– Не понял…
– Купите ботинки. Без хороших ботинок теперь нельзя. Придется много ходить. Из кабинета в кабинет, с этажа на этаж. От маленького начальника к большому. И так – изо дня в день, из недели в неделю. И в каждом кабинете вы будете надолго застревать и объяснять, на каком основании творите беззаконие. Задерживаете людей, учиняете форменный произвол… Хотели испортить жизнь мне, а выйдет наоборот. С Тостом вы ухи не сварите, а других свидетелей нет.
– Найдем, – пообещал Девяткин.
– Не тешьте себя пустыми надеждами. Верните мне документы, билет и проводите до вагона. Можете не извиняться. Извинения не принимаются.
– Ваш поезд уже ушел.
– Ладно, куплю другой билет. И уеду от вас, от всей московской полиции, которая меня так настойчиво опекает. И днем, и ночью. Кажется, я заслужил отдых.
Почему-то именно последние слова задели Девяткина за живое. Он тоже заслужил отдых, но последний раз был в отпуске полтора года назад, зимой. Отдыхал по казенной путевке в подмосковном санатории, где отвратительно кормили, а в номерах стояла температура, близкая к минусовой. Чтобы как-то скрасить быт и согреть холодную кровать, приходилось пить водку и заводить легкомысленные знакомства. Девяткин сбежал оттуда на десятый день: боялся, что заработает воспаление легких и белую горячку. А сегодняшний отгул полетел к черту из-за того, что у Рогова от страха сердце прихватило.
– Послушайте, Рогов, – процедил он сквозь зубы, – скоро от вашей спеси пустого места не останется. У меня на руках неоспоримые доказательства вашей вины. Так вот, недавно Тост и Шатун принимали участие в убийстве иностранца. И действовали они по вашему указанию. Наверняка Шатун пересказал ту сцену в подробностях и помянул человека, который подходил стрельнуть сигаретку.
– Глупость какая!
– Дослушайте. Вы думали, что шансов найти этого свидетеля – нет. Но он сам нашелся. Старый моряк в тот вечер испугался людей с оружием, спрятался в камышах и видел сцену расправы, от начала до конца. А потом запомнил номера машин, на которых уехали убийцы. Неделю он ходил сам не свой, не знал, что делать. Боялся не за себя, а за жизнь дочери и внуков. Боялся, что убийцы откупятся от ментов, явятся к нему в гости и устроят кровавую баню. Но на вторую неделю он надел военный мундир, повесил на грудь все награды и приехал по известному адресу: Петровка, 38. Потому что моряки не боятся такую шваль, как ты, усек? Ну, что теперь скажешь?
– Туфта и пустой треп. – Голос Рогова звучал не слишком уверенно.
– Ошибаешься. Теперь Шатун и Тост сдадут тебя со всеми потрохами, лишь бы им тюремный срок скостили.
Тут в дежурке появился врач «Скорой помощи», мужчина лет пятидесяти в белом халате, и фельдшер, двухметровый крепкий мужик в спортивном свитере. Последний нес чемодан с аппаратурой и разборные носилки. Сотрудников, не занятых на дежурстве, вежливо попросили выйти, потому что в комнате и так повернуться негде. Через четверть часа в коридоре появился врач. Он пожал руку Девяткину и сказал, что больной, в общем и целом, чувствует себя удовлетворительно, но у него сердечная аритмия, скачет давление и жалоба на колики в почках. Кажется, ничего не угрожает жизни, но…
– Но больной мне не нравится, – добавил врач. – То есть я не понимаю, откуда эта аритмия в сочетании с высоким давлением. К тому же развивается отечность ног, плюс почечная колика. Я не могу поставить диагноз в этих условиях. Нужно в стационаре повертеть его, посмотреть. Если полиция хочет отправить его прямиком в тюрьму, это ваша ответственность. Не моя.
– С тюрьмой успеется, – ответил Девяткин.
Врач ушел звонить на подстанцию «Скорой помощи», а Девяткин, подозвав капитана Боброва и еще одного опера, коротко объяснил задачу: до вечера неотлучно находиться при Рогове, оружие держать наготове. В семь вечера прибудет смена.
Девяткин нашел вокзальный буфет, взял чашку кофе с молоком и три бутерброда. Он доедал последний бутерброд, когда зазвонил мобильный телефон. Голос дежурного офицера показался знакомым. Это был Егор Логинов, опытный оперативник из группы наружного наблюдения за офисом «Васты».
– Только что пропал Александр Шатун, – сообщил Логинов. – Как сквозь землю провалился.
– Ясно. А хорошие новости у тебя есть? – спросил Девяткин и, услышав ответ, приказал: – Тогда рассказывай плохие.
