Джон Кризи - Инспектор Вест начинает игру

— Наверняка, кто-то из гостей, что-то забыл, — сказал он беспечным тоном, — алло? — Джанет видела, как он нахмурился, значит, это был не рассеянный гость. Не скрывая раздражения, она опустила поднос на низенький столик и села в свое любимое кресло, не спуская глаз с Роджера, который все еще ждал соединения, прижимая трубку к уху. По комнате разлилось приятное тепло. Помещение было уютным и хорошо обставленным. Веселая современная комната в веселом современном доме на Белл-стрит в Челси.

— Вест слушает, — наконец произнес Роджер. Последовала небольшая пауза, потом он спросил:

— Кто? А, Гудвин… да?

Что-то выслушав, он сказал:

— Что ж, если вы действительно считаете, что это столь срочно, тогда да. Олл-райт! — Он положил трубку на место и собирался что-то сказать, но его опередила Джанет.

— Роджер, это отвратительно! Ночь за ночью тебя нет дома. Это просто нечестно! По временам я ненавижу твою работу!

— Правильно, по временам я тоже ненавижу свою работу. Но не на этот раз…

— Это неправда! Ты наслаждаешься каждой минутой, проведенной на работе. Если бы тебе пришлось выбирать между работой и семьей, ты бы, без колебаний, категорически отказался бы от меня. И не вздумай отнекиваться, ты же знаешь, что я права!

Роджер был так ошарашен этим взрывом негодования, что буквально лишился дара речи. Он видел слезы в ее серо-зеленых глазах, видел дрожащие губы и напряженное выражение лица. Джанет сегодня выглядела особенно привлекательной со своими блестящими черными волосами, падающими крупными локонами на плечи.

— Видишь, я права, иначе ты бы сказал, что это не так!

Роджер вскочил с места, чуть не перевернув при этом столик с подносом. Кофе выплеснулся на блюдечки.

— Вот увалень! — рассердилась Джанет.

Но он уже взял себя в руки, осторожно обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Теперь слезы неудержимым потоком струились у нее по щекам. Он подвел ее к стулу, уселся сам и усадил ее к себе на колени. Потом свободной рукой вынул из кармана платок и вытер ей нос и щеки.

— Прости, у меня в мыслях не было вести себя такой дурой, — пробормотала Джанет, — но я была так уверена, что тебе дадут несколько выходных дней или, хотя бы, позволят меньше работать. А теперь тебе звонит среди ночи Гудвин, и ты уже готов лететь в свой Ярд!

— Нет, дорогая, Гудвин сам едет сюда о чем-то потолковать со мной, причем это не официальный визит. Во всяком случае, пока. Симпатяга этот Гудвин. Его только что произвели в сержанты 1-го класса. Какое-то дело показалось ему настолько серьезным, что ему не терпится немедленно посоветоваться со мной… Ну, а мне неудобно давать ему от ворот поворот.

— Я не уверена, что это даже не хуже, — буркнула Джанет, которой не хотелось признаться в своей ошибке, — тем самым твоя обожаемая работа подбирается к самому нашему порогу!

Гудвин еще не успел приехать, как они покончили со своим кофе, и Джанет решила пойти лечь спать. Роджер поднялся вместе с ней на второй этаж. Они на цыпочках зашли в детскую. Здесь спал их первенец Мартин, чаще именуемый Скуппи-Пронырой. Он лежал на спине, громко посвистывая носом. Спутанные светлые волосы закрыли ему глаза, на круглой рожице застыло сосредоточенное выражение. Несколько минут они постояли у его кровати, потом перешли в маленькую соседнюю комнатушку, в которой спал другой сын — Ричард-Рыбка. Мальчишки вели себя слишком шумно, если их укладывали в одной комнате. Когда Роджер вышел на площадку, прикрыв за собой дверь в детскую, у парадного раздался звонок.

— Я скоро лягу, — пообещал Роджер. Джанет пожала ему руку. Он спустился вниз отворить Гудвину.

Для своих тридцати лет Гудвин сделал блестящую карьеру в Скотланд-Ярде. Три года тому назад его перевели сюда из дивизиона «Д» в чине детектива-офицера. За это время он был произведен в детектива-сержанта III-го, потом II-го и вот совсем недавно I-го класса. Можно было не сомневаться, что в недалеком будущем он получит звание инспектора.

Роджеру показалось, что у Гудвина усталый вид. Он также заметил, как тот обрадовался при виде пива, принесенного Джанет.

Роджер наполнил две кружки и сказал:

— Садитесь и выкладывайте, что вас тревожит?

Гудвин отпил пива.

— Спасибо. Послушайте, сэр, у вас нет брата?

Брови Роджера комично взметнулись вверх:

— Брата?.. Ну, есть… Он…

— В Лондоне?

