Трейлер остановился у одного из подъездов и громко просигналил. Тут же из подъезда высыпало несколько парней, началась разгрузка. Поскольку в этот дом чуть ли не каждый день въезжали жильцы, контейнер не привлек к себе внимания. Не прореагировали на него и двое молодых людей, парень и девушка, сидевшие в обнимку на лавочке в разбитом у дома сквере. Девушка лишь вздрогнула на мощный звуковой сигнал фургона, обернулась на миг к подъезду, но тут же повернулась снова к парню и замерла в продолжительном поцелуе. Страстные объятия не помешали тем не менее передать информацию в МУР:
— Контейнер прибыл, идет разгрузка.
— Хорошо, Юра, продолжайте наблюдение, — послышался голос Погорелова из портативной рации, спрятанной во внутреннем кармане Юриной куртки.
— Нравится мне это задание! — сообщил он своей напарнице, усиливая объятия.
— Ну ты не очень-то увлекайся, — едва успела ответить девушка, как Юра снова приник к ее губам.
Во время разгрузки один из парней, переносивших ящики и мебель, выронил из кармана бумажник, который как бы случайно упал под фургон. Парень, согнувшись, полез его доставать и отлепил от днища машины небольшой предмет.
Сидевшая в сквере парочка обнималась еще полчаса. До тех пор, пока из подъезда не вышла Тамара Кантурия в сопровождении все тех же парней. Компания скрылась за углом дома, о чем немедленно был оповещен Погорелов, а через десять минут покинула сквер и парочка.
Тамрико вернулась в свою квартиру на Профсоюзной, позвонила Нине Вахтанговне.
«— Все в порядке, дорогая, — прошуршала магнитофонная лента голосом Тамрико в небольшой аппаратной на Петровке. Возле магнитофона стояли Погорелов и Грязнов. Вячеслав от нетерпения постукивал ботинком.
— Хорошо, я рада, — отозвалась Нино. — Когда передаешь товар?
— Завтра в шесть утра подъедет Тенгиз, загрузимся, и в шесть тридцать встреча с барыгой.
— Что-то я беспокоюсь, — проговорила Нино.
— А я — нет, — весело отозвалась девушка. — Пока все идет прекрасно. Ну до завтра, дорогая!»
С пленки пошли короткие гудки.
— Чует опасность, зверюга, — имея в виду Свимонишвили, сказал Грязнов. — Валентин, собирай народ ко мне в кабинет. — Если будет что-нибудь новое, немедленно сообщите, — приказал Вячеслав сидевшей у магнитофона девушке в форме сержанта. Та кивнула.
До позднего вечера обсуждался план захвата Тамары Кантурия. Никто из задействованных в операции людей не ушел в тот вечер домой: слишком велико было напряжение. Да и ситуация могла измениться в любую минуту. Галочка непрерывно носила в кабинет начальника тарелки с бутербродами и кофейники. Около одиннадцати вечера Грязнов силой отправил свою помощницу домой. Кабинет его к этому времени был плотно завешен табачным дымом. На столе стояли груды грязных чашек.
— Вы хоть окно откройте, а то до утра не доживете! — потребовала уходя Галочка.
В шесть утра у дома на Профсоюзной остановился микроавтобус. Через пару минут в него впорхнула вышедшая из подъезда Тамара. Микроавтобус повернул на улицу Наметкина, остановился около известного уже подъезда. Тамара вышла в сопровождении двух мужчин, один из которых вел машину. Еще через двадцать минут уже загруженный микроавтобус заурчал, тронулся с места, завернул за угол. Он проехал метров триста и был взят в коробочку муровскими машинами. Из машин стремительно выскочили спецназовцы, окружили автобус. Резким ударом пистолета-пулемета было выбито окно, осколки стекол посыпались на водителя. Тут же была открыта дверь.
— Что происходит? — завопил с грузинским акцентом водитель, когда его выволакивали из машины.
Дюжий спецназовец молча приложил грузина к капоту машины, другой уже защелкнул на его запястьях наручники. В салоне микроавтобуса метался второй мужчина, лихорадочно вытаскивая из кармана ТТ. Но выстрелить он не успел, сбитый с ног мощным ударом в грудь. Через секунду верхом на бившемся на полу теле восседал громила-спецназовец, заламывая поверженному руки. Затем его, уже скованного, выволокли из салона. Тамара, сидевшая в кабине рядом с водителем, словно окаменела.
— Откройте дверь, — приказал возникший перед ней Грязнов.
Девушка подчинилась. Грязнов секунду рассматривал ее. Светло-серый плащ из мягчайшей лайки. Короткие черные волосы одной длины едва прикрывали уши, распадаясь на косой пробор и обрамляя волнистыми прядями ее лицо. Чуть крупноватый нос, красиво очерченные губы и небольшие, но выразительные темные глаза в длинных черных ресницах. Очень привлекательная женщина.
