На столе в кабинете его ждали две записки от синьорины Элеттры. В обеих говорилось, что с ним желает поговорить вице-квесторе Патта. Он тут же спустился и обнаружил синьорину Элеттру на рабочем месте.
— Он у себя?
— Да. — Она подняла на него глаза, но не улыбнулась, как обычно, и добавила: — Он в плохом настроении.
Брунетти удержался от замечания, что это его обычное состояние, и спросил:
— Из-за чего?
— Из-за перевода.
— Чего-чего? — Брунетти не слишком интересовало, что там еще за перевод, но ему просто всегда хотелось оттянуть разговор с Паттой, а недолгая беседа с синьориной Элеттрой была на данный момент самым приятным способом сделать это.
— Перевод заключенной, которую вы арестовали сегодня ночью. — Она отвернулась от комиссара, чтобы ответить на телефонный звонок. — Да? — сказала она и, выслушав собеседника, ответила: — Нет, не могу.
Положив трубку, она снова посмотрела на Брунетти.
— Что произошло? — тихо спросил Брунетти. Интересно, слышит ли синьорина Элеттра, как бешено колотится его сердце?
— Сегодня утром, очень рано, позвонили из министерства юстиции. Сказали, что ее следует перевести в Падую. Немедленно.
Брунетти навалился на стол, опираясь на него обеими руками.
— А кто принял звонок?
— Не знаю. Кто-то из дежуривших внизу. Это случилось еще до того, как я пришла на работу. Потом, часов в восемь, пришли люди из Особого отдела с какими-то бумагами.
— И они ее забрали?
— Да. Увезли в Падую.
Элеттра с испугом заметила, как руки комиссара сжимаются в кулаки и на отполированной поверхности ее стола остаются восемь светлых дорожек от его ногтей.
— Что с вами, комиссар?
— Она добралась до Падуи?
— Я не знаю, — сказала она и посмотрела на часы. — Прошло уже три часа. Наверное, они уже там.
— Позвоните им, — проговорил Брунетти хриплым голосом.
Поскольку она не шевельнулась, оторопело глядя на него, он повторил чуть громче:
— Позвоните им. Позвоните делла Корте. — Она и глазом моргнуть не успела, как Гвидо схватил ее телефон и стал яростно нажимать на кнопки.
Делла Корте снял трубку на третий звонок.
— Это Гвидо. Она у вас? — выпалил Брунетти без всяких объяснений.
— Чао, Гвидо. Вы о ком? Я не понял вопроса?
— Я вчера арестовал женщину. Она убила всех троих.
— Она призналась в этом? — спросил делла Корте.
— Да. Призналась во всех трех убийствах.
Делла Корте восхищенно присвистнул:
— Я ничего об этом не знаю. А почему, собственно, вы звоните мне? Вы где ее взяли?
— Здесь. В Венеции. Но сегодня с утра пришли какие-то люди из Особого отдела и забрали ее. Их прислал кто-то из министерства юстиции. Им приказали перевести арестованную в Падую.
— Это же полный бред! — воскликнул делла Корте. — Задержанный содержится в том городе, где был произведен арест, вплоть до предъявления официального обвинения. Это каждый знает. — Он перевел дух. — Ей было предъявлено обвинение?
— Я не знаю. Думаю, что нет. Прошло ведь так мало времени.
— Погоди, я попробую выяснить. Перезвоню, как только что-нибудь узнаю. Как ее зовут?
— Черони. Регина Черони, — только и успел сказать Брунетти. Делла Корте повесил трубку.
— Что-то не так? — спросила синьорина Элеттра встревоженно.
— Не знаю, — сказал Брунетти. Ни слова больше не говоря, он шагнул к двери Патты и постучал.
— Войдите.
Брунетти толкнул дверь и быстро вошел. Он заставил себя не говорить ни слова, надеясь уловить настроение шефа до того, как придется что-то ему объяснять.
— Что это за история с переводом арестованной в Падую? — спросил Патта требовательным тоном.
— Мне об этом ничего не известно. Я задержал ее вчера ночью. Она призналась в убийстве всех троих: Тревизана, Фаверо и Лотто.
— Где призналась?
Брунетти смутила такая постановка вопроса.
— В машине.
— Ее машине?
— Я проследил за ней, довел от дома до Пьяццале Рома. Я провел с ней несколько часов, а потом привез обратно, в Венецию. Она рассказала мне, как убивала. И почему.
Патту, похоже, это вовсе не интересовало.
— Она сделала официальное признание? При свидетелях?
Брунетти покачал головой:
— Мы оказались здесь в четыре утра. Я спросил, не хочет ли она пригласить своего адвоката. Она отказалась. Я спросил, не хочет ли она сделать заявление. Она опять-таки отказалась. Я приказал отвести ее в камеру. Офицер ди Чензо сопроводила ее в женское отделение.
