Гунарстранна вздохнул:
— Если Ингрид, как ты говоришь, сообщница и впустила в дом убийцу, зачем она рассказала о снеге на полу? Если она впустила его, почему не промолчала о лужах? Ведь лужи в спальне означают, что в дом действительно кто-то входил.
— А если она проснулась, охваченная страхом, и позвонила Карстену, а потом к ней неожиданно заявился убийца…
— Тогда она — не сообщница, — сказал Гунарстранна.
— Да, но, если все было именно так, значит, она нарочно придумала рассказ о лужах на полу. Для отвода глаз! Снег должен навести нас на мысль, что еще до того, как она проснулась, в дом явился посторонний. А ведь на самом деле посторонний пришел уже послеее звонка Карстену!
— Конечно, такое возможно…
— А может, Стрёмстед пришил старика без ее ведома, — продолжал Фрёлик, все больше возбуждаясь. — Допустим, Стрёмстед убивает Рейдара. Потом забирает у убитого ключи, поднимается на второй этаж, будит ее, рассказывает, что он сделал, и…
— Два довода против, — перебил его Гунарстранна.
Фрёлик тяжело дышал.
— Во-первых, Стрёмстед сразу же рассказал тебе о звонке Рейдара посреди их любовных утех. А ведь признаваться ему было совсем не обязательно! Рассказав о звонке Рейдара, он преподносит нам на блюдечке мотив для убийства. Возможно, его признание свидетельствует о том, что ему нечего скрывать. Во-вторых… — Гунарстранна вдруг замолчал.
Фрёлик терпеливо ждал.
— Остается еще вопрос с витриной и надписью на теле покойника.
— Кто бы ни убил Рейдара, этот вопрос так и останется головоломкой, — ответил Фрёлик, с раздражением отметая доводы коллеги.
— Ну да, наверное, — согласился Гунарстранна. — И все-таки мне кажется, что убийца поступил так неспроста. В его действиях прослеживается какая-то логика… Кроме того, наши голубки, как выяснилось, не были до конца откровенны друг с другом. У танцора имеется сожитель-гомосексуалист. Судя по всему, Ингрид Есперсен не знала об этой связи. — Гунарстранна изобразил указательными пальцами знак кавычек. — Видел бы ты, как она вылетела из кафе! Сцена, достойная «Оскара»… Да еще поскользнулась и плюхнулась лицом в снег у меня на глазах.
— А ведь она хорошо владеет своим телом…
— Наверное. И все-таки не верится, что она не знала об ориентации Стрёмстеда. Я ни разу не встречал женщины, которая не раскусила бы гея с первого взгляда. М-да, ну и вляпалась же она, нечего сказать! Три года встречалась с ним в квартире его сожителя! По-моему, она должна была догадываться о том, что он гомосексуалист.
— Он бисексуал, а не гомосексуалист.
— Иттерьерде уверяет, что он сразу все понял, когда увидел, как наш красавчик виляет задом. Совсем как олимпийский чемпион по спортивной ходьбе!
Фрёлик удивленно поднял брови:
— Только не говори, что я не умею отличать гомо — и гетеросексуалов! Особенно если они не чемпионы по спортивной ходьбе. Я бы ни за что не заподозрил в Стрёмстеде бисексуала.
— Но ведь ты не женщина!
— А ты?
— Ну…
Фрёлик ухмыльнулся.
Гунарстранна поспешил сменить тему:
— Ладно, хватит! По-моему, она знала! Возможно, Ингрид действительно замешана в убийстве, но пока мне кажется, что неразумно складывать все яйца в одну корзину. К тому же, учитывая, что Стрёмстед живет с мужчиной, вряд ли он убил Есперсена из-за нее.
— Ну и что теперь?
— Как всегда, нам придется выяснить, кто что делал и когда, — устало ответил Гунарстранна. Он полистал стопку документов. — Придется побеседовать с этим его партнером и выяснить, может ли он подтвердить его алиби. Но сначала пусть вдова подпишет новый протокол. Интересно, приедет ли она? — Он вытащил еще один документ из стопки. — Пришел отчет из экспертно-криминалистической лаборатории. На обоих бокалах для хереса, обнаруженных мною в Энсьё, есть отпечатки пальцев. Один комплект принадлежит Рейдару. Второй — другому человеку.
— Как по-твоему, кто к нему приходил?
Гунарстранна широко улыбнулся:
— Здесь можно только гадать, но мне кажется, что к нему приходила женщина. Причем не его жена!
