«Я сегодня убил первого врага!» – с гордостью подумал Дога. Его приятно удивила та легкость, с которой они одержали победу. Вот у его ног горит бронированная машина, возле нее лежит тот, кого достала пуля Доги. И почти тридцать вооруженных мужчин бегут из-под его огня.
На башню поднялся Хасан. Он был помощником командира и единственным, кто уже сталкивался с русскими в открытом бою. «До этой минуты!» – мелькнула у Шамсаева радостная мысль. Теперь и он может с гордостью смотреть в глаза людей.
– Ты открыл стрельбу, шакал? – зло спросил Хасан.
– Я начал стрелять только после выстрела гранатомета.
Стрелял кто-то из лесу.
Хасан внимательно осмотрел все вокруг. Движения не видно. На дороге два «Урала» и в проломе ограды – БМД.
– Шарип приказал отходить. Через десять минут все собираются за фермой. Ты следишь за дорогой и подходами. Отходишь последним. Чтобы палец не чесался.
Хасан слез по лесенке вниз, а Шамсаев сплюнул. Он ожидал другой реакции. Дога сменил магазин в автомате. Остро пахло порохом. Чтобы как-то успокоиться, Дога стал собирать раскатавшиеся гильзы. «Уже почти остыли», – рассеянно подумал Дога. На дороге пусто. Часов у Шамсаева не было, и он, отсчитав приблизительно пятнадцать минут, забросил автомат за спину, спустился с башни и неторопливо, чтобы не выглядеть трусом, пошел через двор фермы к месту сбора. Дога вышел из-за угла как раз в тот момент, когда командир группы, Шарип Эльдарханов, отдал команду отходить к лесу.
Первыми, как обычно, пошли разведчики. Два человека, Дога так и не успел с ними познакомиться, перепрыгнули через забор и пригнувшись побежали к лесу.
Остальные успели сделать всего несколько шагов, из-за деревьев почти в упор по разведчикам ударила пулеметная очередь. Оба упали как подкошенные.
Командир ничего сказать не успел. Ему в голову попала пуля. Брызги крови остались на руках и лице Шамсаева. Как сквозь сон он услышал крик Хасана: «Окружили, все в дом!»
Кто-то подхватил тело Эльдарханова, кто-то толкнул Догу. Шамсаев, словно во сне, сделал несколько шагов к двери фермы, обернулся к лесу. В свои пятнадцать лет он еще не понял, что победа на войне – вещь очень непостоянная. И в оставшиеся секунды жизни понять этого ему было не суждено. Пуля снайпера попала ему в основание черепа, когда он уже входил в здание фермы. Испугаться он тоже не успел.
Тело мальчишки положили возле тела командира. Хасан, оставшийся главным, оглянулся на русского, который вот уже неделю был возле Шарипа.
– Что будем делать?
– Занимай оборону. Дом крепкий, попытаемся отсидеться до темноты, а потом уйдем.
Майор Тупчинский выглядел спокойным, когда боевики рассредоточивались по ферме. Но только выглядел. По роду своей деятельности, он принципиально не верил в случайности.
11 февраля 1995 года, суббота, 10-35 по Киеву, Город.
С самого утра у меня оказалось свободное время для писанины. Я вовсе не предполагал, что в субботу придется заниматься работой. Выходные – это почти святое. Я предпочитаю выполнять дела в рабочее время да и то в самый последний момент. Долгий и мучительный процесс подбирания слов и терминов не для меня. Статья либо пишется, либо не пишется. И в этом случае особенно помогает лимит срока. Сегодня на сегодня. Вот тогда моя лень не успевает включаться или отступает перед порывом и сложной ситуацией. Победить или умереть. Нет, естественно, приходится обдумывать материал, подбирать опорные точки и намечать общую стратегическую линию. Весь этот технический процесс должно выполнять подсознание. Я выработал пару приемов, которые помогают вести такую подготовку на уровне инстинктов, а потом выплескивать все полученное на бумагу. Подобные фокусы, правда, проходят только с небольшими по объему материалами. Над большими статьями приходится потеть. Как вчера я потел над статьей о стрельбе в поезде. Самое обидное, что лирика, которую я начал сочинять, может совершенно не пригодиться, если Парамонов не перезвонит. Понятно, конечно, что не очень просто явиться к родственникам погибших и начать их расспрашивать о том, что они чувствуют и какими были убитые при жизни. Но Сережа обычно свои обещания выполняет. Тем более, что «нарытое» он сможет творчески переработать для своих рассказов в компании. К нашей журналистской братии он, слава Богу, отношения не имеет и конкурентом не является.
