Я отправилась в спальню, чтобы позвонить подругам, узнать, не пойдут ли они со мной в музей. Я все еще прикидывала, убить пару часов на бесцельное брожение по «Коллекции Фрика» или за то же время совершить нечто полезное для расследования, разобрав папки Доген. Я взяла миниатюрную копию Тауэрского моста и стала перебирать ключи, одновременно звоня по знакомым номерам. Выбор будет зависеть от того, смогут ли пойти мои подруги. Муж Лесли Летам сказал, что она улетела в командировку в Хьюстон, а Эстер Ньютон как раз уходила смотреть «Хаски» в «Гарден».
Если бы я поехала на Бикмен-Плейс и проверила записи Джеммы, сказала я себе, то заслужила бы поход в музей во второй половине дня. Посмотрела бы выставку и купила пару новых открыток, чтобы отослать Нине. А в качестве бонуса позволила бы себе чашку горячего шоколада на обратном пути. Я оставила Дэвиду Митчеллу сообщение, что вернулась из Лондона и приглашаю их с Рене зайти сегодня вечером ко мне, посмотреть «60 минут». Затем я позвонила на автоответчик Майку и рассказала об изменении маршрута Дюпре.
Все еще не определившись с планами, я затолкала блокнот в сумку, положила туда же связку ключей и надела красный плащ с капюшоном. Музей был лишь в четырех кварталах от моего дома, но пока я стояла на холодном ветру на углу Парк-авеню, дожидаясь зеленого света, прямо передо мной какой-то мужчина в зеленом макинтоше вылез из подъехавшего такси. Тут я и определилась с выбором.
Таксист высадил меня перед входом в здание, где жила Доген. В холле я заметила только швейцара. Я улыбнулась ему и подошла ближе, чтобы объяснить цель своего визита. Но он едва оторвался от раздела комиксов в «Дейли Ньюс», поэтому я свернула направо и дождалась лифта, чтобы подняться на двенадцатый этаж.
Я нервничала, как и в тот раз, когда впервые побывала в квартире Доген вместе с Мерсером. Но я была к этому готова. На этот раз лишь немного угнетало, что я одна в окружении вещей мертвой женщины, которые, очевидно, не представляли особого интереса для наследников или знакомых. Как странно: такая насыщенная жизнь закончилась, не вызвав ни интереса, ни чувства утраты.
Оба замка легко открылись, как только я повернула ключи. И снова я вздрогнула от шума за спиной, но на этот раз, кажется, всего лишь громко захлопнулась входная дверь. Мне вспомнился Уильям Дитрих и прочие люди, у которых могут быть ключи от квартиры Джеммы, поэтому заперла дверь и закрыла ее на цепочку, прежде чем снять плащ и повесить его на спинку кресла.
Все выглядело более-менее так же, как и в мой предыдущий визит. Я знала, что по приказу лейтенанта детективы побывали здесь не один раз, но кто знает, может, в ее вещах успели покопаться и агенты по продаже недвижимости и управляющий. Несколько минут я просто ходила из комнаты в комнату в поисках изменений, но не заметила практически ничего.
Справочника по травмам позвоночника на прикроватной тумбочке уже не было, и дверца шкафа в той же комнате теперь была распахнута, открывая пустые полки. Я дотронулась до желтой самоклейки, которую кто-то прилепил к шкафу, нарисовав стрелочку и надписав: «Отдать в комиссионку при больнице на Третьей авеню».
Я вернулась в гостиную и с новым интересом посмотрела на фотографии. Теперь я узнала Джеффри Догена, Гиг Бэбсон и нескольких врачей из «Минуита», а также, разумеется, любимые Джеммой уголки Лондона. Все книги и диски были на месте, но кто-то унес проигрыватель и маленький телевизор. Я достала блокнот и пометила — узнать, на законных ли основаниях унесли эти вещи. Подобные инциденты всегда случаются, если у жертвы преступления нет родственников, чтобы смотреть за квартирой.
На столе стояли старые часы-радио. Я настроила волну классической музыки, чтобы изгнать тишину, чуть ли не до осязаемости сгустившуюся в квартире. Соседи Джеммы, должно быть, еще более глухие, чем моя покойная бабка, потому что их телевизор орал во всю мощь голосом продавца телемагазина. Наверное, сегодня день распродаж и все цены снижены. Естественно, радио Джеммы никак не помешает соседям — они вряд ли его услышат.
Я села на то же место, где вместе с Мерсером составляла список документов Доген. Помню, как я заметила, что в картотеке отсутствует логика размещения некоторых папок, но ящиков было слишком много, чтобы сразу найти те из них, что вызвали тогда подозрение.
Наугад я открыла один из ящиков и стала просматривать ярлычки в поисках имен, которые теперь, после встреч с персоналом, были не просто набором букв и могли представлять интерес для расследования. Не было ли у Доген информации о лицах, что мы допрашивали? Особенно я хотела узнать, — чтобы сделать приятное лейтенанту Петерсону, — не было ли у Джеммы компромата на Жана Дюпуи.