Гунарстранна решил пойти через центр. Он немного полюбовался на детей, катавшихся на открытом катке в парке Спикерсуппа. Громко играла музыка диско. Прожектор заливал каток резким белым светом, отчего каток превращался в декорацию для киносъемки; коньки чиркали по льду, взметая тонкую ледяную стружку, похожую на сахарную пудру. Две блондинки лет двадцати с небольшим не спеша катались кругами. Время от времени они осторожно делали пируэты и хихикали, радуясь, что очутились в центре всеобщего внимания.
Гунарстранна пошел дальше по оживленной улице Лилле Гренсен, повернул на Акергата и, перейдя площадь перед зданием парламента, зашел в кафе «Юстисен». Там он не спеша выпил чашку кофе, прочел два таблоида и послушал глубокомысленные разговоры завсегдатаев. За столик у окна, крякнув, сел какой-то бродяга. Судя по всему, недавно он побывал в ночлежке Армии спасения, где его помыли, постригли и приодели. Очень хорошенькая официантка принесла бродяге пиво, картошку и яичницу.
— Роджер, ты руки помыл? — сурово, по-матерински спросила она.
— Я чист, как филадельфийский пятидесятник, — вздохнул в ответ Роджер и набросился на еду и пиво.
Гунарстранна вышел улыбаясь. На улице уже темнело; он зашагал по Стургата к трамвайной остановке. Он собирался навестить Гро Хеге Вюллер.
Когда он представился ей в домофоне, она ответила не сразу. В конце концов запирающий механизм зажужжал, и он вошел. Поднимаясь по лестнице, Гунарстранна нечаянно лягнул металлические перила — они глухо зазвенели. Ему показалось, что хозяйка совсем не удивилась его приходу.
— Так и думала, что вы вернетесь, — сказала она, пропуская его в прихожую.
Гунарстранна вошел и огляделся. Гро Хеге Вюллер снимала однокомнатную квартиру; судя по всему, ее сдавали молодым людям, которые находились в стесненных обстоятельствах. Прежде просторные апартаменты поделили на несколько квартир похуже. Во всяком случае, жилье, которое предоставили Гро Хеге Вюллер, раньше было людской или кладовкой. Комнату примерно в тридцать квадратных метров с высоким потолком превратили в двухъярусное жилье. Второй ярус состоял из антресолей, где Гро Хеге устроила спальню. Над зоной отдыха, состоящей из дивана и кресла, она повесила какие-то красные тряпки. За ними на антресолях виднелись подушки и одеяла. На батарее под окном сохли три пары трусиков и черные колготки.
Она стояла у двери и мерила его оценивающим взглядом. Сегодня она была в линялых джинсах в обтяжку. Джинсы с низкой талией открывали глубокий пупок, украшенный пирсингом — жемчужиной в серебряной оправе.
Инспектор Гунарстранна сел в кресло, не дожидаясь приглашения. На столе стоял переносной телевизор диагональю десять дюймов с выдвижной антенной.
— Когда вы в последний раз видели Рейдара Фольке-Есперсена? — тихо спросил он.
— Накануне его смерти.
— В четверг или в пятницу?
— В пятницу, тринадцатого января.
Они посмотрели друг другу в глаза. Так как Гро Хеге не отвела взгляда, Гунарстранна воздержался от замечаний по поводу ее ответа.
— Какова была цель вашей встречи?
— Работа.
— Вы работали на него раньше?
— Да.
— В офисе?
— Нет.
Гунарстранна ждал.
— Мы с ним встречались раз в месяц. Как правило, о времени договаривались заранее, — продолжала Гро Хеге, опускаясь на диван под низкими антресолями. — Я приезжала в Энсьё, на улице Бертрана Нарвесена. — Она поджала под себя ногу.
— Вы оба пили херес, — заметил Гунарстранна.
— Да. Я пила херес и слушала Шуберта.
— В этом и заключалась ваша работа?
— Она стоила две тысячи крон. Часовой ангажемент. — Гро Хеге картинно взмахнула рукой и закатила глаза. — Как вы, наверное, понимаете, мне нужны деньги.
— Вы занимаетесь проституцией?
Она вздохнула и с серьезным видом покачала головой. Видимо, его вопрос она сочла дурацким.
— Нет, проституцией я не занимаюсь. Такое мне и в голову не приходило!
— Исполняете стриптиз?
Гро Хеге наградила инспектора презрительным взглядом и опять покачала головой:
— Неужели я выгляжу такой дешевкой?
Вместо ответа, Гунарстранна спросил:
— Ну а чем же вы занимаетесь?
