Гунарстранна закрыл окошко и повернулся к Туве:
— Еще раз прости меня, пожалуйста.
— Успокойся, — сказала она, зевая и прикрывая рот рукой. — Я сама захотела встать. — Она вымученно улыбнулась, заметив, как таксист покосился на нее в зеркало. — То есть я сама напросилась поехать с тобой, — уточнила она, переводя взгляд на ту сторону. Там стояли две патрульные машины с невыключенными проблесковыми маячками. От них исходили синие лучи. — Вид очень волнующий.
— Да уж, без волнения там не обошлось, — без выражения ответил Гунарстранна, наклоняясь вперед между передними сиденьями и передавая таксисту купюру в пятьсот крон. — Я выхожу, а она поедет дальше, домой, — сказал он, оборачиваясь к Туве и многозначительно глядя на нее.
Та упрямо покачала головой:
— Какой ты старомодный!
— Спасибо за приятный вечер. — Гунарстранна посмотрел ей в глаза.
Туве сжала ему руку:
— Тебе спасибо.
— Ну, я пошел. — Гунарстранна отвернулся к окошку. Он увидел, что к месту преступления подъехала еще одна машина с включенной мигалкой. — Да, здесь становится многолюдно, — заметил он.
Туве снова сжала ему руку.
— Ну, береги себя, — сказал он.
— Ты хоть дверцу открой, — посоветовала Туве.
— Ну да, верно. — Он стал шарить рукой по обивке, нащупывая ручку.
Водитель вышел из машины и распахнул дверцу снаружи. Гунарстранна вышел, застегнул пальто и стал смотреть вслед отъезжающему такси. Обернувшись, он встретился с заинтересованными взглядами своих сослуживцев. Некоторые из них улыбались. Над остальными нависал Фрёлик.
— Если бы я знал, что ты не один, я бы подождал до утра, — притворно-озабоченно проговорил он.
Гунарстранна в ответ лишь насупился.
— Но поскольку убили Ришара Экхольта, я подумал, что тебе захочется осмотреть место преступления.
Двое полицейских посторонились, пропуская Гунарстранну и Фрёлика к припаркованной машине с выбитыми стеклами. Рядом на земле лежали носилки; тело поместили в черный пластиковый мешок.
— Уверен, что здесь Экхольт?
— На девяносто девять и девять десятых процента.
— Его задушили?
— Судя по всему, да. Убийца сидел на заднем сиденье. Он набросил ему на шею нейлоновую веревку и затянул. Экхольт начал вырываться и выбил ногами лобовое и боковое стекла.
— Где номерные знаки? — Гунарстранна заглянул внутрь.
— Лежали на заднем сиденье.
— Экхольт мог сам их свинтить?
Фрёлик пожал плечами и сказал:
— Мы не нашли при нем ни документов, ни денег. Здесь был только его мобильник — он упал под педали. Наверное, убийца его не заметил.
— Когда Экхольт тебе звонил?
— Между двенадцатью и часом ночи.
Гунарстранна зевнул.
— Кстати, он первый упомянул о номерных знаках, — продолжал Фрёлик. — Сказал «сто девяносто пять» и расхохотался.
— Именно «сто девяносто пять» — так?
— Да.
— А не «девятнадцать и пять»?
Фрёлик покачал головой.
— Когда ты нашел труп?
— За пять минут до того, как позвонил тебе. Без десяти два.
Гунарстранна не спеша обошел машину кругом.
Фрёлик продолжал светским тоном:
— Меня чуть удар не хватил, когда я набрал твой номер, а ответил женский голос.
Гунарстранна промолчал.
— Да нет, это замечательно! Похоже, она славная…
— Как по-твоему, когда Экхольт звонил тебе, он был один? — перебил его Гунарстранна.
— Не похоже. Я все время слышал какой-то шум и решил, что он звонит мне из пивной.
— При тебе он больше ни с кем не разговаривал?
— Может, и разговаривал. У меня создалось впечатление, что он прикрывал микрофон рукой, во всяком случае один раз.
Гунарстранна кивнул и зевнул.
— Значит, это и есть твоя приятельница — дама из такси? — осторожно спросил Фрёлик.
Гунарстранна посмотрел на него ничего не выражающим взглядом.
— Он не мог звонить отсюда?
— Из машины? — Фрёлик задумался. — Н-нет… Мне показалось, что я слышу на заднем плане посторонние звуки… играла музыка.
— А может, у него в машине работала магнитола?
— Понятия не имею, — признался Фрёлик.
