Не подавая никому руки, толстяк вышел из комнаты. На экранчике монитора возникла его удаляющаяся по лестнице глыба.
– Пусть идет! Все в порядке, – сообщил охране ушастый. Потом отпустил кнопку селектора и, дотянувшись до массивной, под старину, напольной лампы, выключил упрятанный в нее высокочувствительный микрофон. – Запись окончена…
– Хороший, между прочим, мужик! С ним можно иметь дело.
– Ну если прикинуть, как ты себя вел… Считай, что врага себе нажил.
– Нет, – улыбнулся Виноградов. – Такие только силу уважают. И профессиональную компетентность. Вот мы и продемонстрировали – и то и другое.
– Жизнь покажет. – Старший коллега прихватил со столика пачку газет, встал и поманил за собой Владимира Александровича. – Пойдем потолкуем.
Он повернул ключ во второй, уводящей в глубь здания двери. Собеседники миновали некое подобие конференц-зала с огромным видеоэкраном и дубовыми панелями на стенах: матовые плафоны причудливо размывали очертания дорогой итальянской мебели. За этим помещением находилась еще одна комнатка, и только уж после, набрав цифровой код и приставив к сенсорной пластине подушечку большого пальца, ушастый ввел Виноградова в святая святых фирмы – так называемый «бункер». И хотя находилось это помещение вовсе не под землей и на защиту от ядерного взрыва не проектировалось, выстрелы из гранатомета его стены и дверь выдержали бы запросто. Средствам электронной защиты от любых форм «несанкционированного проникновения или снятия информации», составлявшим основную начинку бункера, могла бы позавидовать любая посольская резидентура.
Оба молчали, пока, замыкая специально оборудованное пространство, не встала на место тяжелая дверь – без скрипа, но с мягким причмокиванием герметических прокладок.
Хозяин привычно пробежался по клавиатуре – пальцы его давным-давно уже сами запомнили, какую и когда нажать кнопку, чтобы больше не беспокоиться о конфиденциальности разговора.
– Присаживайся.
Освещение в бункере было яркое – как раз настолько, чтобы не раздражать зрение. Столик, три кресла из легкого пластика, встроенный блок индивидуальных сейфов. Зачем-то – пепельница и пластиковые стаканчики, хотя ни курить, ни похмеляться здесь никому отродясь не приходило в голову.
– У вас ко мне претензии, командир? – не выдержал затянувшейся паузы Виноградов.
– Если бы у меня были к тебе претензии… – веско наморщил лоб собеседник, – …ты сейчас кормил бы собой насекомых. Где-нибудь в лесу, на Карельском перешейке. Они любят мясо с душком.
Тон соответствовал перспективе, поэтому Владимиру Александровичу осталось только непроизвольно сглотнуть слюну.
Ушастый продолжил – несколько мягче, с удовлетворением человека, добившегося желаемого эффекта:
– Просто пришла, видимо, пора побеседовать. Поразмыслить вдвоем, подвести итоги… Не возражаешь?
– Что вы! Опыт – это, наверное, самое ценное из того, что за деньги не купишь. – Виноградов почти не лукавил.
– Чужой опыт, – отмахнулся старший, – ни хрена не стоит! Если он сам по себе. Редко кто способен пропустить его через собственные мозги, печенку, ребра… Иначе человечество не крутилось бы тысячелетиями на одном месте!
«Очевидно, – подумал Владимир Александрович, – страсть к философским обобщениям – категория возрастная. Каждого, кто дожил до седин и геморроя, вечно тянет поделиться с окружающими секретом, как он этого добился».
Вслух, однако, пришлось почтительно заверить:
– Я постараюсь сделать выводы.
– А куда ты денешься…
Работать с ушастым было чертовски интересно и поучительно, но приятным этот процесс назвать не решились бы даже самые ярко выраженные подхалимы. Впрочем, таких в команде не держали.
– Итак! – Старший по званию, возрасту и положению вдруг сменил тон. Взялся было за одну из брошенных им на столик газет, но передумал. – Нет, об этом позже…
Покосившись на свой сейф, он решил обойтись без записей:
– Сколько вы уже с нами?
– Второй год.
– С декабря! – уточнил собеседник. – Довольны?
Переход на «вы» мог означать что угодно. Виноградов все никак не мог найти удобную позу, раздумывая, можно ли закинуть ногу на ногу. В конце концов он ограничился тем, что сдвинулся несколько назад, расположив руки вдоль подлокотников.
– Да. Меня устраивает то, чем я занимаюсь.
– В материальном плане?