— И арестованная так и не сделала ни заявления, ни признания?
Не было никакого смысла тянуть с ответом, и Брунетти сказал:
— Нет. Я рассчитывал получить его утром.
— Ах, рассчитывали получить его утром? — передразнил его Патта, неприятно растягивая слова.
— Да.
— Теперь это вам вряд ли удастся, вам не кажется? — спросил Патта, даже не пытаясь скрыть свое негодование. — Ее ведь увезли в Падую.
— Она доехала? — перебил начальника Брунетти. Патта устало опустил глаза.
— Может, вы все-таки дадите мне договорить, комиссар?
Брунетти кивнул, но ни слова не сказал.
— Так вот, как я уже сказал, — Патта сделал паузу, подчеркивавшую, что его перебили, — арестованную перевели в Падую. Вас в это время на месте не было. Признания вы от нее не получили, а ведь это, как вы знаете, комиссар, одна из основ нашей с вами работы. Теперь она в Падуе, и, надеюсь, вы понимаете, что это означает. — И Патта вновь сделал драматическую паузу, рассчитывая, видимо, что Брунетти признает всю глубину проявленной им некомпетентности.
— Так вы считаете, ей угрожает опасность? — спросил Гвидо.
Патта заморгал, растерянно поглядел на своего подчиненного, тряхнул головой и сказал:
— Опасность? Я не понимаю, о чем вы говорите, комиссар. Единственная опасность состоит в том, что теперь вся честь за поимку преступницы и за ее признание достанется Падуе. Она убила троих человек, двое из которых — исключительно влиятельные граждане нашего региона, а за арест будут благодарить не нас, а Падую.
— Так она добралась до Падуи? — проговорил Брунетти полным надежды голосом.
— Да я понятия не имею, где она сейчас! И, честно говоря, меня это не интересует. Ее забрали, судьба этой женщины за пределами нашей юрисдикции, так что теперь она меня нисколько не волнует. Мы, конечно, можем закрыть сразу два дела, и на том спасибо, но вся благодарность за ее арест достанется Падуе. — Патта был в бешенстве. Он протянул руку и взял какую-то папку. — Мне больше нечего вам сказать, комиссар Брунетти. Уверен, вы найдете чем заняться. Вы свободны. — С этими словами он открыл папку, склонил голову и погрузился в чтение.
Вернувшись к себе в кабинет, Брунетти, поддавшись эмоциональному порыву, набрал номер делла Корте. Никто не отвечал. Он сел за стол. Потом встал и подошел к окну. И снова вернулся к столу. И снова сел. Прошло какое-то время. Раздался телефонный звонок, и он взял трубку.
— Гвидо, вы что-то об этом знали? — спросил делла Корте. Голос его звучал настороженно.
Рука Брунетти стала скользкой от пота. Он переложил трубку в другую руку и вытер ладонь о штанину.
— Что случилось?
— Она повесилась в камере. Ее привезли сюда где-то час тому назад, поместили в камеру временного содержания и пошли искать магнитофон, чтобы записать ее признание. Вещи у нее не забрали, а когда вернулись в камеру, обнаружили, что она повесилась на собственных колготках: привязала их к вентиляционной трубе. — Делла Корте замолчал, но Брунетти не произнес ни слова. — Гвидо? Вы меня слышите?
— Да, — выдавил из себя Брунетти. — А где люди из Особого отдела?
— Заполняют бумаги. Она по дороге призналась им в убийстве всех троих.
— Почему?
— Почему призналась или почему убила?
— Почему убила?
— Она сказала тем ребятам, что когда-то крутила романы со всеми тремя и шантажировала их этим уже не первый год. Когда все трое заявили, что не намерены больше ей платить, она решила их убить.
— Ясно. Всех трех из-за этого?
— По их словам, да.
— Сколько их?
— Ребят из Особого отдела?
— Да.
— Трое.
— И все говорят одно и то же? Что она убила всех троих, потому что не могла больше получать с них деньги за шантаж?
— Да.
— Вы с ними говорили?
— Нет. Все это я узнал от охранника, который обнаружил ее тело.
— Когда они заговорили о признании? — спросил Брунетти. — До того, как она повесилась, или после?
— Не знаю. А это важно?
И тут Брунетти осознал, что это и вправду уже не важно, поскольку те трое, из Особого отдела, будут рассказывать одну и ту же сказку. Прелюбодеяние, шантаж, жадность, месть — вот те пороки, которые отлично объясняют ее поступок. По сути дела, в это гораздо легче поверить, чем в то, что причиной убийств были ярость и ужас и ледянящая душу жажда возмездия. А так все ясно. Никто и не подумает ставить под сомнение слова троих офицеров Особого отдела.
