– То есть?
– Тебе не понять, у тебя сердце очень нежное. А у меня – деревянное. Сколько ни стучи – одни глухие звуки. Да, мы спали вместе. Но это – все.
– Ничего себе! А что еще должно быть?
– Перестань, Коротков. Неужели ты думаешь, что я должна влюбляться в каждого, кто переспит со мной из спортивного интереса?
– Но ведь не только он с тобой переспал, но и ты с ним. Тоже из интереса?
– Тебе это так важно? Сахар мне не клади.
– Важно. Я в себе пытаюсь разобраться. Не сердись, Ася. Поговори со мной об этом, пожалуйста.
– В таком случае давай будем говорить о тебе.
Но поговорить им не удалось. Снова позвонил Гордеев.
– Анастасия, тебя предупредили, что вся квартира нашпигована микрофонами?
– Нет. Зачем?
– Затем, чтобы не нестись, ломая ноги, задерживать каждого, кто порог переступит. Может, тебя сначала проверять будут. Поняла?
– Да.
Настя не торопясь допила чай, поставила чашку на блюдце, громко и отчетливо произнесла:
– Спасибо вам, товарищи, за благородство. Обещаю больше вас не смущать.
– Ты что? – удивился Коротков. – Крыша поехала?
Настя расхохоталась.
– Они нас слушают. Ты представляешь? Тут же Колобку донесли про наши альковные разговоры. А я его старым болтуном и сплетником обозвала! Вообще-то зря он меня предупредил. Теперь за каждым словом придется следить.
– Ерунда. Он прав, так лучше для дела.
– Для какого дела? Если Галл явится меня убивать, он устных комментариев давать не будет. Молча сделает свое дело и уйдет.
– Молчание – тоже сигнал. Не считай всех дураками.
– Я не считаю. – Настя вдруг всхлипнула. – Я боюсь, Юрка, я смертельно боюсь. Господи, если бы ты только знал, как мне страшно.
Ночь они провели без сна, прислушиваясь к звукам на лестнице, вздрагивая каждый раз, когда начинал гудеть лифт. Утром Коротков ушел. В течение дня никто не звонил в квартиру, никто не пытался выяснить у жильцов, где живет Лариса Лебедева. Настя вышла в магазин, купила молока и хлеба и сразу вернулась. Гордеев строго-настрого приказал как можно меньше бывать на улице – кто знает, какой несчастный случай придумает убийца. Квартиру они подстраховали крепко, но обеспечить Настину безопасность на улице у них не хватало возможностей. Когда Настя вернулась из магазина, Гордееву сообщили, что «хвоста» за ней нет.
Никто не появился ни в этот день, ни на следующий. Галл не проявлял интереса к шантажистке. Операция оказалась под угрозой срыва. Похоже было, что «в цвет» они не попали.
* * *
Галл был достаточно сообразителен, чтобы понять, что номер телефона, по которому он звонил заказчику, не был ни его домашним, ни служебным. Он зашел в два-три магазина около дома Павлова и убедился, что это совсем другая АТС. На какие цифры начинаются телефоны в Министерстве внутренних дел, он знал и без того.
Галл позвонил, услышал автоответчик, коротко произнес:
– Я буду звонить в 22.15, – и повесил трубку.
Дальнейшее было делом техники – отследить заказчика с места работы до дома и квартиры, где установлен телефон. С этим Галл справился легко. Павлов позвонил в дверь, а не открыл ее своим ключом, и это вселило в убийцу уверенность, что он действует правильно. Ровно в 22.15 он позвонил из ближайшего автомата, сообщил, что все готово, договорился о передаче задатка, дождался, когда Павлов уйдет. Внимательно огляделся вокруг. Дом, куда он собирался зайти, стоял прямо на Садовом кольце, возле Курского вокзала. Шумное место, и в квартире наверняка тоже нет тишины. Что ж, тем лучше.
Галл бесшумно поднялся по лестнице, он терпеть не мог в ответственные моменты пользоваться лифтами: вдруг застрянет, и это нарушит все его планы. Он постоял перед дверью, еще немного подумал, потом решительно нажал кнопку звонка.
– Кто там? – почти сразу же откликнулся голос из-за двери. По-видимому, хозяин еще не ложился.
– Я от полковника Павлова.
– Что вы хотите?
Голос хозяина был с легким кавказским акцентом. «Видно, это и есть Ариф», – подумал Галл.
– Откройте, пожалуйста. Мой голос есть у вас на автоответчике, вы можете проверить. В 22.15 я разговаривал с полковником. Он дал мне ваш адрес и просил обговорить кое-какие детали.
– Подождите.
Шаги хозяина удалились от двери. Через некоторое время щелкнул замок. Молниеносным движением Галл втолкнул Арифа в прихожую и захлопнул дверь. Тот опомниться не успел, как одна рука гостя оказалась у него на горле, другая крепко держала его сзади за волосы.
