Прочертив прямоугольник на своих стареньких «Жигулях», Нестеренко оставил машину на улице Адмирала Макарова у аптеки, рядом с Выборгской, где стоял шикарный, светлого кирпича дом, возле которого и застрелили офицеров.
По валявшимся на тротуаре стреляным гильзам еще вчера определили, где находились киллеры. Проведя невидимую черту от одного киллера к убитым, затем ко второму киллеру и снова к первому, получался правильный треугольник со сторонами девять-десять метров. Спрятаться на улице и не попадаться местным на глаза было негде, и Гуров вчера выразил предположение, что киллеры изображали прохожих, поджидая, когда полковник Сотин приедет домой. Ждали у дома Сотина, значит, именно он являлся объектом нападения, а полковник Веткин оказался жертвой случая.
По логике киллеры должны были находиться во дворе, куда выходят подъезды. Никто не предполагал, что машина остановится в переулке, а не свернет сразу во двор. Дом длинный, три подъезда, если машина заезжала во двор, убийцы, находясь в переулке, на линию огня не успевали. Но и дежурить во дворе было плохо, вечер, детей и бабушек уже нет. Машины подъезжают и уезжают, двое мужчин могут привлечь к себе внимание.
Исходив «свой» прямоугольник вдоль и поперек, Нестеренко пришел к выводу, что машины у киллеров скорее всего не было. Вся территория проходная, пешеходные дорожки переплетаются, люди ходят вдоль и поперек, метро рядом, так что машина оказывалась обузой. Кроме того, тридцать метров – и Ленинградка, по которой движется поток различного транспорта, считай, каждый третий готов подвезти. Легче остановить частника и уехать, чем бежать к своей «тачке», которая может случайно засветиться.
Нестеренко вспомнил, как полковник Гуров удивлялся, почему Сотин не подвез друга до метро, а остановился у своего дома. Во двор не заехал, в гости не пригласил. Так почему сто метров не довез?
Между полковниками явно произошел какой-то разговор. Хотели еще немного погулять и договорить? Возможно, и все равно странно. И киллеры необычные. Они либо стреляют из автоматов, что называется от живота, а если используют пистолеты, то стреляют практически в упор. Десять метров – не дистанция для тира, в боевой же обстановке надо очень уверенную руку иметь, тем более, когда стреляешь в голову.
На Нестеренко был обычный, уже поношенный плащ, нечищеные туфли на толстой подошве. Он выпил у киоска банку пива для запаха и начал искать магазин, у которого собираются жаждущие и обсуждаются новости. Подходящего магазина не оказалось, два супермаркета сверкали витринами и иностранными этикетками. Опер заглянул в магазин, увидел охранников в форме, понял: здесь делать нечего. Новые времена, и магазины с охраной, конечно, красивые, но жизнь опера сильно затрудняют. Раньше бы потолкался у винного отдела, сообразил на троих, уселись бы в скверике, поговорили, как люди. И вопросов задавать не надо, все бы изложили в лучшем виде. Скорее всего в том рассказе и слова правды не услышишь, однако имена какие-то наверняка проскочат. Глядишь, из десяти пустых номеров хоть один, да оказался бы стоящим. А сейчас чистота, порядок и никакого клуба для отдыхающих и жаждущих.
Опер равнодушно прошел мимо автомагазина для миллионеров, набрел на парикмахерскую, заглянул, около мужского зала сидели трое модно одетых парней. Сыщик понимал, люди не те, однако за неимением речки забрасываешь удочку и в собственную ванну. Он подошел, поздоровался, спросил, кто крайний, ответа не получил и робко присел с края.
Два кавказца в кожаных штанах и толстых свитерах на непонятном языке азартно спорили между собой. Опер выступал в роли глухонемого. Один из спорящих закурил дорогую сигарету и раздраженно сказал:
– Вах! Зачем говоришь, когда и выстрела никто не слышал!
– Я слышал, – спокойно сказал Нестеренко, продолжая смотреть прямо перед собой, словно ничего не говорил.
Парни взглянули на Нестеренко удивленно, обменялись несколькими словами между собой, затем враз замолчали.
– Русский? Откуда наш язык знаешь? – спросил один.
– Я и не знаю, – безразлично ответил опер, продолжая смотреть прямо перед собой.
– Не знаешь – не говори! – Парень раздраженно махнул рукой.
– А я и молчу, – Нестеренко сидел с совершенно безразличным лицом, на спорящих не смотрел.
Кавказцы вновь заспорили между собой. Нестеренко ждал, многолетний опыт научил его: если хочешь что-то узнать – не спрашивай, заинтересуй собой человека, сделай вид, что знаешь по данному вопросу больше его, и помалкивай. Тогда он сам тебе расскажет все, что знает, и еще будет просить дополнений и объяснений. Такой способ не всегда срабатывал, но шансы на успех имел.
Парни вновь повернулись к оперу, старший спросил:
– А когда стреляли?
– Стреляли? – удивился Нестеренко.