Вчера вечер закончился не самым лучшим образом. По телефону меня вычислил редактор отдела политики и потребовал, чтобы я лично подготовил, отчет о пресс-конференции в УНСО. На мое предложение сделать это самому, на основе моих набросков, Пыжов глубокомысленно изрек, что ничто так не помогает при написании статей, как личные впечатления. И повесил трубку. Я героически подавил желание перезвонить ему и послать подальше, но сдержался. Пусть это будет моей последней неприятностью, подумал я. И мои пожелания остались пожеланиями. Утром инициативу в свои руки взяла теща, и после пятнадцатиминутного разговора я испортил отношения с тещей, женой и свое настроение.
Можно было, конечно, собраться и уйти куда-нибудь погулять, но гулять в такую погоду и с таким настроением – удовольствие ниже среднего. В таких случаях мы с женой обычно молчим. И это молчание у нас возникает все чаще и чаще. С ностальгией я вспомнил первые годы нашей совместной жизни, когда ссоры наши были пятиминутными и жена не исчезала каждую среду с утра на несколько часов, со словами: «Мне нужно на базар». Я трус. Трус настолько, что даже ни разу не попытался выяснить, куда на самом деле она ходит. А строить догадки не хотелось. Я тешил себя иллюзией, что незнание правды может помочь избежать трагедии. В минуты нашей молчаливой войны эти мысли приходили в голову особенно часто и бороться с ними можно было только двумя способами – либо забить голову работой, либо попытаться уснуть. Возвращаться с утра пораньше в постель не очень хотелось. Поэтому оставалось только работать.
Для начала я отбарабанил отчет о пресс-конференции. Пыжову хотелось – я изложил. Строгим протокольным языком. Не понравится – пусть переделывает, на то он редактор отдела. У меня и своих проблем по горло. Вот еще криминал нужно писать,
В обычном состоянии души работа с материалами Центра общественных связей управления внутренних дел милиции – мое любимое развлечение. Я как раз вчера пытался объяснить своим работничкам, как это делается. Как всегда, безуспешно. Девяносто пять процентов пишущих просто не способны отследить внутренние связи между совершенно несхожими событиями. Даже очень похожие события или происшествия, но разнесенные по времени или пространству, никак не включают воображения ни читателей, ни писателей, ни работников милиции. Так мне кажется. Иначе никак невозможно объяснить тех странностей, которые выплывают из скупых милицейских отчетов. Самые приятные воспоминания в этой области у меня связаны с несколькими вооруженными ограблениями на дорогах области. Я на этом слепил такой материал, что даже злопыхатели в редакции были вынуждены признать мой дедуктивный талант. Все получилось, как в кино. Выкапывая из милицейского косноязычия кусочки ценной породы, я обнаружил три, совершенно не связанных между собой, ограбления. Ночью трое с пистолетами подходили к остановившимся машинам и отбирали все, что выглядело ценным. Одному водителю даже прострелили ногу. И никто ничего не видел. Максимум информации – действовали лица кавказской национальности. А этих лиц у нас сейчас куда больше, чем на Кавказе. Я здорово разгулялся на этом скудном материале. Во-первых, сообщил читателям, что бандитов было не трое, а четверо, ибо один должен был быть за рулем. Что машина разбойников была обязательно четырехдверная, а значит, ни «восьмерка», ни «таврия» на эту роль не подходили. Я даже постарался вычислить место их проживания. Материал поставили в номер и в тот же день моя супруга принесла из ЦОСа новые сводки, одна из которых повествовала о дневном нападении на грузовик. Нападавших кавказцев было четверо, и приехали они на «девятке», а не на указанной ранее кем-то из пострадавших «восьмерке». Мой триумф длился целых полчаса. Потом пришел главный редактор и устроил истерику по поводу работы отдела расследований.
Это его право и приоритет. Если есть у начальника охота поскандалить – он скандалит. Хочет – закатывает истерику.
Кстати, об охоте. Появилось у меня желание передать всю нашу уголовную прелесть под соусом охоты и собирательства. Тем более, что воспоминания, родные и близкие создали очень подходящее настроение.
11 февраля 1995 года, суббота, 12-30, Москва.
Перед Александром Павловичем стояла трудная задача. Через пять минут ему нужно было докладывать о происходящем в Чечне, а у него сомнений было больше чем информации. События ускользали из-под контроля, нужно было что-то предпринимать, но что именно, Александр Павлович мог решить, только получив всю картину происходящего. Даже те факты, которые он уже знал, пока трудно трактовать. Можно передать все аналитикам, но это значило потерять время, которого и так не было.
