– особое место, – сказал он, наконец. – Может быть, вы захотите остаться, побыв тут еще некоторое время.
Гай помотал головой.
– Вы были добры к нам. Но настало время уходить.
– То есть ты решил это за всех? – поинтересовался Конрад.
– Нет. Мы все так думаем.
– Что же, – мужчина уселся в шезлонге поудобнее. Хлопнул по коленям и откинул полу плаща, выставив напоказ громадный револьвер. – Все-таки вам придется остаться.
– Мы заложники?
– Боже, нет… – засмеялся Конрад.
Его револьвер смеялся вместе с ним. Трясся от хохота, разбрасывая по сторонам солнечных заек.
Конечно же нет, вы не заложники. Вы наши гости.
Он насмехается, – подумалось Гаю. – Больная мразь. Гребаный сектант!
– И сколько? Сколько вы собираетесь нас здесь держать?
Мужчина снова пожал плечами. Сколько? – как бы говорил его жест. – А разве мы вообще собирались вас отпускать?
И Револьвер снова трясся от хохота. А потом вдруг нырнул Конраду в ладонь. Черное дуло направилось Гаю в грудь.
– Скажи мне, детектив, часто на тебя нацеливали пистолет?
Гай не шелохнулся. Не дрогнул ни одним мускулом. Что могла эта падаль сделать с ним? Чем могла напугать? Он закалился за свои годы так, как никто другой.
– Часто, – ответил Гай. – Один только ты – делал это дважды.
– Я знаю, – сказал Конрад, – ты что-то задумал. Я всегда чувствую это – от человека разит скверными мыслями, когда он думает о таком. Ты же – весь смердишь. Но ты должен понять – я не позволю тебе сделать и шага в сторону. Ты должен усвоить – в этом месте только один закон. И это я.
Бутылка блестела на песке. Так и просилась в ладонь. Одним ударом о кегу – превратить ее в колючую розу. Другим ударом – вогнать ее этому уроду под самую челюсть.
Слишком долго, – подумал Гай. – Он успеет выпустить в меня весь барабан.
– Это все? – улыбнувшись, спросил Конрад.
– Зачем мы вам?
– О! У нас на вас имеются планы. На тебя и на твоего напарника. И особенно на девчонку.
– Какие еще планы, ты… – Гай сжал от злобы челюсти.
– Определенные. А теперь иди.
Конрад убрал револьвер. Накинул полу плаща. И Гай сделал все на раз-два-три – четыре. Как будто учился заново танцевать в засранном баре у моста. Под музыку, пощелкивая пальцами. Оттачивал движения по кругу. Раз – и он поддел пивную бутылку мыском ботинка, подбросив вверх, вместе с песком. Два – и он схватил ее за тонкое горло, сжав в сильной руке. Три – и бутылка с хлопком разлетелась о край кеги, превратившись в смертельную розу. Четыре – и Гай навалился на Конрада, впихнув ему острые края в шею, с силой вдавив их в захрустевший кадык. Конрад не успел дернуться. Захрипел, забулькал кровавыми пузырями, и они вместе с Гаем повалились навзничь.
– Что, блядская мразь?! – зашипел Гай ему в лицо, погружая бутылку в шею все сильней. Так, что казалось, голова вот-вот оторвется от тела. – Какие ты планы имел на меня, сукин ты сын?!
В Гае ворочались змеи. Тугими узлами оплетали его внутренности. Шипели, и он сам шипел, как змея. Ему в лицо, фонтанами била кровь, а он все вдавливал бутылку в горло Конраду и смотрел в его остекленевшие глаза.
– Говори, давай, блядь, говори, какие у тебя были планы!?
Он выхватил у него из кобуры револьвер и стащил с пояса патронташную ленту. Отпустил, наконец, горло бутылки и приподнялся над мертвым мужчиной.
Скоро тут будет полчища мух. На такой жаре, – подумалось Гаю. Он огляделся. Эта часть кладбища поездов была пуста.
Выбраться человеком… – подумалось ему, – у меня уже не получится.
Столько крови…Господи. Они оставили после себя столько крови… как будто этому месту ее было мало.
Кровавая Богиня пробудилась. Кали…возможно эти жертвы не так напрасны. Возможно, все это во имя нее… и она уже распростерла над Гаем свой щит…
Он вышел из-под навеса и поплелся в сторону железнодорожных путей, на ходу набрасывая на пояс патронташ.
Аня перебегала дорогу, когда по ней начали стрелять. Было тихо, и она рванула из тени к подземным плантациям – входы в них высились над песчаными бурунами бетонными громадинами. Когда-то эти места были бомбоубежищами. Законсервированными кирпичными мешками, из которых не было выхода. В Союзных республиках бомбоубежища стояли на каждом шагу – и Аня частенько видела их в детстве. Она лазила туда вместе с детворой, и таскала на поверхность вспухшие консервные банки. У детей резервации было развлечением – швырять банки о стену, и наблюдать, как те взрываются мутными, вонючими гейзерами. Развлечение так себе – но им было весело. И каждый раз, забираясь в подземный бункер, Аня думала – чем бомбоубежища могут помочь людям? Ведь рано или поздно консервы кончатся или вздуются, как те, что они швыряли о стены и люди останутся без еды. Вода будет заражена радиацией. И люди, не погибшие мгновенно при ядерном ударе, будут умирать в муках под землей. Наблюдая за смертью своих близких. Отдавая им последнее тепло, которого почти не останется в них самих.
До плантаций было рукой подать, поэтому она и решилась – широкая песчаная дорога не казалась такой уж неприступной. Бежать зигзагами и нырнуть за песчаную дюну – делов то… Но снайпер на вышке вел ее от самой норы Табиты. И только сейчас получил приказ на уничтожение. Он глянул в прорезиненный окуляр винтовки и спустил курок. Пуля прожужжала рядом – Аня услышала ее. Вжииик – и песок у ног взметнулся тонким фонтанчиком. Вжиик – и вторая пуля дернула ее за плечо. Обожгла кожу, нырнула в мягкие ткани и вышла с другой стороны, вонзившись в песок. Аню развернуло, она попыталась устоять на ногах, но свалилась посреди дороги. Прицел винтовки вобрал в себя лежащую беспомощную девушку. Перекрестие нацелилось ей в голову. И вдруг где-то неподалеку послышался громкий хлопок. Аня зажмурилась, вжала голову в плечи, ожидая смерти, и в этот момент площадка на вышке, откуда по ней стрелял снайпер, взорвалась. Превратилась в огненный шар и исчезла, испарилась в черно-красном вихре. Вышка покачнулась, заскрипела металлическими трубами и упала, подняв вокруг себя облака пыли.
– А ну встань, сука! – послышался грубый крик, и Аня открыла глаза. Обернулась. Из тени поездов к ней двигался человек с оружием. – Встань, и подними руки вверх!
У человека было ружье – тяжелый дробовик с подствольной коробкой. Он поднял его на уровень глаз, собираясь стрелять, и вдруг его грудь взорвалась кровавым фонтаном. Он запутался в собственных
