— Приходить сюда — все равно что возвращаться на конспиративную квартиру…
Рейдар молчал.
— Всегда чувствую одно и то же.
— Что?
Она подумала и наконец ответила:
— Тоску.
— Когда ты здесь, я забываю о том, как долго ждал, — сказал он и кивком указал на бутылку:
— Хереса?
— Да, пожалуйста.
Он собирался уже взять бутылку, но вдруг остановился и резко посмотрел на свою гостью:
— Может быть, ты разольешь?
Она быстро подошла к столу, взяла у него бутылку и разлила херес в два бокала. Подняла свой, повертела в руках, вдохнула аромат вина и устремила мечтательный взгляд куда-то вдаль. Отпив совсем маленький глоток, она поставила бокал на место и медленно начала стаскивать с руки длинную, до локтя, перчатку.
— Таксист задержал, — сказала она. — Не хотел меня отпускать…
Она выговаривала каждое слово четко, медленно, многозначительно и то и дело поглядывала на Рейдара, будто не знала, как он отнесется к ее рассказу. Рейдар закрыл глаза, словно медитировал. В конце концов он склонил голову набок, открыл глаза и сдержанно произнес:
— Что ж… Почему бы и нет? — В его глазах читались нежность и тревожное любопытство.
— Он хотел овладеть мною, — продолжала гостья, роняя перчатку на пол. Пальцы у нее были длинные, заостренные ногти покрашены красным лаком. Она не спеша стащила перчатку с другой руки — палец за пальцем. Наконец обе ее руки обнажились до плеч. — Настоящая скотина!
— Незнакомый или ты уже ездила с ним?
Она опустила голову и задумалась. Затем подняла на него глаза и ответила:
— Спроси меня об этом как-нибудь потом.
Рейдар с улыбкой кивнул, одобряя столь остроумный ответ, поднес бокал к губам, отпил глоток хереса и поставил бокал на место. С довольным видом он поглядывал на свою руку, сжимающую ножку бокала.
— Я должен кое о чем с тобой поговорить, — как бы невзначай заметил он. — О чем-то важном.
Гостья сделала несколько шажков влево, прошла мимо напольных часов и остановилась перед зеркалом. Посмотрела на свое отражение.
— Я волновалась, потому что заставила тебя ждать, — сказала она, разворачиваясь к нему. — Но с другой стороны, приятно, когда молодой человек выказывает такой очевидный интерес.
Рейдар взял со стола пепельницу и переставил ее на подоконник. Там же стоял маленький кассетный магнитофон; он включил его. Из миниатюрного динамика полилась негромкая музыка. Звук «плыл» и казался приглушенным. Женщина в красном платье замерла на месте и закрыла глаза.
— Шуберт?
Рейдар кивнул. Его гостья не спеша расстегнула молнию на талии. Потом настал черед мелких белых пуговок на лифе. Покончив с пуговицами, она повела плечами. Платье упало к ее ногам. Она оглядела себя. Кроме старомодных коричневых туфель на высоком каблуке и нитки искусственного жемчуга на шее, на ней ничего не было. Рейдар, прищурившись, любовался ею. Он сидел неподвижно, а когда шевельнулся, кресло громко, неприятно скрипнуло. Как будто услышав условный знак, гостья перешагнула лежащее на полу платье и принялась ласкать свои груди. Рейдар заметил у нее на предплечьях небольшие уплотнения.
— О чем ты хотел со мной поговорить? — спросила она, подходя к нему.
— О прощении, — тихо ответил он.
Она несколько секунд постояла на одном месте, словно впитывая его слова. Не спеша села на стол и медленно растянулась на животе на белой скатерти. Привстала на локтях, взяла из его руки бокал, отпила глоток и только потом ответила:
— Об этом мы уже говорили.
Рейдар кивнул.
Оба замолчали. Повертев в руках бокал, гостья отдала его Рейдару и заметила:
— Надо нам будет вместе поехать куда-нибудь на концерт. Послушать Шуберта.
— Куда? — спросил он.
Она молчала. Он бросил на нее нетерпеливый взгляд.
— Может быть, в Вену? — предложила она, поднимая голову.
Рейдар покачал головой.
— Тогда в Зальцбург?
Он покачал головой и закрыл глаза. Губы ее изогнулись в улыбке.
— В Лондон?
Он кивнул.
Гостья лежала на животе и, закрыв глаза, слушала музыку. Потом, по-прежнему не спеша, перевернулась на спину и посмотрела в потолок.
— Получить прощение всегда непросто, — задумчиво проговорила она.
Он откашлялся.
