какие-то книжки и марки, уехал на велосипеде и не известно, когда вернется… Кажется, что-то его тревожило. Вчера утром какой-то паренек принес ему письмо. После этого Генек, он же Аль, смылся… Письмо это у меня. Только его сам черт не разогрет. Это, наверно, шифр. Полковник тоже эту записку вчера видел…
– Как это полковник? – прервал я его. – Ведь его нет в Варшаве?
– Да, сейчас в Варшаве его нет. Но вчера он забежал на несколько минут н спросил, что нового…
– Значит, ему известно, что Мингель убежал?
– Да… Он даже переписал содержание записки… Я прервал разговор. Видимо, Кристина не знала о беседе Емёльг с драгоценным шефом. Не знал об этом и НД.
Когда я вбежал в свои кабинет, Емёла рассматривал марки, обнаруженные в комнате Трахта во время обыска. Ковальский помогал ему записывать номера марок но каталогу. Марки, найденные в номере Посла в «Бристоле», ждали своей очереди.
– Присмотрись хорошенько, Глеб. Такое можно увидеть только раз в жизни! – сказал Емёла, увидев меня. – Вот это и есть знаменитая марка «Десять краковских крон!»
– Вот это «Батон-Руж» номер один, «Миллбери», «Цюрих» номер один и два… – пробовал объяснять Ковальский.
Они были как помешанные.
Я не мог позволить себе рассматривать марки. То, что Генек, он же Аль, получил во время моего отсутствия послание и тут же выехал, могло, вернее, должно было свидетельствовать о том, что шайка изменила срок планируемого убийства.
Мы знали, что они его готовят. Отсутствие Аля говорило о том, что это может произойти ближайшей ночью! Мы не знали только – где?
Мингель н Трахт вернулись в город, это было установлено, но разыскивать их в многолюдной Варшаве было бессмысленно.
– Где письмо? – взорвался я, даже не взглянув на «Десять краковских крон».
– Какое? – спросил Ковальский. – Есть семь писем с первой «Саксонией» на конвертах.
– То, что получил Аль! – заорал я на весь кабинет.
– А-а! Так ты разоряешься из-за этой шифрованной записки? И обязательно надо орать?! – Емёла почесал за ухом. – Где тут она… была… – Он полез в один, затем в другой карман.
