— Вы не пострадали?
— Нет, только ужасно разозлилась.
— Вы рассказали Есперсену о том, что произошло?
— Да… мой рассказ стал частью представления. Очень хорошо вписался в общую тему… о прощении, — без выражения продолжала она, глядя на стол.
Инспектор наблюдал за ней, не говоря ни слова.
— Когда мы вышли, меня ждал удар. Мне и в голову не приходило, что Ришар будет меня ждать. Его машина стояла у здания склада, — продолжала Хеге после долгой паузы. — Когда мы с Фольке садились в такси, машина Ришара стояла на прежнем месте. Потом он стал следить за нами, приехал сюда…
— Вы точно знаете?
— Я стояла у подъезда. Фольке высадил меня, а сам поехал дальше. Мне пришлось порыться в сумке, чтобы найти ключ. Я заметила, как Ришар в своем такси проехал мимо, вслед за машиной, в которой сидел Фольке.
— Вы уверены, что он поехал следом?
— Да.
— Вы сообщили об этом?
— Что значит «сообщила»?
— Вы сообщили в полицию о том, что он приставал к вам в машине?
— Не о чем сообщать. То происшествие лишь показало его подлинную сущность.
Гунарстранна сунул руку во внутренний карман, достал шариковую ручку и спросил:
— У вас есть бумага?
Хеге Вюллер огляделась по сторонам.
— Ладно, не важно, — буркнул инспектор и, взяв со стола газету, написал на полях шифр, нацарапанный на груди мертвеца. — Вот, посмотрите. Имеет это для вас какое-то значение?
— Вы уверены, что буква правильная? — спросила Хеге.
Гунарстранна вздрогнул.
— А что?
— По-моему, сто девяносто пять — номер такси Ришара, — ответила она. — Только впереди «А», а не «И».
Вернувшись в тот вечер домой, инспектор Гунарстранна подошел к аквариуму, в котором плавала его золотая рыбка. Вода в аквариуме совсем позеленела. Ему показалось, что рыбка смотрит на него очень неодобрительно. Он пошел на кухню и пожарил яичницу из двух яиц с половиной упаковки бекона; яичницу он положил между двумя кусками хлеба и запил свой тост стаканом молока. Затем он принял горячий душ, сел за свой письменный стол и стал перечитывать материалы дела. Наконец он подошел к старому сундуку, из которого достал бутылку виски. Налил себе стакан и выпил, дочитывая запись своей беседы с Гро Хеге Вюллер. Потом взял трубку и набрал номер.
Франк Фрёлик зевнул, вместо ответа.
— Это я, — сказал Гунарстранна.
— Знаешь, который сейчас час? — осведомился Фрёлик.
— Помнишь, кто-то из соседей Есперсена говорил, что напротив дома стояло такси с работающим мотором? — спросил Гунарстранна.
— Да. — Фрёлик снова зевнул. — Женщина-редактор из «Эгмонта», издательства детской литературы.
— Так вот, я выяснил, как зовут таксиста. Ришар Экхольт.
— Ух ты!
— Я собираюсь вызвать его к нам и допросить. Но было бы неплохо, если бы ты заранее пробил его по базе. Проверь, нет ли у него судимости. Позвони в центральную диспетчерскую таксопарка, расспроси о нем надежных информаторов со связями в данной области.
— Информаторов?
— Экхольт предпочитает работать в ночную смену. Он наверняка возил многих наших постоянных клиентов. А теперь самое главное. Номер его такси — А-195! Я тебе, наверное, помешал?
— Что ты сейчас сказал?!
— Что, наверное, тебе помешал.
— Нет, что-то о номере…
— Номер такси Ришара Экхольта — А-195!
— Черт побери!
— А-195! «А», а не «И»!
— Но ведь вряд ли это совпадение!
— Мы с тобой каждый день сталкиваемся с такими совпадениями. То, что один из сперматозоидов твоего отца выиграл битву за яйцеклетку твоей матери и в результате родился ты, — тоже совпадение. Лишь по воле случая люди живут на Земле, а не на Марсе. Ты отдыхал, когда я позвонил?
— Еще спрашиваешь! Знаешь, который сейчас час?
— Нет, но я слышу у тебя музыку.
— А я не сказал, что лежал в постели.
— Что-нибудь еще?
— Звонил Гленн Мосенг.
— Кто такой Гленн Мосенг?