– Шатун вышел из офиса через полчаса после отъезда своего начальника. Сел в старую «Ауди», зарегистрированную на «Васту», поболтался по городу и остановился во внутреннем дворе старого дома в Ткацком переулке. Он видел, что мы сидим у него на хвосте, но не предпринял попыток оторваться. Только когда выходил из машины, вдруг остановился и помахал нам рукой.
– Кто проживает по этому адресу?
– Его любовница Тамара Фомина, двадцать восемь лет. Шатун вошел в подъезд. Через пять минут я на всякий случай позвонил Фоминой, но трубку никто не снял. Тогда я направил человека в квартиру, дверь не открыли, а соседка сказала, что Фомина с утра на работе.
– Излагай короче. Он ушел через проходной подъезд? И даже не оставил вам на память визитной карточки?
– Так точно.
– А ты говоришь, что нет добрых новостей… Шатун оторвался от слежки. Это какая новость? Ну, если подумать? Он что-то решил для себя, что-то задумал и хочет побыть в одиночестве, чтобы свою задумку выполнить. А это уже хорошо. Пусть действует, мы прихватим его позже.
– Нам продолжать наблюдение за подъездом?
– На Ткацкой улице Шатун больше не появится. Подозреваю, что и с женщиной он закрутил роман, потому что она живет в проходном подъезде. Очень удобно. Заходишь в подъезд со стороны двора, а выходишь уже на улицу. Завидую я Шатуну. Лично у меня не было близких отношений с женщиной, которая жила в проходном подъезде.
– От кого вам бегать? Вы же майор полиции.
– Как от кого бегать? – удивился Девяткин. – От злой судьбы, от кого же еще? Впрочем, от нее не убежишь, можно не стараться…
Он вышел из здания вокзала, нашел на стоянке машину и сел за руль. Мобильный зазвонил, как всегда, не вовремя.
– Это капитан Бобров. Звоню из Лефортовского судебного морга.
– Ты ждешь наводящих вопросов? Почему ты в морге, а не в больнице?
Выруливая со стоянки, забитой машинами, Девяткин чуть не врезался в «БМВ» какого-то бритого парня с бычьей шеей, опутанной золотой цепью. Мордоворот показал Девяткину кулак. Юрий Иванович хотел показать удостоверение сотрудника МУРа, но оппонент, подав машину задом, пропал из вида.
– Полчаса назад Стас Рогов умер в машине «Скорой помощи». Он лежал на носилках, закрыв глаза, будто уснул. Потом вдруг зашевелился, сказал, что у него мерзнут ноги. Сильно мерзнут. Я накрыл его шерстяным одеялом, тогда он сказал, что теперь совсем ног не чувствует, как-то сразу побледнел, рот открылся, а дыхание прекратилось. Врач бился с ним минут десять.
– Господи, этот Рогов только недавно передвигался на своих ногах и обещал устроить мне серьезные неприятности! Что сказал врач?
– Похоже на обширный инфаркт, – ответил Бобров. – Я приказал «Скорой» ехать в Лефортово. Связался с судебным экспертом. Вскрытие назначили на завтра, на вечер.
– А раньше нельзя?
– Тут очередь, – ответил Бобров. – Хорошо еще, если завтра успеют.
Около получаса Шатун тащился на стареньком «Фольксвагене» по грунтовой дороге, раскисшей от дождя. Он миновал рощицу, проехал вдоль единственной в деревне улицы в два десятка домов. Названия у улицы не было, деревня тоже оставалась безымянной, ее невозможно отыскать даже в дорожных картах. Дождь, моросивший с утра, не хотел останавливаться.
Шатун слушал музыку и думал о том, что сейчас в его жизни продолжается черная полоса, но скоро она кончится. Солнце засияет, а синее море, на берегу которого Шатун будет валяться пару недель, окажется теплым и ласковым, как любимая женщина. Возможно, он будет лежать на том самом пляже, где планировал отдохнуть Рогов, занимать шезлонг своего бывшего друга. Почему бы и нет? А пока надо разгрести это проклятое дерьмо, доделать все дела.
У него семь иностранных паспортов, все настоящие, на разные имена. Можно воспользоваться паспортом грека Андроса Итракиса, который четыре года назад приехал в Россию делать бизнес. С местными компаньонами возникли небольшие финансовые разногласия, и теперь останки Андроса покоятся в придорожной канаве у деревни Огни. От грека мало что осталось, а вот его паспорт до сих пор служит хорошему человеку.
Шатун наклонился вперед, вытащил из ящика для перчаток «браунинг» девятого калибра. Пистолет слишком большой, не предназначен для скрытного ношения, его трудно спрятать даже под плащом. Но Шатуна никто обыскивать не станет. Два парня, с которыми он увидится через пару минут, – давние знакомые.