– И в материальном плане тоже…
– Мы не занимаемся благотворительностью. Мы в первую очередь – коммерческая организация. Верно?
– Да… насколько мне известно. – Жизнь лишила многие из суждений Виноградова категоричности.
Ответ, судя по всему, ушастого устроил.
– Вы еще не забыли Полковника?
– Нет. Не забыл…
– Он очень плохо погиб! Вам об этом известно?
– Да. Не могу сказать, что очень опечален…
– Вы знаете, почему ему пришлось покинуть номер? Через окно… С четырнадцатого, если не ошибаюсь, этажа!
Владимир Александрович прокашлялся:
– Официально меня никто не уведомлял о причинах.
– Но вы догадываетесь? – Ушастый умел проявлять настойчивость. – Хотелось бы услышать ваше мнение.
– Я не объективен… У нас с покойником отношения как-то не заладились, вы же в курсе.
– И тем не менее? Удовлетворите любопытство старика, а?
Пришлось отвечать.
– Думаю, Полковник вышел из-под контроля. Он стал опасен для окружающих – и для «организации» в том числе… Как говаривала моя первая пионервожатая: поставил личное выше общественного. Кроме того, журналисты засветили бизнес, который он курировал.
Опять помолчали. Виноградов – напряженно просчитывая реакцию на свои слова, а собеседник – просто по привычке никуда не торопиться.
– Хорошо… Слушай внимательно, – ушастый опять вернулся к доверительной форме общения, – повторять не буду. Человек, которого ты знал как Полковника, когда-то работал с нами. Он был очень толковым офицером, еще при Брежневе принимал участие в специальных операциях, в основном на Ближнем Востоке. Турецким владел, по-арабски мог объясниться… Два ранения!
– Достойная биография…
– А мы троечников не держим, в конце концов получается себе дороже. Лучше с умным потерять, чем с дураком найти.
– Расцениваю это как комплимент, – приложил руку к сердцу Владимир Александрович. – Признателен за высокую оценку.
– Ну и нахал! – хмыкнул собеседник. Возразить, впрочем, было нечего – факт сегодняшней беседы говорил сам за себя. – Поскромнее надо, понял? Из любого правила возможны исключения… Так вот, про Полковника. Он просто-напросто заигрался. Когда создавалось «сафари»…
– Это была его идея?
– Да! Идея создать фирму, которая под крышей туристического агентства организовывала бы безнаказанную охоту на людей во всевозможных горячих точках, принадлежала Полковнику. Спрос был: благополучные европейцы и американцы, просматривая по телевизору хронику из Хорватии или Руанды, соображали, что под шумок боевых действий и массовых беспорядков там можно творить такое! За что на их сытой родине ближайший полицейский просто шлепнет без предупреждения. Мно-огие, многие хотели без риска попасть за решетку или на электрический стул, совершить нечто мерзкое… Например, выстрелить пленному в затылок или сжечь напалмом семейство беженцев. Или – просто изнасиловать монахиню да попытать старосту деревни электрическим шоком… Был и другой потенциальный контингент – ветераны различных войн, больные люди, на всю жизнь поломавшие себе психику. Они уже просто не могли без крови! В какой-то степени идея Полковника казалась даже благородной: «сафари» избавляло цивилизованный мир от десятков и сотен потенциальных садистов и маньяков.
– За счет нецивилизованного мира?
– А на то он и нецивилизованный… Ведь там, в зонах малых войн, расовых чисток и межнациональных конфликтов все это и так происходит? Убивают, насилуют, жгут! И если нет возможности подобные безобразия прекратить, почему бы не делать на этом деньги? Кроме того, через Полковника планировалось решать и наши, сугубо профессиональные задачи.
– Корректировка ситуации… Точечные удары? – Убивать чужими руками было вполне в стиле спецслужб по обе стороны Атлантики. Впрочем, азиаты тоже не отставали.
– Не только! – Ушастый нравоучительно поднял палец. Сейчас он больше всего напоминал преподавателя Академии Генерального штаба. Где, кстати, и служил в свое время. – Не только… Вообрази себе благополучного бюргера, сотрудника какого-нибудь важного министерства в одной из тихих европейских стран, который воспользовался услугами «сафари»… Согласимся – ему ведь крайне неприятно было бы увидеть опубликованными в газетах снимки с собственным портретом: сначала в тренировочном лагере, потом – целящегося в спину сербской старухе или позирующего рядом с виселицей, на которой только что казнили кастрированного подростка? И если кто-то попросит этого господина о невинной услуге информационного характера взамен на негативы… Вряд ли последует отказ.
