— Шериф, говоришь?
— Так точно. Шериф!
— А я, по-твоему, осел. Которому ты тут без конца сказки впариваешь? И которые я тут слушаю.
— Никак нет. Вы подполковник. Товарищ подполковник.
— Я знаю, что я подполковник! Ты лучше скажи, что мне с этой жалобой делать. Гражданина Семенова.
— Ничего не делать.
— Не могу я ничего не делать. Потому что это сигнал. Не первый. И, судя по вашему поведению, не последний. На который я должен реагировать соответствующим образом…
— А вы скажите ему, что вторую бомбу-то все еще не нашли. И что найти ее могут только отвлекаемые по пустякам следователи Грибов и Григорьев…
— Вы из меня дурака не сделаете.
— А мы не делаем. Это все равно невозможно.
Присутствующие сдержанно заулыбались, захмыкали. Что подполковник мимо ушей не пропустил.
— В общем, так. Вы мне со своими художествами и сказками надоели. Тоже мне, братья Гримм нашлись. То бомбы подбрасывают. То, понимаешь, заложников освобождают вместо тех, кому это делать положено. Все! Считайте, мое терпение лопнуло. Буду ставить вопрос о вашем профессиональном несоответствии и…
Разгневанную тираду подполковника прервал резкий телефонный звонок. Прямого с вышестоящим начальством аппарата. Подполковник схватил трубку. На другой звонок он бы, наверное, не среагировал. Но этот не услышать не мог.
— Сейчас продолжим, — кивнул он подчиненным и поднес трубку к уху. — Да.
Да.
Да.
Так точно.
Будет сделано.
И аккуратно положил трубку на рычаг. И даже прижал ее сверху ладонью.
Следователи напряженно заерзали на стульях.
Подполковник помолчал. Вздохнул, бросил на только что прочитанный лист карандаш и сказал уже заметно подсевшим тоном:
— Закурить у кого есть?
Следователи разом протянули три разномастные сигареты. И три зажигалки. Подполковник закурил. Два раза затянулся и смял сигарету в пепельнице.
— Грибов и Григорьев — на выход.
— Когда?
— Немедленно.
— Как немедленно? Вы же говорили, что будете ставить вопрос насчет соответствия…
— Идите. Идите. Клоуны. Навязались на мою голову.
— Куда идти? Товарищ подполковник?
— Идите… Сами знаете, куда идите… К генералу идите…
— А мы? — спросили следователи.
— А вы сидите! — приказал подполковник. — Или, впрочем, тоже идите. Покурить. Минут на десять. Но через десять минут снова всем явиться ко мне.
— Товарищ подполковник! Время уже…
— Через десять минут! Все! До единого! И не дай бог хоть кто-то…
Кабинет генерала мало напоминал кабинет настоящего генерала. Никаких новомодных наворотов в виде подвесных потолков и офисной мебели. Длинный стол. Два ряда придвинутых к нему стульев. Лампа. Телефон. Ретро-шкаф. Двухкамерный личный сейф. Все просто и функционально. Из предметов роскоши — только удобное кожаное кресло, стакан в серебряном подстаканнике и портрет Андропова на стене. Почему именно Андропова — уже давно никто не спрашивал. Привыкли.
Генерал был такой же, как кабинет. Без излишней вычурности. Но не без чувства достоинства.
— К вам следователи Грибов и Григорьев, — доложил дежурный.
— Пропустите, — распорядился генерал. — Да, и вот еще что, соорудите три чашки чаю. Покрепче.
Следователи открыли высокую, обитую дерматином дверь. И еще одну.
— Товарищ генерал! По вашему приказанию…
— Проходите. Садитесь, — кивнул генерал на стулья.
Следователи прошли. И сели. Раз командование предлагает.
За ними следом в кабинет протиснулся дежурный. С подносом. И стоящими на нем тремя стаканами горячего чая. В подстаканниках с изображениями Московского Кремля, звезд и прочей патриотической атрибутики. В вопросах быта генерал был ретроградом. Из каких подстаканников хлебал чай тридцать лет назад, из тех же пил и сейчас. Новомодные, с современным дизайном чашки его раздражали.
— С сахаром? — спросил генерал.
— Два с сахаром, один без, — ответил дежурный, разворачивая поднос. Ручка одного из подстаканников была предусмотрительно повернута в сторону высокого начальства.
Генерал взял свой стакан. Отхлебнул один глоток и поставил стакан на стол. На чем неофициальная часть была закончена.
— Ну что, опять, говорят, вы с начальством конфликтуете? — спросил генерал.
