– Это у которого фефект фечи? – уточнил Крячко.
– Точно. Говорил, что на покой ушел, но слабо мне в это верится. А у тебя как успехи?
– Тоже по нулям. В бизнес-центре никого чужого не видели или не увидели, потому что это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Между прочим, именно там мне адресок этой бабульки и подсказали, я тут же к ней наведался, обо всем договорился, а потом за вещами сюда смотался и даже в магазин успел заскочить и продуктов купить, так что холодильник там полный – неизвестно же, насколько мы здесь застрянем.
– И это все, что ты успел сделать за весь день? Уж не знаю, что и думать! То ли у тебя мозги здесь замерзли, то ли ты вконец обленился и нюх потерял, – раздраженно проговорил Гуров.
– Ну, если ты к прямым оскорблениям перешел, то я, пожалуй, тоже перейду, только на ту квартиру, а ты потом сам добирайся, как знаешь, – обиделся Крячко. – Вот тебе адрес: улица Таежная, дом 6, квартира 9, третий, последний этаж.
– Подожди, сейчас законспектирую. – Покопавшись в кармане, Лев Иванович достал листок бумаги и начал писать, а Крячко тем временем, бурча себе под нос, что Лева окончательно загордился и других уже за людей не считает, стал надевать валенки. – Ладно, Стас, извини, – повернулся к нему Гуров. – Просто целый день на ногах, замерз, голодный, как черт, устал, как свора ездовых собак, а на выходе – ноль. А ведь работаем, можно сказать, по горячим следам.
– Младшенького завсегда обидеть просто, – затянул свою обычную песнь Крячко. – Но я коварно воспользуюсь твоим раскаянием, чтобы вытащить снова на мороз, благо здесь недалеко. Пошли, Лева, сил нет больше терпеть! Жра-а-ать хочу! Спа-а-ать хочу!
– Ты и мертвого уговоришь, – пробурчал Гуров. – Пошли!
Они оделись и вышли на улицу. Идти действительно оказалось недалеко, и попав наконец в квартиру, они сразу ощутили себя в уютной домашней обстановке, да еще сопровождаемой запахом нормальной домашней еды. Их встретила симпатичная старушка и прямо в коридоре сообщила:
– Постели я вам чистые постелила, уха на плите – ее только разогреть, а пюре с рыбкой в духовке, еще горячие. Ну, я пойду, а то у меня сериал начинается.
Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь, а друзья, быстро раздевшись и отпихивая друг друга, бросились к раковине, чтобы вымыть руки и поскорее сесть за стол. Они ели и никак не могли наесться, успокоились только тогда, когда и кастрюли, и сковорода были абсолютно пусты.
– Ну, все! Я пошел спать! – решительно заявил Стас.
– Я посуду мыть не буду! – еще решительнее сказал Гуров. – Кто готовил, тот и моет!
Крячко же пошел в зал, включил свет, задернул шторы и стал шуметь, расстилая постели и раскладывая диван, потом демонстративно подвигал стул, потоптался и шлепнулся на скрипнувшую от такого неуважительного отношения кровать.
– А вот тебе остается диван, – торжествующе сказал он.
– Да я сейчас и на голой земле усну, – усмехнулся Гуров и тоже стал шуметь, показывая, что собирается лечь спать.
– Свет выключи, – попросил Крячко, и он щелкнул выключателем.
Когда их глаза привыкли к темноте, Стас осторожно встал и, подойдя в коридоре к большому шкафу-купе, отодвинул дверцу, а потом, повернувшись к Льву Ивановичу, сделал знак, приглашающий идти за ним. Гуров кивнул на спальню, но Стас дал понять, что хозяйка в курсе. Он шагнул в шкаф, Лев Иванович – за ним. Как оказалось, задней стенки у шкафа не было, и они вышли в коридор соседней квартиры.
– Ты уверен, что это помещение не прослушивается? – шепотом спросил Гуров Крячко, на что тот тоже шепотом ответил:
– А это уже Сашкина зона ответственности. Тут такая история: у Виталия, это один из них, – кивнул он в сторону комнаты, откуда слышались голоса, – жена давно и тяжело болеет – онкология. А он мужик, ему, сам понимаешь, чего надо. Ну, и завел себе женщину на стороне. Только человек он в городе известный, его каждая собака знает, вот и купил, чтобы не светиться, две соседние квартиры, вход в которые из разных подъездов. В одной свою дальнюю родственницу поселил, – Стас показал пальцем себе за спину на квартиру, откуда они вышли, – а любовницу – здесь, – потыкал он в пол.
– То есть он навещает родню, а сам – сюда, – понял Гуров.
– Да! Так что здесь можно говорить совершенно спокойно.
– И где сейчас любовница? Надеюсь, разговаривать придется не при ней?
– Да он ее сразу же после покушения на Потапыча отдыхать отправил – не до нее стало.
– На, держи, – тихонько сказал Лев Иванович и протянул Стасу листок бумаги. – Тут все действующие лица, которых я вычислил, тебе придется за ними бдить, чтобы не сбежали.
