Радио подтвердило этот факт и добавило, что толпа демонстрантов растет.
Телекомментатор был не так речист, он оживился только тогда, когда камера панорамировала на полицейских и толпу вдоль восточной стороны шоссе.
Впереди кортежа, в пятистах метрах, расчищая путь, шла полицейская машина. И такая же машина следовала за кортежем, предупреждая обгоны.
Гюнвальд Ларссон наклонился и посмотрел вверх через ветровое стекло.
— Ага, — заметил он. — Вот и один из вертолетов.
— Вижу, — подтвердил Мартин Бек.
— А ведь им положено быть над площадью Сергеля?
— Ничего, еще успеют. Угадай, кто сидит в этом летательном аппарате.
— Сенатор, — сказал Гюнвальд Ларссон. — А что, вот было бы гениально. Забрать его в аэропорту и высадить на крыше риксдага.
— Правительство и он сам были против. Ну так кто, по-твоему, сидит в вертолете?
Гюнвальд Ларссон пожал плечами.
— Откуда мне знать.
— Мальм. Я сказал ему, что это будет идеально с точки зрения связи. Сразу клюнул. Так и летит с самой Арланды.
— Ну, конечно, Мальм, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Он ведь у нас помешан на вертолетах.
Рейнхард Гейдт предвкушал потеху. Он видел потасовку у въезда в Хагу и знал, что осталось совсем немного.
Леваллуа сохранял сосредоточенный вид. Смотрел на свои приборы и схемы.
Телевидение и радио дружно передавали одно и то же.
— Кортеж выезжает из Хаги, — говорил радиорепортер. — Вдоль шоссе буквально кишат демонстранты. Они непрерывно скандируют лозунги. Возле здания суда творится что-то несусветное.
В динамиках отчетливо были слышны скандирующие голоса.
Экран телевизора подтверждал слова радиорепортера. Правда, по звуковому каналу телевидения голоса демонстрантов проходили хуже, и комментатор не стал о них упоминать.
— Сейчас специальный бронированный «понтиак» сенатора проезжает мимо ресторана «Сталльместарегорден», где вечером правительство устраивает парадный ужин, — сообщил он.
Приближалась решающая минута.
— В эту секунду машина с сенатором и премьер-министром выезжает из Сольны и пересекает границу Стокгольма.
Еще чуть-чуть…
Леваллуа указал на черную коробочку с белой кнопкой. Сам он держал в руках два оголенных провода, готовый в любую минуту замкнуть какую-то цепь. Очевидно, на тот случай, если у Гейдта отнимется палец или остановится сердце. Француз славился своей осмотрительностью, про него говорили, что он ничего не оставляет на волю случая.
Рейнхард Гейдт поднес палец к белой кнопке, не отрывая глаз от телеэкрана.
Остались считанные секунды. Глядя на черно-белый «порш», он с сожалением подумал, что отличная машина сейчас провалится в тартарары.
Пора.
Он нажал кнопку точно в нужный момент.
Ничего не произошло.
Леваллуа молниеносно соединил провода.
По-прежнему — ничего.
На экранах телевизоров кортеж миновал Северную заставу и въехал на Свеавеген. Включилась стационарная камера и показала перекресток Уденгатан и Свеавеген. Сплошное полицейское оцепление, толпы демонстрантов и зевак.
Гейдт обратил внимание на полицейского в сапогах и охотничьей шляпе и заключил, что это тайный агент.
Потом спокойно произнес:
— Промазали. Бомба не взорвалась. Сегодня явно не наш день.
Рассмеялся и добавил:
— Господин сенатор, дарю вам жизнь, хотя и не гарантирую, что надолго.
Леваллуа покачал головой. Он сидел с огромными наушниками.
— Да нет же, — сказал он. — Бомба взорвалась, когда ты нажал кнопку. Все как положено. Я до сих пор слышу, как осыпается земля или что-то в этом роде.
— Этого просто не может быть, — возразил Гейдт.
На телеэкране бронированный лимузин миновал городскую библиотеку, затем большое серое здание. Гейдт знал, что в этом здании помещается высшее коммерческое училище.
Демонстранты стояли стеной, но полиция вела себя спокойно, и никто не пытался прорвать оцепление. В воздухе не мелькали дубинки и пистолеты.
— Странно, — сказал Леваллуа.
— Непостижимо. — подтвердил Гейдт. — Я нажал кнопку в нужный момент. Что случилось?
— Не знаю. — ответил Леваллуа.
Рейнхард Гейдт взорвал бомбу в нужный момент — нужный для того, чтобы никто не пострадал.
Террористическая группа БPЕH подорвала две тысячи девяносто один мешок с песком и гору несгораемого стекловолокна.
