В дом викария они приехали до часа. Водитель заглушил мотор, и Кэффри минуту посидел, осматриваясь. Занавески на окнах по-прежнему задернуты, корзинка под молочные бутылки все так же стоит пустая на крыльце, но в остальном ничего общего с ситуацией, когда он забирал отсюда всех Брэдли. Двор кишел полицейскими, крутились проблесковые маячки, трепыхались на ветру сине-белые ленты, всюду стояли служебные машины. Подразделение из Тонтона все вокруг прочесало. Из зарешеченного окна фургона таращились собаки. «Хорошо, что их не выпустили», — подумал Кэффри. Он, конечно, не ждал, что Мун встретит их в доме с поднятыми вверх руками, но ему совсем не хотелось, чтобы служебно-розыскные собаки снова напомнили ему, как хитер этот ублюдок. Полиция в очередной раз расписалась в своей полной беспомощности. Он бы просто не выдержал, глядя, как опытная немецкая овчарка, поскуливая, наматывает бесполезные крути.
Возле припаркованного неподалеку «рено-фургона» без опознавательных знаков курили и о чем-то разговаривали трое офицеров в гражданской одежде. Это они вели наблюдение за домом после отъезда Брэдли в надежде, что Мун сюда еще вернется. Кэффри отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и направился к этой троице. Он остановился в двух шагах от них и сложил руки на груди, не говоря ни слова. Да и зачем? Его лицо говорило лучше всяких слов. Разговор внезапно оборвался, и офицеры один за другим повернули к нему головы. Один убрал сигарету за спину и отважно улыбнулся; второй вытянулся в струнку, глядя поверх его плеча, как солдат перед сержантом на плацу; третий опустил глаза и принялся нервно разглаживать складки на рубашке. Идеальная картинка, подумал Кэффри. Три обезьянки.
— Честное слово, — начал один, подняв вверх руку, но детектив оборвал офицера взглядом и разочарованно покачал головой. Он отвернулся и пошел к дому, где его уже дожидался Джонатан, бледный и осунувшийся.
— Я с вами. Хочу взглянуть на ее спальню.
— Нет. Это не самая лучшая идея.
— Пожалуйста.
— Джонатан, чего вы этим добьетесь?
— Я должен убедиться… — Джонатан посмотрел на окно, — что он там ничего не сделал. Только и всего.
Кэффри тоже хотел увидеть спальню. Правда, по другой причине. Он надеялся, что если окунется в ту атмосферу, то — по примеру Скитальца — сможет понять некоторые вещи про Теда Муна.
— Ладно, идемте. Только ничего там не трогайте. Входная дверь была открыта. Джонатан остановился на пороге с застывшим лицом, оглядывая прихожую и знакомые предметы обстановки, посыпанные черным порошком для сохранения отпечатков пальцев. Офицер-оэмпэшник из команды, собиравшей улики на месте преступления, — в их задачу входило провести дактилоскопию, собрать волоски с Мартиной подушки, снять все постельное белье, — прошел мимо в своем космическом скафандре, подбирая использованное оборудование. Кэффри остановил его.
— Вы обнаружили следы насильственного вторжения?
— Пока нет. Загадочная история. — Он запел тему из «Сумеречной Зоны»[24] и не сразу врубился, что эти двое смотрят на него с каменными лицами. Офицер тут же посерьезнел и с суровым видом показал на их ноги. — Вы вот так идете?
— Дайте нам бахилы и нитрилы, и все будет в порядке.
Офицер дал им по паре бахил, которые они надели. Кэффри махнул рукой в сторону лестницы.
— Пошли?
Он двинулся первый, а Джонатан уныло побрел следом. Спальня Марты выглядела в точности как на фотографии угонщика: картинки на стенах, крутящиеся балерины, наклейки Ханна Монтана[25]на выдвижном ящичке кровати. За исключением голого матраса. А также черного порошка, покрывавшего предметы обстановки, стены и окна.
— Как все запущено. — Джонатан медленно озирался, оценивая обстановку. — Когда долго живешь на одном месте, перестаешь обращать внимание. — Он подошел к окну и провел пальцем в перчатке по стеклу. Кэффри впервые заметил, как Джонатан похудел. Несмотря на то, что он постоянно проповедовал, как им всем надо поддерживать силы, несмотря на то, что и сам старался налегать на еду, именно у Джонатана, а не у Розы или Филиппы, шея стала цыплячьей, а брюки мешковатыми. Он превратился в одряхлевшего, больного стервятника.
— Мистер Кэффри? — Он отвернулся от окна. — Я понимаю, что мы не можем говорить в присутствии Розы и Филиппы, но скажите мне как мужчина мужчине: что, по-вашему, этот Тед Мун сделал с моей дочерью?