– Слушай, отец, ты дурака из себя не строй, сам сказал, что слышал! – вспылил младший. – Я тут «мазу» держу с приятелем, свидетелем будешь. Долю получишь.
– А ты, сынок, с отцом так же разговариваешь? – поинтересовался опер. – Я на Кавказе не бывал, но слышал, там к старшим уважение имеют.
Из зала выглянула девушка, сказала:
– Ашот, я освободилась.
– Извини, дорогая, у нас мужской разговор. Мы позже зайдем, – старший кивнул Нестеренко на дверь и пошел вперед.
Младший дышал оперу в спину. Нестеренко нехотя поднялся, вышел на улицу.
– Отец, извини, ты сказал, что слышал выстрелы?
– Ну? – Опер утер ладонью лицо.
– Когда слышал?
– И где? – добавил младший.
– А доля? – спросил опер.
– Да, может, совсем не о том разговор. Давай сначала выясним, где и когда, потом к палатке Акопа пойдем, может, и доля будет, – сказал младший. – Вчера вечером неподалеку разборка была, я с земляком поспорил, что он врет и выстрелов не слышал. А я слышал, у нас время не сходится.
– Разборка, может, убили кого, – протянул Нестеренко. – Мне такое надо? Я лучше помолчу.
– Никого не убили, отец, – успокоил старший. – Только Акоп соврать любит, всегда все знает и треплется. – Он подумал, заговорил иначе: – Ну, замочили тут двоих, а чуть что – кавказцы виноваты, мы были недалеко, выстрелов не слышали, нас всю ночь в ментовке держали.
– Пойдем к твоему земляку, я его послушаю, – неохотно согласился Нестеренко.
Они уже дошли до угла Выборгской и Ленинградского, отсюда был хорошо виден дом, у которого застрелили полковников милиции. Оба кавказца взглянули на дом из светлого кирпича и быстро зашагали к расположенной на углу палатке.
– Отец, правду скажешь, я тебе литр «Абсолюта» поставлю.
– Много, захлебнусь, – усмехнулся Нестеренко.
Парни заскочили в палатку, младший тут же вышел, встал рядом с Нестеренко, видимо, решил стеречь ценного свидетеля. Пустышку тяну, думал опер. Ребята сами ничего не знают. Киллеры стреляли из пистолетов с глушителями, шоссе шумит, слышимость нулевая. Да и время убийства установлено довольно точно, нужны свидетели, которые могли видеть киллеров. Оба парня, кажется, никого не видели и сами на роль исполнителей никак не подходили: те были профессионалы, а парни – болтуны, обеспокоенные, чтобы их местная милиция не трогала.
Из модной, добротно оборудованной палатки вышли двое, хозяин был в аккуратном халате. Нестеренко решил ломать разговор, протянул руку, торговец несколько растерялся, видно, привык к отношению более уважительному. Нестеренко, высокий, жилистый, очень сильный, положил ладонь на плечо торговца, слегка придавил и милицейским тоном сказал:
– Здравствуй, Акоп, меня зовут Валентин Петрович. – Приведшие его парни подрастерялись. Опер не обращал на них внимания и продолжал: – Ну, расскажи, сынок, в котором часу ты вчера слышал выстрелы и чего интересного не рассказал в отделении милиции.
Акоп заговорил на своем языке, даже замахнулся на одного из парней. Нестеренко жестко перехватил руку торговца, строго сказал:
– Говорить только по-русски, – и продолжал: – Ты где находился, когда услышал хлопки? Ведь выстрелы походили на хлопки, и ты не сразу сообразил, что стреляют? – Руку с плеча торговца опер не убирал.
– Я товар разгружал с машины, здесь и стоял, – Акоп сник, важность с его полного лица исчезла.
– Значит, ты стоял лицом к «Волге», у которой и застрелили офицеров милиции. Следовательно, ты должен был видеть и стрелявших, особенно того, что стоял у мусорного бака.
Конечно, следовало парня задержать, доставить в прокуратуру, передать Гойде, допросить официально. Но случается, что внезапный, пусть и неофициальный опрос дает больше, чем допрос под протокол.
– Как я его видел, гражданин начальник? – попытался возмутиться продавец. – Темнело, он по плечи виден, да и растерялся я!
– Ты, парень, себе срок не мотай. Молодой, в зоне не был, поверь, там медом не намазано! – Нестеренко повернулся к молодому парню, держателю пари. – Стой, где стоишь! Герои живут в соседнем подъезде! Так вот, Акоп, объясняю для дурных. Что палатку у тебя заберут – то семечки. Тебя в отделении следователь допрашивал официально. Ты заявил, мол, ничего не видел, и показания подписал. А дача ложных показаний, да еще по делу об убийстве – статья верная, колом не вышибешь. Ты сейчас в присутствии друзей мне правду расскажешь, а с отделением я дело улажу. Я подполковник из Главка уголовного розыска. – Он достал свое удостоверение, разворачивать не стал, а пистолет переложил в другой карман, словно ненароком.
