— Нет, Алекс. Она поклялась мне, что бросила свое ремесло. И я ей поверил.
Сетовать на человеческую глупость было бесполезно. Стэн не стал бы меня слушать, даже если бы мы с ним разговаривали лицом к лицу. Да проще получить удар молнии, чем встретить бывшую проститутку.
— И что же случилось? Ее выгнали, потому что по ночам она приводила клиентов, пока добропорядочные налогоплательщики оплачивали ее счета?
— Ну, управляющий поймал ее вместе с парнем, они пришли около двух ночи. Он знал, что она сотрудничает с полицией, поэтому просто остановил их на входе и не пустил мужика, но ей разрешил вернуться в номер. Видишь ли, управляющий мне и позвонил. Сразу после того, как она ушла.
— Пока еще рано паниковать. Может, она просто решила заработать несколько лишних баксов, прежде чем вернется к своим, деревенским.
— Управляющему так не показалось. Она сбежала. А больше всего его расстроило, что она прихватила из номера все, что смогла унести. Конечно, практически все, чем можно поживиться, прибито гвоздями, но все равно... она унесла подушки, простыни, одеяла и полотенца, — Стэн сорвался на крик. — Даже Библию прихватила!
Я рассмеялась. Маккинни ему голову оторвет. Это будет последний свидетель, которого мы поселили в «Нью-Йорк», одну из немногих гостиниц на Манхэттене, которую офис окружного прокурора был в состоянии оплачивать.
— Я не знаю, посылать ли полицейских по ее следу. Присяжные возненавидят ее, когда всплывет эта история.
— Тогда ты достанешь свою Библию, Стэн. Зачитай им пару цитат. «Кто сам не без греха?» Пусть не пытаются переделать ее. Пусть она остается собой, даже если она и проститутка. Если я правильно помню, у тебя была куча всяких медицинских доказательств, на которых ты строил обвинение. Напирай на уязвимость потерпевшей, изобрази обвиняемого в черных красках.
— Но как я ее найду? Судебный пристав придет не раньше половины десятого.
— Позвони в участок в том районе. Пусть займутся делом, пока не закончилась их смена. Дай им описание, может, патрульные засекут ее во время дежурства, — парни из полиции нравов, следившие за проститутками, не уходили с дежурства раньше восьми утра. — А главное, перестань паниковать. Тебе придется просить судью перенести слушание на несколько часов, если она не объявится этим утром, но это еще не конец света. Ты не справишься с ситуацией, если будешь так нервничать.
— Спасибо, Алекс. Я перезвоню тебе позже.
Я разбирала корреспонденцию до прихода Лоры, затем продиктовала ей несколько писем, с которыми надо было разобраться до понедельника. В половине десятого она напомнила, что мне надо идти в судебное крыло, где Гейл Марино выступала на заключительном заседании по делу о серийном насильнике, председательствовал судья Торрес.
Я тихонько устроилась в кресле в первом ряду большого зала, Гейл как раз обращалась к присяжным. И хотя судье было прекрасно известно криминальное прошлое Джонни Роваро, Гейл снова перечислила основные вехи его преступной деятельности, чтобы поддержать тот суровый приговор, которого добивалась. Она напомнила Торресу, что восемь лет назад Роваро уже обвинялся в подобном преступлении и лечился в тюремной клинике для сексуальных преступников. После условно-досрочного освобождения он вернулся домой в Бруклин. Его выпустили при условии, что он будет посещать профилактические занятия в терапевтическом центре в Гринвич-Виллидж.
Через три месяца после его освобождения покой мирного района — всего в нескольких кварталах от терапевтического центра — был нарушен серией сексуальных нападений. Первой жертвой стала молодая няня-ирландка, которой удалось спрятать от преступника ребенка прежде, чем на нее саму напали. Второй — домохозяйка, возвращавшаяся из магазина. Женщину затолкали в ее собственный дом, но она сумела дать отпор вооруженному преступнику. И, наконец, третьей стала десятилетняя девочка, за которой тот же самый насильник следил от школы, чтобы затащить в пустой подъезд ее дома. Он несколько раз ударил девочку по лицу, чтобы она не сопротивлялась.
Гейл удалось довести это сложное дело до суда, она подкрепила доказательствами робкие и задевающие за живое показания потерпевших, в процессе умелого перекрестного допроса и благодаря отличной подготовке разрушила алиби обвиняемого, предоставленное семьей и друзьями. Даже Роваро смешался, отвечая на шквал настойчивых вопросов, когда она ловко разрушила сплетенную им паутину лжи и показала присяжным его истинное лицо. Закончив речь, она села, предоставив его судьбу в руки самого сурового судьи в системе правосудия.