Следователи встали. И уперли взгляды в зеленое сукно стола заседаний.
— Мы — никак нет. Это оно с нами конфликтует.
— По какому такому поводу?
— По отдельным проблемам теоретической юриспруденции.
— Юриспруденции, говорите?
— Так точно! — дружно отрапортовали следователи.
— Да сядьте уж, — устало махнул рукой генерал. — Я, собственно, не по этому. Я совсем по другому вопросу.
Следователи сели.
— И что вам спокойно не живется? Как всем. Что вы такие несговорчивые? Такие неуживчивые?
— Чтобы уживчивость в привычку не вошла, — ответил Грибов. — Вначале под начальника подстроишься. Потом под его жену. Потом под его тещу. И под хороших знакомых тещи. Которые угодили под следствие…
— Под всех начальников не желаете подстраиваться?
— Нет. Только под непосредственных.
— Под меня, значит, тоже?
— Нет, вы — дело другое. Вы генерал. И теща у вас генеральская. То есть выше всяких подозрений.
— Ну, тогда я спокоен.
Следователи пожали плечами. И разом отхлебнули казенного чая.
— И все же я должен предупредить, чтобы вы поаккуратней себя вели. Все-таки не в собесе работаете. В органах правопорядка. А позволяете себе иногда черт знает какие вещи. Вот ваш начальник опять написал на мое имя рапорт…
Следователи встали.
— Впрочем, как я уже говорил, я вызвал вас совсем по другому вопросу. Я бы даже сказал, по щекотливому вопросу. Дело в том… Дело в том, что есть у меня один хороший знакомый…
— Родственник тещи? — не удержавшись, встрял Григорьев.
— Нет. Знакомый моей жены, — твердо сказал генерал, — работник банка. И вот этот знакомый попал в серьезную переделку.
— Похоже, зашел в магазин и случайно растратил основные банковские фонды, — тихо сказал Грибов своему напарнику.
— Нет. Действительно серьезную, — никак не прореагировал на подначку генерал.
Следователи переглянулись.
— Я бы не стал к вам обращаться. Но вчера вечером у него украли ребенка. Единственного.
Следователи перестали переглядываться. Следователи заметно посерьезнели.
— А он ничего не путает? Может, дело обстоит не так трагически? Может, он отправил девочку на уик-энд на Мальдивские острова и забыл об этом? Или жена отвезла ее к бабушке. И ничего ему не сказала… Или девочка по собственной инициативе ушла к подруге, у которой сломались все часы, и там заигралась… Такое бывает. Чаще всего именно такое и бывает при пропаже граждан…
— Нет. На этот раз нет. Не отправляли и не отвозили. И вообще никакие случайности здесь места не имеют. Девочку похитили. Два часа назад ее отец получил письмо. С сообщением, что она находится в руках преступников. И с угрозами. О возможной физической расправе.
— Он, то есть я хотел сказать — отец, заявил об этом в милицию?
— Отец не решился заявлять в милицию. Он боится за жизнь ребенка. И, честно говоря, я ему это тоже не посоветовал.
— Почему? — спросил Грибов.
А про себя подумал: «Дожили, руководящие чины органов правопорядка не советуют обращаться за помощью в органы правопорядка. Куда дальше ехать…»
— Я не посоветовал… потому что время такое. Потому что даже я, генерал милиции, не верю, что этого ребенка можно вернуть домой живым, если преступники почувствуют слежку. Это раньше детей щадили. Теперь с ними поступают так же, как со взрослыми свидетелями…
— Но если нет официального заявления, чем мы вам, то есть ему, можем помочь?
— Неофициальным расследованием. В рамках ваших возможностей. Грибов качнул головой.
— Нас только что отчитывали за применение недозволенных методов…
— Поэтому я и обратился к вам. Как к специалистам по этим самым методам. И еще потому, что хорошо вас знаю. Ваш профессионализм. И умение держать язык за зубами.
— Судя по всему, официального распоряжения не будет?
— Не будет. Это дело поручено не нам. И поэтому я не могу приказывать. Но я ПРОШУ вас сделать все возможное для спасения ребенка. В частном порядке.
— Но мы с утра до ночи находимся на работе. Минуты свободной нет. Как у той белки в колесе. Мы физически не сможем выполнить вашу просьбу.
— Время у вас будет. Я предоставлю вам отпуск без сохранения содержания. По вашей, в связи с семейными обстоятельствами, просьбе.
— На сколько?
— На десять календарных суток.
— Отпуск без сохранения содержания и без надежды на отдых, — вздохнул Григорьев. — Хорош отпуск.