– Одному? – шепотом воскликнул Крячко и, посмотрев на то, что было написано на листке, удивленно уставился на Гурова, тыкая пальцем в одну из строчек, на что тот утвердительно покивал:
– Представь себе, да!
– Мне на несколько частей разделиться? – тихо возмутился Стас.
– Ничего, у своих друзей-сибиряков людей возьмешь! – съязвил Гуров. – Черт! Как спать хочется! – Он зевнул и помотал головой, отгоняя сон. – Будем надеяться, что хоть немного отдохнуть нам все-таки удастся.
– Лева! Надежды питают только юношей, а мы с тобой уже зрелые мужи, – усмехнулся в ответ Стас.
– Хорошо, что не перезрелые, – буркнул Гуров.
– Нет, Лева, мы в самом соку, – самодовольно заявил Крячко.
– Сочные! Вы там долго шептаться будете? – раздался чей-то мужской голос со стороны комнаты.
– Уже идем, – откликнулся Стас и первым пошел в ту сторону.
Гуров шел за ним и думал, как же ему обращаться к этим людям, но, как и в первый раз, когда он занимался делом Савельева, так и не смог определиться, но потом все же решился. Вошел в комнату, где Крячко, сыпя шуточками-прибауточками, уже пожимал хозяевам руки, и сказал то, чего раньше никогда не произносил:
– Здорово, мужики!
Все восприняли это совершенно нормально, и только Александр не сдержался:
– Блин! Это кто же в тайге сдох, что Гуров вдруг так «полевел»? В прошлый раз в Москве он нас своей ледяной вежливостью начисто заморозил, а здесь вдруг подобрел!
– Просто у него от ваших холодов в голове прояснилось, – невинно заметил Стас.
– Мужики! Кончайте хохмить! – попросил Лев Иванович. – Я целый день на ногах и держусь исключительно на морально-волевых.
– Э! Гуров! – обеспокоенно воскликнул Романов. – Если ты опять вырубишься, я тебя на себе второй раз не потащу!
– Сашка! А куда ты денешься? Потащишь как миленький! – отмахнулся от него Крячко.
– Ну, тогда приступим, благословясь! – сказал Александр и начал представлять людей: – Виталий!
Высокий массивный мужчина, – впрочем, они почти все здесь были такими, за исключением одного среднего роста, худощавого и черноволосого человека с темными миндалевидными глазами и большим крючковатым носом, – привстав с места, пожал Гурову руку и сказал:
– Нефть и газ.
– Геннадий! – продолжил Романов.
– Уголь, руда, цветные металлы.
– Матвей! – представил Александр третьего отца города.
– Камешки, золотишко.
– Как я понимаю, камешки не простые, – заметил Лев Иванович.
– Разные попадаются, – усмехнулся тот.
– Это Максим!
– Сельское хозяйство.
– Какое же у вас здесь может быть сельское хозяйство? – удивился Гуров.
– Животноводство и птицеводство, все исключительно на стойловом содержании, – объяснил тот.
– Ну, чем я занимаюсь, ты и так знаешь – лес и пушнина, – сказал Романов. – А это наш поилец и кормилец Борис!
– Борис Львович Либерзон, тоговля, бытовое обслуживание и все этому сопутствующее, то есть стоитесьво, дооги и все почее, – сказал тот с характерным акцентом.
– Иваныч! Не обращай внимания! Борька совершенно чисто говорит по-русски, только иногда, вот как сейчас, придуривается, – объяснил Александр.
– С кем пьиходится аботать! – воздел руки к потолку Либерзон. – Лев Иванович! Я единственный евьей на весь Новоленск! Должен же я соответствовать шиоко и глубоко укоенившимся стееотипам!
– Кончай заливать! За городом еще шлагбаум есть! – рассмеялся Матвей.
– И вот так они надо мной уже много лет издеваются! – со слезой в голосе пожаловался Борис Гурову.
– Что же ты в Израиль не уедешь? – спросил Крячко. – Там будут только рады новому богатому человеку.
– Ну, во-пейвых, я евьей только на четвейть, и то по отцовской линии, а во-втоых, что я там буду делать? Там же вокьюг одни евьеи!
– Как же тебя сюда занесло? – не унимался Крячко.
– Дед во вьемя войны после отсидки остался – знаменитая 58-я статья, – объяснил Либерзон.
– Мужики! Давайте работать! – устало попросил Гуров. – Честное слово, вот сделаем дело, сядем, выпьем, поговорим за жизнь, похохмим, анекдоты потравим.
– Совсем худо? – присмотревшись к нему, спросил Романов и, поняв, что так и есть, сказал: – Сейчас я тебе чаю покрепче сделаю!
– Чтобы я потом совсем не уснул? – возразил Лев Иванович. – Обойдусь! А сейчас я вас кое о чем спрашивать буду. Скажите, почему все природные богатства в закрома родины не оттянули?