Эдвин Торрес был готов обратиться к Роваро. Он поднялся с черного кожаного кресла с высокой спинкой, обошел его и облокотился на него руками. Сначала он посмотрел на жену и мать обвиняемого, которые размахивали руками и ругались, пока Гейл произносила заключительное слово. Темные волосы и резкие черты судьи Торреса четко выделялись на фоне светлого дерева стенных панелей. Прежде чем начать речь, он еще раз посмотрел на Гейл. В своей обычной красноречивой манере Торрес обрисовал поведение насильника, глядя Роваро прямо в глаза.
— Его криминальное прошлое говорит — вернее, кричит — само за себя, — начал судья, имея в виду факты, приведенные Марино в качестве доказательств. И он снова перечислил самые вопиющие преступления обвиняемого. — Но что действительно делает эти преступления бесчеловечными, а вас, Роваро, недостойным сострадания чудовищем, так это нападение на ребенка. Вы сам дьявол во плоти. Кто, кроме дьявола, смог бы ударить девочку по лицу, сломав ей брекеты и выбив зубы перед тем, как надругаться над нею? — вопросил Торрес. — Только за этот единственный акт насилия в некоторых странах вас посадили бы на кол под безжалостным солнцем Сахары.
Мики Даймонд быстро записывал за судьей, но тут не удержался и, склонившись ко мне, прошептал:
— Вам никогда не бывает жаль, что подобные выпады недопустимы в обвинительной речи прокурора? Мне даже не придется ничего за него придумывать — он всегда говорит готовыми цитатами.
Я улыбнулась, а Торрес тем временем продолжил зачитывать приговор: Роваро приговорили к ста годам лишения свободы, кроме того, судья наложил личное вето на пересмотр дела подсудимого, которого уже дважды освобождали условно-досрочно.
— Пусть кара небесная падет на головы тех членов совета по условно-досрочному освобождению, которые решат, что этот демон может быть возвращен в общество. Я сам восстану из могилы и явлюсь к ним, чтобы лично покарать, если им в голову придет такая мысль.
Судья подмигнул мне, а затем велел судебным приставам, стоявшим позади закованного в наручники заключенного, увести его обратно в тюрьму. Роваро молча и спокойно шел к выходу, но в дверях обернулся и плюнул в сторону судьи. Полицейский схватил его за шиворот и вытолкнул из зала. А я подошла к Гейл, чтобы поздравить ее с благополучным завершением дела. Один из приставов вернулся в зал, проверить, все ли в порядке.
— Роваро рвет и мечет, — сказал он Гейл. — Вы отлично поработали.
Да, подумала я, несомненно. Я помахала Торресу и вышла из зала. Гейл, толкая перед собой магазинную тележку с вещественными доказательствами, вышла вместе со мной. Если нам повезет, то убийцу Джеммы Доген будет судить такой же суровый тип, как Торрес. Конечно, в том случае, если мы поймаем убийцу.
— Только что звонил Дрю Рено, — сказала Лора, когда несколько минут спустя я вошла в кабинет. — Он сказал, что уезжает из отеля. Не хотел беспокоить тебя ночью. Сказал, что постарается позвонить позже, чтобы застать тебя до отлета. А еще тебя спрашивал Маккинни. Он хочет знать, что ты собираешься делать с новым убийством в Пресвитерианском госпитале и кто будет заниматься делами, пока ты в Лондоне. А еще он очень недоволен Филом. Но не сказал, чем именно.
— Ясно, Лора, спасибо.
Не успела я дойти до стола, как зазвонили оба телефона, и у меня появилось чувство, что этот день будет таким же сумасшедшим, какими бывают все мои дни перед отъездом из города.
Лора сообщила по интеркому, что на первой линии был Мерсер, а на второй — репортер с кабельного.
— Переключи репортера на отдел по связям с общественностью, я не стану разговаривать ни с кем из их братии, и соедини меня с Мерсером.
— Привет. Я так понимаю, Майк уже звонил тебе по поводу нападения в Пресвитерианском госпитале? Я сейчас еду в больницу, чтобы узнать все на месте. Может, попросишь Лору, чтобы кто-нибудь выписал мне повестку для банка Дитриха? Я звонил им сегодня утром, сразу после открытия. Мне сказали, что он в глубокой жо... дыре. У него полно долгов, он должен людям кучу бабок. Но без повестки большого жюри подробностей мне не сообщили...
— Они примут ее по факсу? Я смогу подготовить повестку через пятнадцать минут.
— Отлично. Значит, у меня будет чем заняться, пока вы с Чэпменом станете гонять чаи с королевой. До скорого.