— Тут важна обратная связь, — продолжала она.
Рейдар не ответил.
Некоторое время оба молча слушали музыку. Потом гостья встала на колени. В теплом свете лампы ее кожа казалась красноватой и словно мерцала. Рейдар чуть отодвинулся в кресле и посмотрел на ее отражение в зеркале.
— Видишь? — спросила она.
— Не совсем.
Она подвинулась.
— Вот так… отлично.
Он сидел и смотрел в зеркало, не шевелясь и не произнося ни слова.
Спустя долгое время она открыла глаза. Тогда он встал, нагнулся к ней и шепотом спросил:
— О чем ты думаешь?
— О музыке, — прошептала она в ответ.
— О какой музыке?
— О Шуберте.
Он обхватил ее лицо обеими ладонями и ласково поцеловал в лоб, заметив, как она закрыла глаза. На ее веках густым слоем лежали синие тени. Она прикусила нижнюю губу. Дыхание ее участилось; оно заглушало резкие скрипичные ноты из кассетника. Рейдар вздохнул и посмотрел в потолок. Потом она ткнулась носом в грудь его белой рубашки. Он нежно положил голову ей на плечо, и из его глаза выкатилась одинокая слеза.
Ришар Экхольт стоял прислонившись к сетчатой ограде рядом со складом, где разыгрывалась эта сцена. Он думал о том, что окно на фасаде похоже на прищуренный глаз. Веко — штора, а под ней виднеется полоска света. Глаза болели от напряжения, но он не мог отвести их от окна.
Хотя Ришару Экхольту было очень холодно, он не отдавал себе отчета, что мерзнет без пальто. Он выскочил из машины в одном пиджаке с эмблемой «Осло Такси» на левом рукаве. Форма была мятая, брюки неглаженые, на лацканах пиджака пятна от кофе, хот-дога и кетчупа. И его коричневые ботинки совершенно не подходили для такой стужи. Заметив за белой шторой женский силуэт, Ришар Экхольт ненадолго зажмурился. Итак, его подозрения подтвердились. Но легче ему не стало, даже наоборот. Ему приходилось ревновать и раньше, однако прежняя ревность не могла сравниться с тем, что он испытывал сейчас. Внутри него словно образовался вакуум, парализующая пустота, которая продолжала втягивать его в себя, даже когда он отворачивался. Ему вдруг показалось, будто он вот-вот ничком свалится на землю. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за сетку.
В ряду темных прямоугольников на фасаде выделялся только один — ярко-желтый. Сначала ее фигура казалась размытой тенью. Потом она подошла к окну, и Ришар разглядел четкий силуэт. Некоторое время она постояла неподвижно. Затем ее очертания снова задвигались в странной пантомиме. Он разглядел ее лицо в профиль — вздернутый нос, верхняя губа, парик. Она не спеша отвернулась и принялась расстегивать на себе платье. Потом Ришар ясно увидел, как она повела плечом и платье упало на пол. Она отошла от окна и стала невидимой. Ришар сообразил, что больше не чувствует под собой ног. И внутри стало пусто — как будто оттого, что у него на глазах верхняя часть ее тела с прямыми плечами и четко очерченными грудями растаяла, исчезла в серой дымке. Словно бы он смотрел фильм, режиссер которого стремился оградить зрителей от особенно пикантных сцен. Экхольт не замечал ни холода, ни ледяного ветра. Зато помнил ее теплую кожу — он совсем недолго прикасался к ней перед тем, как она вырвалась и выскочила из машины. Спотыкаясь, он направился к двери, за которой она скрылась. Не сводя взгляда с причудливого театра теней за белой шторой, он шагал по белому утоптанному снегу с черными проплешинами льда, пока не ударился о металлическую дверь.
Хотя Экхольт знал, что дверь заперта изнутри, он все же подергал ручку. Потом пнул ее ногой. Дверь не поддавалась. Он попятился.
Интересно, как она вошла? Он поискал глазами звонок, но его не было видно. Должно быть, ее ждали… Она уже бывала здесь, вот что! Словно в трансе, Ришар заковылял назад, к такси. Он слышал только скрип снега под ногами. Сев за руль, он мрачно покосился на подсвеченный циферблат часов. Из приемника доносились голоса клиентов, которым не терпелось вызвать такси, но он не обращал на них внимания — он не сводил взгляда с минутной стрелки на циферблате. Он шумно выдохнул — изо рта вырвался пар. Вскоре лобовое стекло совсем запотело, хотя пальцы у Ришара онемели от холода. Думать он мог только об одном: о ее тени за шторой.