— Владелец кофейни-кондитерской на улице Якоба Олля. К твоему сведению, напротив кофейни находится дом, в котором живет Стрёмстед, любовник Ингрид Есперсен. Так вот, Гленн Мосенг узнал Фольке-Есперсена на фотографии в газете. Наш покойник сидел в его кафе тринадцатого января примерно с девяти и до одиннадцати — двенадцати.
Гунарстранна присвистнул.
— Стокмо говорит правду, — продолжал Фрёлик. — Тринадцатого утром Рейдар Есперсен не поехал прямо на работу. Он зашел в кофейню-кондитерскую и стал подкарауливать жену.
— Но он ведь не остановил ее, когда она появилась, — возразил Гунарстранна, тяжело опускаясь в кресло с телефоном в руке. — Что он там делал, в этой кондитерской?
— Пил кофе и читал газеты — два часа кряду, не меньше.
Гунарстранна задумался. Фрёлик, все больше оживляясь, продолжал:
— Он ссорится с братьями, а потом звонит жене в то время, когда она у любовника. Мы так или иначе постоянно возвращаемся к жене и любовнику! Вот тебе и возможный мотив!
— Что-нибудь еще? — спросил Гунарстранна, подавляя зевоту.
— Я побеседовал с подружкой Юнни Стокмо, той самой Кариной. Она проститутка и работает у себя на квартире на Терезегате. Она подтвердила, что в ту ночь Юнни был у нее. Но не помнит, когда точно он ушел.
— Не помнит, значит?
— Нет. Стокмо заскочил к ней без предупреждения. Но в полночь к ней должен был приехать какой-то телеведущий — он позвонил заранее. По ее словам, она выставила Стокмо до того, как появился телеведущий. Она еще успела принять душ и прибраться. Так что Стокмо, может статься, и не врет и в самом деле лег спать в одиннадцать.
Гунарстранна зевнул.
— Похоже, завтра нам будет над чем поработать. — Он поймал на себе укоризненный взгляд рыбки Калфатруса, и его кольнула совесть.
Поговорив с Фрёликом, он решил поменять воду в аквариуме. Долго рылся в кухонных шкафчиках и наконец нашел сифон, с помощью которого Эдель переливала вино. Поставив рядом ведро, опустил конец трубки в аквариум и втянул в себя немного воды. Поморщившись, выплюнул мутную жижу в ведро. Он слил почти всю воду, оставил сантиметров пять. Потом взял кувшин и термометр. Калфатрус плавал по дну аквариума с крайне неодобрительным видом. Гунарстранна попытался оправдаться.
— Во всем виноват старик Фольке-Есперсен, — сказал он Калфатрусу.
Вдруг зазвонил телефон.
— Да! — закричал Гунарстранна, хватая трубку.
— Говорит Карстен Есперсен.
— А-а-а…
— Извините, что звоню так поздно. Но я прочел опись… всего, что ваши люди нашли в магазине.
— И что?
— По-моему, ничего ценного не пропало.
— Вы не уверены?
— Я не нашел только военной формы.
— Формы?!
— Да. Она была в картонной коробке; коробка стояла в моем кабинете.
— Что за форма?
— Не могу вам сказать, ведь мы не успели распаковать ее. Коробка была адресована отцу. Вечером накануне… в общем, тринадцатого я рассказал ему о новых поступлениях, и в том числе о форме.
Гунарстранна начал обшаривать глазами стол в поисках сигареты. Похлопал себя по карманам.
— Помню-помню, — буркнул он. — Вы уже говорили о ней… о форме. Значит, в списке, который вам дали, ее не оказалось?
— Нет.
— А может, ее просто описали другими словами? Например, «коробка с одеждой» или «военное обмундирование»… Как-нибудь иносказательно?
— Нет. Ничего похожего.
— Значит, вы не распаковывали коробку? Тогда откуда вы знаете, что в ней лежала именно военная форма?
— Хотя времени у меня было мало, коробку я все же вскрыл и увидел, что в ней лежит комплект военной формы. Она была шерстяная, такая синеватая.
— Что значит «синеватая»? Темно-синяя? Серо-синяя? — уточнил Гунарстранна. Он нашел самокрутку в пепельнице на краю стола и закурил.
— Серо-синяя.
— Значит, больше похожа на летную, чем на военно-морскую?
— Понятия не имею.
— А это не была, скажем, форма трамвайного кондуктора? Даже парламентские служащие носят форму.
— Нет, форма совершенно точно была военная: я увидел нашивки и знаки отличия. Правда, у меня не было времени вынимать ее и осматривать. Я сказал отцу, что прислали военную форму и два бокала из Нёстетангена. Мне показалось, что он не слишком заинтересовался.