— Нет, много лет назад он перебрался в Южную Африку с семьей. Но какое отношение имеет мой брат к вашей тревоге?

Вместо ответа Гудвин вынул из внутреннего кармана большой конверт и извлек из него фотографию, которую и протянул Роджеру. Очевидно, она была совсем недавно напечатана, потому что до сих пор оставалась чуточку влажной на ощупь.

Роджер повернул ее и увидел лицо Гая Рэнделла. Вглядевшись, он заметил у него на губах кровавую пену и быстро спросил:

— Дорожная авария?

— Нет, убийство, — сказал Гудвин, после чего заговорил гораздо свободнее.

Сначала делом занимался Дивизион, и Ярд только «держали в курсе дела». Роджер день за днем следил за всеми донесениями. Он занимал кабинет вместе с тремя другими старшими инспекторами. Двое из них были сравнительно недавно назначены, третий же, Эдди Дэй, так же прижился к Ярду и к своему званию, как ракушка к подводной скале. Их комната была большая, высокая, окнами она выходила на Набережную и находилась в новом здании. Утром в понедельник Роджер вошел к себе в кабинет ровно в десять часов. Эдди Дэй сидел в самом углу у окна, что-то высасывая из своих желтых сильно выдающихся зубов. Все в крупном лице Эдди было заостренным, включая мясистый нос и толстые губы, которые имели форму треугольника. Он притворялся, будто читает газету и какие-то донесения. Но в действительности с момента появления Роджера в комнате он не спускал с него своих внимательных глаз.

— Доброе утро, Красавчик!

— Хэллоу, Эдди. Хорошо провел уик-энд?

— Так себе. Правда, сумел посадить две грядки гороха.

— Прекрасно, — с отсутствующим видом сказал Роджер. Он сел за свой стол и протянул руку к папке с «входящими» и сразу же заметил конверт с напечатанными на машинке его званием и именем. Только помощник комиссара посылает вот в таких конвертах разные толстенные меморандумы. Эдди несомненно знал, что бумага была от Чартворда. И именно по этой причине его мучило любопытство. Роджер надорвал конверт, быстро прочитал вложение, и у него вытянулось лицо.

— Ну, в чем дело? — нетерпеливо спросил Эдди.

— А? — вздрогнул от неожиданности Роджер.

— Выкладывай. Что написал Чарти?

— Ты о его записке? Он вызывает меня к себе на утро. Адамс не в восторге от дела Рэнделла. Похоже, что они собираются перепоручить его мне.

— Уж этот мне Адамс! — возмутился Эдди. — Вечно берется за непосильные вещи. А потом ждет, чтобы мы разобрали тот компот, который он заварил. Будь я на месте Чарти, я бы не дал ему возможности вот так, каждый раз сухим вылезать из воды. Почему бы тебе не отказаться?

— Сначала надо выслушать, что они скажут.

— Поторопись, ты же знаешь, что старина не любит ждать.

— До одиннадцати к нему не стоит носа совать: все равно он занят. Так что у меня есть время просмотреть очередные донесения.

Он взял в руки самый большой лист бумаги в ящике с «текущими документами» и принялся его изучать. Из него он выяснил имена большинства тех людей, с которыми Гай Рэнделл виделся в день своей смерти. Каждому из них было посвящено по нескольку страниц, где излагались сделанные ими заявления и данные перепроверки. По мнению Роджера, лишь два момента заслуживали внимания.

Прежде всего, исчезновение портфеля Гая Рэнделла, в котором находился заказ Самуэля Перримана и образцы упаковок; во-вторых, невеста убитого, мисс Сайбил Леннокс, показалась Адамсу и его парням ненадежной свидетельницей.

Если бы в здании Скотланд-Ярда какому-то несведущему человеку поручили найти заблудившегося фермера, вряд ли бы он стал его искать дальше кабинета помощника комиссара, ибо сэр Гай Чартворд с виду казался типичным земледельцем. Носил грубошерстные костюмы, его обветренное лицо казалось вырубленным топором, кудряшки с проседью узким венчиком охватывали его голову, оставляя на макушке блестящую лысину. Курил он только видавшую виды весьма обгоревшую трубку. В Скотланд-Ярде все его уважали, кое-кто побаивался. Человек он был способный, хорошо разбиравшийся в людях и с большой осторожностью подбиравший себе подчиненных.

Его кабинет тоже был знаменит в Скотланд-Ярде, потому что в благодатное время, предшествующее нынешнему режиму экономии, сэр Гай ухитрился добиться того, что обставил его заново в нравящемся ему стиле. Только Чартворду было по душе черное стекло, прямая мебель с хромированными металлическими частями и общая мрачная атмосфера, которая невольно вселяла дрожь во многих людей, опускавшихся в кресло против огромного стола со стеклянным верхом, за которым восседал известный своей суровостью сэр Гай Чартворд.