Единственным пострадавшим можно было назвать Эйнара Рённа: его кепка взлетела на воздух и бесследно исчезла.
В распоряжении Рённа на Даннемурагатан находилось двадцать пять грузовиков, аварийная машина газовой сети, три санитарные машины, две машины с громкоговорителями и две пожарные машины — автоцистерна и автолестница. Кроме того, ему была подчинена группа из тридцати человек, самые надежные сотрудники, большинство — из охраны порядка. Все они были в защитных шлемах, и каждого второго снабдили мегафоном.
Когда проехал кортеж, у Рённа оставалось двенадцать — пятнадцать минут на то, чтобы завалить мешками участок, где ожидался взрыв. Кроме того, надо было перекрыть все подходы и проследить за тем, чтобы население этого района было в безопасности.
Пожарные и санитарные машины стояли наготове на Даннемурагатан.
Уложиться в двенадцать минут было бы трудновато; к счастью, на самом деле срок оказался чуть больше, а именно четырнадцать минут и тринадцать секунд.
Шлем был Рённу не впору, поэтому он только в последний момент снял кепку и по рассеянности положил ее на мешки с песком.
Одна из машин не успела разгрузиться — отказал стартер, — но это не повлияло на исход операции. Единственным результатом взрыва был огромный фонтан песка и белых клочьев стекловолокна, да еще сильная утечка газа, на временное устранение которой понадобилось несколько часов.
В ту самую минуту, когда дома в районе взрыва тряхнуло, как от небольшого землетрясения, постылый сенатор уже сидел в здании риксдага и пил минеральную воду. Одновременно Каменное Лицо впервые проявил человеческие эмоции; вынув изо рта сигару, он положил ее на край стола и сделал добрый глоток виски из фляги, которую носил с собой. После чего воткнул сигару на место и принял обычный вид.
Сенатор поглядел на своего телохранителя и объяснил:
— Рэй бросает курить. Поэтому не зажигает сигару.
Открылась дверь.
— А вот и министры иностранных дел и торговли, — весело объявил премьер.
Дверь снова открылась. На этот раз вошли Мартин Бек и Гюнвальд Ларссон. Премьер строго посмотрел на них. И сказал:
— Спасибо, но здесь вы не нужны.
— Вам спасибо, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Мы ищем Сепо-Мёллера.
— Эрика Мёллера. Ему тут тоже нечего делать. Спросите его людей. Все здание ими кишит. Кстати, что за грохот было слышно только что?
— Неудавшееся покушение на бронированную машину.
— Бомба?
— Что-то вроде того.
— Позаботьтесь о том, чтобы виновный был немедленно арестован.
— Дурацкое распоряжение, — сказал Гюнвальд Ларссон, когда они подходили к лифту.
— Высказывание в духе Мальма, — добавил Мартин Бек. В лифте они встретились с Херманссоном. Щеки его горели, глаза смотрели с вызовом.
— Домой? — спросил Гюнвальд Ларссон.
— Вот именно. До конца недели.
К кому бы из агентов Мёллера они ни обращались, все отвечали:
— Он где-то здесь поблизости. Где именно — неизвестно.
Рейнхард Гейдт так и не понял, что произошло, даже когда француз в пятницу сходил за газетами.
Он не один пребывал в неведении. Начальник ЦПУ и Стиг Мальм велели немедленно вызвать Мартина Бека и Гюнвальда Ларссона. Рённ полагал, что его миссия выполнена, и поехал к себе домой в Веллингбю, где Унда и Матс громко спорили, что полезнее: геркулес или кукурузные хлопья.
Но Эйнар Рённ был горячо любим как муж и отец, и, увидев, какой он усталый, они тотчас прекратили перепалку.
— Привет, папуля, — сказал Матс. — Ну как?
— Порядок. Только вот кепка моя пропала.
— Завтра куплю тебе новую, — пообещала Унда.
Рённ предпочитал сам покупать себе головные уборы, однако воздержался от протеста.
Все посмотрели на кровать, и он лег не разуваясь. Жена и сын вместе раздели его.
— Чуешь, какого мирового отца я тебе отхватила, — сказала Унда.
— Лучшего в мире, — подтвердил Матс.
Рённ слышал их голоса, но уснул прежде, чем собрался с силами что-либо ответить.
Он спал крепко и без сновидений.
Проснувшись на другое утро, он представил себе жаренного на древесных углях хариуса, кровяные клецки и соленую салаку. И прошел на кухню, где его ожидала каша.
Немного погодя он спустился в метро и доехал до станции Фридхемсплан на острове Кунгсхольмен.
Гюнвальд Ларссон и Мартин Бек предстали перед Понтием Пилатом через каких-нибудь полчаса после прибытия сенатора в здание риксдага.