— Сколько времени у тебя ушло на то, чтобы добраться сюда?
— Сорок минут… — Фрёлик поспешил оправдаться: — У меня была Ева Бритт. И она совсем не обрадовалась, узнав, что ей придется убираться восвояси.
— Ясно, — задумчиво кивнул Гунарстранна.
— Примерно четверть часа я просидел в своей машине, а когда Экхольт не объявился, решил пройтись и осмотреться… — Подумав, Фрёлик добавил: — Труп я нашел еще через десять минут.
— Если ты действительно разговаривал с Экхольтом, получается, что его убили между половиной первого и без пяти два?
— Да, скорее всего.
— Завтра у нас встреча с прокурором Фристадом, — сказал Гунарстранна, взглянув на часы. — В девять утра. То есть уже через шесть часов. — Он задумчиво покосился на криминалистов, которые осматривали место преступления. — Сейчас мы с тобой только мешаем. Поезжай домой. Постарайся хоть немного поспать.
Гунарстранна приехал домой в пять утра. Он проспал до половины девятого, встал, оделся и вышел. Без пяти девять он начал отскребать лед от окошек машины. Встреча с прокурором Фристадом должна была начаться через пять минут, но Гунарстранна знал, что может не торопиться. Фристад — большой формалист. Он трепетно относится к своему статусу и потому считает, что имеет право опаздывать на все встречи на четверть часа.
Пока грелся мотор и оттаивало лобовое стекло, Гунарстранна курил. Он попытался вспомнить все связанное с Экхольтом, но понял, что не в состоянии связно мыслить. Тогда он включил радио и услышал, что на всех дорогах, ведущих к центру Осло, настоящий хаос: таксисты устроили демонстрацию протеста. Гунарстранна достал из кармана мобильник, позвонил Фристаду и предупредил, что задержится. Потом он заглушил мотор, запер машину и зашагал на автобусную остановку на Адвокат-Дели-пласс.
Фристад, как всегда, не стал вставать при виде гостя; зато он гостеприимно указал ему рукой на синее кресло за круглым столом. Инспектор Гунарстранна положил перед собой материалы дела, достал прямоугольные очки, выбранные по каталогу, и негромко начал:
— Убитого, Рейдара Фольке-Есперсена, посадили в кресло, стоявшее на витрине его же магазина по торговле предметами старины. Его убили в кабинете за торговым залом. Раздели догола, волоком дотащили до окна и поместили на витрину. Убийца завязал на шее жертвы красную нить. В субботу, четырнадцатого января, в половине седьмого утра труп обнаружила проходившая мимо дома разносчица газет Хельга Крисвик. Она домохозяйка, а на почте просто подрабатывает; мы опросили ее и отпустили.
— Была потрясена? — спросил Фристад, грызя дужку очков.
— Да, наверное, — ответил Гунарстранна и сухо продолжал: — Относительно последних действий покойного нам удалось установить следующее. В пятницу, тринадцатого января, Есперсен встал как обычно. И из дома вышел в обычное время, но не попрощался с женой, которая в то время принимала душ. Чуть позже, то есть приблизительно в девять утра, он зашел в кафе-кондитерскую на улице Якоба Олля, где пил кофе и минеральную воду и читал газеты. Владелец, Гленн Мосенг, уже видел Есперсена раньше, хотя и не помнит, когда именно. Фольке-Есперсен непременно желал сидеть за единственным столиком у окна. Оттуда открывается вид на многоквартирный дом, где проживает некий Эйольф Стрёмстед, любовник его жены — бывший или настоящий. Владелец кафе точно не помнит, когда Фольке-Есперсен ушел, но нам известно, что он просидел в кафе довольно долго — несколько часов. В начале первого он приходит на квартиру к своему брату, Арвиду Фольке-Есперсену. Арвид и Эммануэль, третий брат, уже ждут его. На встрече присутствовала также супружеская пара Хиркенер. Они сделали братьям официальное предложение о покупке магазина, которым братья владеют сообща.
Фристад качался в кресле и, сложив руки домиком, постукивал подушечками пальцев.
— Что происходило тем временем в магазине?
— Карстен Есперсен, сын убитого, открыл магазин в десять. Он приехал не один. В тот день в детском саду был выходной, поэтому он взял с собой на работу своего сынишку, Беньямина. Чуть позже к ним спустилась Ингрид Есперсен с кофейником и двумя чашками. Покупателей не было. Карстен и Ингрид пили кофе и разговаривали, а малыш играл и рисовал до четверти двенадцатого.