Но в десятках папок не оказалось ничего, кроме результатов медицинских исследований и журнальных статей о травмах мозга и новых технологиях проведения операций. Я сверилась со своими старыми записями: третий ящик слева содержал документы по «Профессиональной этике». Я достала сразу несколько, повернулась к столу и стала их методично просматривать.
Некоторые касались событий давно минувших дней, когда она только пришла в «Минуит», и ни одно из имен не имело отношения к нашему делу. Красным маркером Доген помечала официальные документы колледжа, писала комментарии на полях и свое мнение о соответствии кандидата или о его полной профнепригодности.
Я отодвинула первую стопку и повернулась ко второй из того же ящика. Разложив их веером на столе, взяла нижнюю. Где-то на середине стопки названия изменили тематику, и я поняла, что из раздела этики перешла в раздел ее личных записей.
Здесь папки были помечены Джеммой от руки, и на них были написаны имена спортивных команд. Вместе были скреплены папки под названиями «Сант», «Брейв» и «Рэдскин». Я сняла металлический зажим, и тут мне стала понятна логика Джеммы. Это были ее материалы на Джона Дюпре, имя команды означало город, где находилось медицинское учебное заведение или больница. Тулейн был в Новом Орлеане, затем Дюпре работал в Атланте, где ему был вменен судебный иск, а Джорджтаун, где он, по его словам, окончил школу, был в округе Колумбия. Очевидно, Джемма думала, что если кто-то станет рыться в бумагах без ее ведома, то ему будет намного труднее отыскать ценную информацию, зашифрованную под данные о спортивных событиях.
Мне тут же вспомнилось, как на собрании в 17-м участке нам сообщили, что офицер нашел в мусорном баке у больницы несколько папок, помеченных схожим образом. Возможно, дома Доген хранила второй экземпляр, потому что была уверена в неприкосновенности своего жилища.
Эта догадка взволновала меня. Я набрала номер Чэпмена, но его все еще не было дома. Я оставила ему сообщение и велела позвонить мне в квартиру Джеммы, если он вернется в ближайший час. Телефон он найдет на определителе номера.
Я сбросила информацию на пейджер Мерсеру и, в ожидании звонков от моих детективов, принялась искать что-нибудь касательно Дюпре.
— Кто это? — спросил Мерсер, когда я сняла трубку.
— Это я, Алекс.
— А где ты? Я не узнал номер.
— Я в квартире Джеммы. Петерсон зацелует нас до смерти, когда мы расскажем, до чего я докопалась.
— Нет, уж, уволь, Куп. Это не совсем то, чего я жду от лейтенанта.
Я объяснила ему, что обнаружила, и сказала, что собираюсь продолжать поиски.
— Когда ты вернешься в город?
— Когда скажешь.
— Тогда я прихвачу несколько папок с собой, зайду по дороге в магазин, куплю то, что вы приготовите мне на ужин, и давайте начнем неделю с разработки этой золотой жилы.
— Сколько сейчас? Половина третьего? Значит, я доберусь где-то к семи.
— Отлично. Никак не найду папку, которую мы видели в прошлый раз. Помнишь, она была помечена «Игры Мет»? Я тогда еще сказала, что у Джеммы все не на месте и что Лора навела бы здесь порядок. Не помню, где она лежала. Это, должно быть, тоже имеет отношение к ее правдолюбию, потому что она ни разу не ходила на стадион.
— Она лежала где-то рядом с «дегенератами» — поэтому мне и запомнилось.
— Это все твоя работа в отделе по расследованию сексуальных преступлений, Мерсер. Это мы имеем дело с дегенератами. А медики — с «Регенеративными тканями». Я так и знала, что ты запомнишь.
— Я подожду, пока ты будешь искать.
Я положила трубку на стол и просмотрела свои записи. Нашла описание ящика, где хранились материалы по этике и сугубо медицинской теме — по тканям. Я открыла его и между двумя толстыми зелеными папками увидела ту, которую искала.
Я схватила трубку, прижала ее плечом к уху, развязала тесемки и достала толстую пачку документов.
— Черт подери, Мерсер! Похоже, папка «Игры Мет» целиком посвящена Колману Харперу. И документы здесь постарее, чем в архивах Дитриха. Это записки времен ее первого года в «Минуите». Харпер закончил интернатуру, как он нам и говорил. Только из этих записей ясно, что именно Джемма выгнала его и из Медицинского центра Среднего Манхэттена, и из программы подготовки нейрохирургов. Спектор пристроил его в больницу «Метрополитен», хотел добиться пересмотра решения. — Я изучила еще несколько документов. — Да уж, те еще игры. Спектор искал поддержку у администрации, чтобы они вступились за его обожаемого Харпера, а Доген вставляла им палки в колеса на каждом шагу. Это вкратце, но, похоже, у нее запротоколирован каждый шаг Харпера за последние десять лет и каждая его ошибка — а их, похоже, набралось много.