– Ты – Ариф?
– Да, – выдавил он.
– Знаешь, кто я такой?
– Да.
– Тем лучше. Рассказывай, быстро.
– Что рассказывать? – прохрипел Ариф.
– В какую игру играет твой полковник? Я тебя пока так подержу, но могу и больно сделать. Хочешь, чтобы было больно?
– Отпустите меня, я же задыхаюсь…
– Потерпишь. Ну?
– Я ничего не знаю. Отпустите.
– Слушай меня внимательно, Ариф. Ты знаешь, кто я такой. Поэтому у нас с тобой два варианта. Или ты умрешь прямо сейчас, или я избавлю тебя от полковника, а ты за это поможешь мне исчезнуть. Уедем туда, где война, у тебя там наверняка друзья есть или родственники. Там нас не найдут. Будешь говорить?
– Буду, только отпустите.
– Нет. Говори.
Ариф Муртазов хотел жить. И приходилось выбирать – жить ему в спокойной Москве, но рядом с Павловым, или в воюющем Карабахе, но без него. Павлов становился для Арифа с каждым днем все обременительнее и опаснее, он требовал все больше денег, а теперь затевал уже второе убийство, и Арифу это совсем не нравилось. В последние два дня он много думал об этом. Его дело – бизнес, в прошлом незаконный, в нынешнее время вполне легальный, но именно бизнес, а не «мокрые» дела. Связываться с убийствами он не хотел категорически.
Великий грех – жадность, часто думал Ариф. Павлов пожалел денег, обманул девочку – и вот какие теперь из-за этого неприятности. Разве несчастные десять тысяч стоят того? И он, Ариф, поддался этому непростительному греху, обрадовался, когда Павлов сказал ему, что за прекращение уголовного дела не обязательно платить деньгами, а можно отслужить верой и правдой, расплатиться преданностью и взаимовыручкой, а деньги – что ж, они всегда деньги, если понадобится – заплатит потом. Сколько уже Павлов из него высосал? На десяток уголовных дел хватило бы, не то что на одно. И гоняет его, как мальчика на побегушках.
Ариф, собственно говоря, уже принял решение, остался лишь последний шаг. Он не сомневался, что гость выполнит свою угрозу, но тогда он не доберется до Павлова, даже если все ему рассказать. Смерть Арифа, даже случайная, будет Павлову сигналом об опасности, и он сразу же примет меры. Значит, есть шанс остаться в живых, по крайней мере пока.
И Ариф выложил все: про диссертацию, про Филатову, про Энск, про карточки.
– Зачем нужно убирать журналистку?
– Она что-то знает. Она его шантажирует рукописью.
– Рукопись – не признание в убийстве. Что конкретно она знает? Почему твой полковник ее боится?
– Я не знаю. Правда, не знаю. Он думает, что она знает все.
– А что думаешь ты? Насколько она опасна?
– Клянусь, не знаю больше ничего! Он мне не рассказывает. Дает поручения – я выполняю. Я у него в долгу.
– Мы все друг у друга в долгу. Он тебя от одного срока спас, а под другой подставил. За соучастие в двух убийствах дадут больше, чем за твое вонючее золото. Согласен?
– Да. Отпустите меня.
– Рано. Ты еще не все сказал. Какие поручения он тебе давал после убийства Филатовой?
– На похороны сходить, послушать, что говорят.
– Еще что?
– Сведения о Филатовой собрать.
– До убийства?
– И до, и после, когда уже дело возбудили.
– Зачем?
– Хотел ее давним любовником прикинуться.
– Получилось?
– Да.
– Что еще?
– За бабой из уголовки последить. На всякий случай.
– Что за баба?
– Каменская Анастасия Павловна. Про нее говорят, что хваткая очень, хорошо соображает. Павлов ее боялся, хотел выяснить, нельзя ли ее на чем-нибудь зацепить.
– Зацепили?
– Она в отпуск уехала.
– Выходит, ничего не нашла. Если бы заподозрила что-нибудь, не уехала бы.
– Мы тоже так решили.
– Но она как уехала, так и вернется. Как раз ко второму убийству поспеет. Об этом вы подумали?
– Нет. Тогда шантажистки не было. Мы думали, она обычная журналистка.
– Ладно. Так что эта Каменская?
– Ничего особенного. Обыкновенная, незаметная. Ни кожи ни рожи. С мужиками не путается. На такую никто не позарится.
– Замужем?
– Нет, и не была. Детей нет. Живет одна.
– Выгодная невеста, – хмыкнул Галл. – Еще раз повтори, почему Павлов ее боялся.
– У него на Петровке свои люди есть, они рассказывали, что она – уникум, распутывает самые хитрые дела.