Кэффри смотрел на его затылок. Еще недавно вьющиеся волосы поредели. Этот человек, решил детектив, заслужил красивую ложь. Правда же, мистер Брэдли, неутешительна: вашу дочь изнасиловали. Он сделал это столько раз, насколько его хватило. А потом он ее убил — чтобы заткнуть ей рот, остановить рыдания. Все это уже произошло — вероятно, на следующий день после похищения. В Теде Муне нет ничего человеческого, поэтому он мог надругаться над телом вашей дочери даже после того, как он ее убил. И, возможно, не один раз, но это уже в прошлом. Я это знаю, поскольку он похитил Эмили. Ему понадобилась другая. А что касается Марты, то теперь он, надо думать, решает, где спрятать труп. Он мастер по туннелям. Он строит отличные, хорошо продуманные туннели..
— Мистер Кэффри?
Детектив поднял глаза, отбросив эти мысли.
На него смотрел Джонатан.
— Я спросил, что, по-вашему, он сделал с моей дочерью?
Кэффри мотнул головой.
— Не заняться ли нам тем, за чем мы пришли?
— Вряд ли вы сейчас думали об этом.
— Разве я сказал, что я о чем-то думал?
— Нет, и тем не менее. Не беспокойтесь, больше я вас об этом не спрошу. — Джонатан постарался изобразить отважную улыбку, но не получилось. Он отошел от окна шаркающей походкой.
Несколько минут они стояли бок о бок, посреди комнаты, не говоря ни слова. Кэффри попробовал очистить мозг от всяких мыслей. Сосредоточиться на звуках, запахах и цветах. Он чего-то ждал — что сработает какой-то сигнал. Увы.
— Ну что? — наконец спросил. — Что-нибудь переменилось?
— Я бы не сказал.
— Как думаете, откуда он фотографировал? — Кэффри вытащил Розин мобильный телефон и поглядел на возлежащего на кровати Муна, потом вытянул руку и нашел правильный угол обзора. — Вероятно, со штатива — откуда-то сверху.
— Может, с двери? Повесил на нее?
Кэффри шагнул к двери.
— Что это там на стене? Шурупы?
— Кажется, когда-то, много лет назад, там висели часы. Честно говоря, уже не помню.
— Может, он установил на стене консоль? — Кэффри подставил стул Марты и забрался на него. — Чтобы закрепить камеру? — Он нацепил очки и присмотрелся к шурупам. Один серебристый, торчащий примерно на полсантиметра, второй же вовсе даже не шуруп, а отверстие. Он сунул туда палец и что-то нащупал. Тихо чертыхаясь, выудил из кармана складной нож, ногтями достал из него щипчики и очень осторожно вытащил из отверстия непонятный предмет.
Затем слез со стула и направился к Джонатану с поднятым вверх указательным пальцем. На кончике пальца лежал крошечный черный диск размером с пенни. На одной его стороне — электрическая схема, на другой — крошечная серебряная линза. Диск весил от силы двадцать граммов.
— Что это?
Кэффри покачал головой, пытаясь сообразить. И вдруг его осенило.
— Ёпт! — Он снова встал на стул и сунул диск обратно в отверстие. Спустившись, увел Джонатана из комнаты.
— Что? — Тот вытаращился на него, ничего не понимая.
Кэффри прижал палец к губам. Он листал номера в адресной книжке своего мобильного телефона. У него бегали по спине мурашки.
— Что это такое?
— Шшш! — Он набрал номер и поднес к уху трубку, слушая гудки.
Джонатан посмотрел на дверь в спальню, снова на детектива. Наклонился к самому его лицу и прошептал:
— Да скажите же мне, ради всего святого.
— Камера, — чуть не одними губами произнес Кэффри. — Эта штуковина — миниатюрная камера.
— И что это значит?
— Это значит, что Тед Мун подглядывает за нами.
56
Скрип открывающегося люка так сильно напугал Фли, что ей понадобилось чуть ли не полчаса, чтобы набраться смелости и сделать следующий шаг. Словно парализованная, она вслушивалась в воображаемое эхо, которое представлялось ей черными волнами, накатывающими в шахту и возвещающими о ее присутствии. Лишь убедившись, что ничего не происходит и что угонщика рядом нет, она просунула плечо в отверстие и, упершись в шпангоут, до конца открыла люк — раздался долгий, этакий пукающий звук.
В лицо дохнуло облаком из воздуха и света, от которого у нее перехватило дыхание, зато ее безумный страх ушел куда-то вглубь. Глазам открылась передняя часть корпуса, совершенно пустая, чуть задранная вверх от давления камней на противоположной, верхней части баржи. Над водой возвышалась то ли низкая полка, то ли скамейка. Снизу к палубе был приварен железный ящик для канатов, чтобы не мокли, а на месте швартова зияли две дыры. Через них пробивались лучи, прорезая пещеру, как лазерные прицелы двух винтовок. А еще вдоль корпуса был насыпан вал из черных кристаллов, уголь, пролежавший здесь добрую сотню лет: стукни хорошенько — кусок отвалится. Она подняла глаза. Над ней высвечивался еще один люк.