— Тамара Кантурия? — спросил ее Грязнов.
— Нет, — помедлив, ответила девушка. — Елена Субботина. А что происходит? У нас переезд, мы перевозим вещи.
— Понятно, — ответил он. — Ваши документы попрошу.
Тамара достала из сумочки паспорт, протянула.
— В чем все-таки дело? Что вы вытворяете? Я буду жаловаться!
— Это конечно, это сколько угодно, — согласился Грязнов. — Мы должны осмотреть ваш груз. Тут рядом только что убийство произошло. Так, может, вы труп расчлененный везете, гражданка Субботина, — весело проговорил он, сверившись с паспортом. — Ребята, давайте, — махнул Вячеслав Иванович оперативникам. — Олег, подходи, — подозвал он Олега Лойко. — Емельянов, давай понятых.
Оперативники уже вспарывали ящики, вытряхивая лежавшее сверху тряпье. Проложенные мягкой серой бумагой, в ящиках покоились коробочки с ампулами.
— Лойко, немедленно вези на исследование, — протянул Грязнов одну коробку Олегу. — Граждане понятые, одна упаковка вещества отправляется на анализ, что будет внесено в протокол.
Понятые, две пожилые дворничихи, единственные живые души на безлюдной в ранний утренний час улице, ошалело кивнули.
— Вячеслав Иванович, да тут этого добра считать — не пересчитать! — ахнул Юра Виноградов.
— Считайте, ребята… Пилите, Шура, пилите… Они золотые. А то гражданка Субботина скажет, что ей в МУРе коробочки подсунули.
— А-а-а, — вдруг во все горло завопил один из задержанных, тот, что размахивал пистолетом.
— Молчи, сука, пристрелю как шавку, — ласково шепнул ему на ухо спецназовец, крепко державший мужчину.
— Вещички, значит, перевозите? — усмехнулся Грязнов, глядя на Тамару. Та молча отвернулась.
Наконец был оформлен протокол места происшествия, из которого следовало, что в задержанном микроавтобусе обнаружено сто тысяч упаковок неизвестного вещества. По десять ампул в каждой упаковке. Когда понятые расписались, Грязнов все так же весело сказал девушке:
— Ну что ж, очаровательная гражданка Субботина, проедемте на Петровку! Ваши рыцари, безусловно, проследуют с нами.
…Илья Николаевич Висницкий недовольно поглядывал на часы. Уже десять, а Тамары на месте нет!
Ну сколько можно! И так без конца отпрашивается. Да вот только вчера снова отправилась к своему доктору, на два часа раньше ушла. Сегодня опять нет. Все знают, что она ему почти родственница, молчат. Но за спиной-то судачат наверняка! Дескать, к кому Илья Николаевич строг, а кому — так все позволено. И снова нужно обращаться к секретарше своего зама, первой сплетнице учреждения. Ну как же можно так его, Илью, подставлять! Он, конечно, понимает, что у нее проблемы со здоровьем, что-то там женское. Тамара в слезах призналась ему года два назад, что лечится от бесплодия. («Господи, да есть ли на свете нормальные, здоровые женщины?» — попутно подумал он, вспомнив свою погибшую жену.). И очень ей сочувствует. Поэтому девочка и замуж не выходит, считает себя не вправе создавать семью, где не будет детей. Это, конечно, очень благородно, да и вообще Тамара очень славная девушка, и он ее нежно любит. Но работа есть работа, все имеет свои пределы! В конце концов, здесь не собес, а главк Минздрава.
Так думал Илья Николаевич, раздраженно просматривая принесенные на подпись документы.
Но он прекрасно знал, что, как только откроется дверь и заглянет Тамара в своих дурацких очках, которые она носила только на работе, все его раздражение растает. Он действительно очень привязался к этой девушке, умевшей без слов чувствовать его настроение и сказать всего два-три слова, но именно таких, какие бы ему хотелось в данную минуту услышать.
И конечно, он сочувствовал ее женскому несчастью. Женщина, у которой нет детей, это артефакт. Это ошибка природы. Но к сожалению, сегодня таких женщин все больше и больше. Основная часть из них просто не хочет обременять себя. Не желает отягощать и без того сложную жизнь. Но природа не прощает поругания своих законов. Сколько он видит этаких свободных от забот дамочек даже в собственном учреждении. И что? Часть из них просто пускается во все тяжкие, словно торопится спустить свою женскую сущность с молотка. Часть превращается в злобных психопаток. Другое дело, когда женщину постигает такая беда, как бесплодие. Илья Николаевич опять вспомнил жену.
