После того как ему пришлось резко затормозить, он вдруг увидел, что первое такси остановилось перед ее домом на Хегерманнгате. Он остановился и включил маячок на крыше – еще одно такси, каких полно на любой улице большого города. Уткнувшись подбородком в грудь, он притворился, будто что-то пишет, а сам украдкой поглядывал вперед. Она подвинулась к дверце, распахнула ее, обняла старика, поставила ногу на тротуар и вылезла из машины. Старик смотрел вперед. Ее он не удостоил даже взглядом.
И когда первая машина тронулась с места, старик по-прежнему сидел прямо и смотрел перед собой.
Ришар Экхольт тут же выключил лампочку у себя на крыше и прибавил газу. Она перешла дорогу к своему подъезду и стояла у двери, роясь в сумочке в поисках ключа. Когда он проехал мимо, она вдруг повернула голову. Их взгляды встретились. Узнав его, она вздрогнула и взмахнула рукой. Но он проехал мимо. Она стояла и смотрела ему вслед. Он наблюдал за ней в зеркало заднего вида – все в жирных пятнах и отпечатках пальцев. Постепенно ее фигура делалась все меньше, пока не превратилась в едва заметную точку. Он представил, какое у нее лицо. Ничего, с ней он разберется потом. Сначала старик. Экхольт включил правый поворотник и следом за первым такси повернул на Рингвейен.
Хотя ростом Юнни Стокмо не вышел, он отличался крепким сложением; руки у него были большие, мощные, и передвигался он вразвалку, развинченной походкой, поигрывая крепкими мускулами. Редеющие волосы он старательно зачесывал назад; в мороз предпочитал прятать голову под капюшоном теплого анорака. Как всегда, он курил одну сигарету за другой – окурок словно приклеился к его губе в углу рта, слюнявый, в желтовато-коричневых пятнышках никотина. Юнни носил вислые усы, похожие на две тонкие соломинки. Справа усы обгорели.
Юнни Стокмо ждал Рейдара Фольке-Есперсена. Чтобы не задубеть от холода, он расхаживал туда-сюда перед его домом на улице Томаса Хефтье. Полчаса назад он поднимался в квартиру и разговаривал с Ингрид Есперсен. Та сообщила, что Рейдар может вернуться в любую минуту. Скорая встреча будоражила Юнни; мысли у него в голове путались. Он все еще не решил, как лучше изложить суть дела. И самое главное, он волновался, что не сумеет настоять на своем. Чтобы настоять на своем, ему нужно будет смотреть Рейдару в глаза, а ведь Рейдар гораздо выше его. И еще непонятно, как себя вести – сразу броситься в атаку, вначале изобразить дружелюбие или держаться нейтрально. Может быть, Фольке-Есперсен лучше его поймет, если он обратится к нему ледяным тоном, как обычно разговаривал сам Рейдар. Юнни несколько раз повторил про себя: «Мы оба взрослые люди». Потом он поморщился. Фраза ему совсем не понравилась. В последний раз он произносил ее, когда беседовал по телефону с Верит, бывшей женой.
«Рейдар, я тут немного подумал…» означало бы, что Юнни не уверен в себе и пытается произвести впечатление, а также то, что он заранее признает главенство Рейдара.
«Рейдар, я тут немного подумал. Ты не можешь не согласиться, что у тебя единственный выход…» Да, пожалуй, так сойдет. Единственный выход! Он должен понять, что другого выхода у него нет. Естественно, Рейдару захочется выяснить, в чем этот единственный выход. Хотя он наверняка и сам обо всем догадывается. Ведь Рейдар знает Юнни.
Ингрид приглашала его зайти, но Стокмо отказался. Ему не хотелось сидеть в квартире Рейдара Есперсена. Правда, вслух он ничего не сказал – как всегда, что-то буркнул в ответ. Ингрид Есперсен была дамочкой общительной, из тех, кому нравится флиртовать с водителями грузовиков или сантехниками. Юнни подозревал, что Ингрид западает на мужчин с грязью под ногтями, но ни за что не откажется от безопасного убежища – пристойного, хотя и надоевшего брака.
Независимо от того, сознает это Ингрид или нет, она лучше своего мужа. Кстати, последнее Юнни тоже надеялся внушить Рейдару.
Он все больше мерз, потому что не догадался надеть под джинсы теплые кальсоны. Хотя бы треники. А надо было заранее все продумать, ведь мороз почти минус двадцать!
На улицу повернуло такси, которое везло Рейдара Есперсена. Стокмо дождался, пока Есперсен расплатится, с трудом выберется на тротуар, а такси тронется с места. Он засунул обе руки в карманы куртки и зашагал навстречу старику. Сначала Фольке-Есперсен, ссутулившись, немного постоял на одном месте. Потом поежился и зашагал к своей двери неуверенной стариковской походкой.
– А, это ты! – сказал Есперсен, поравнявшись с Юнни. – Что тебе еще надо?
Стокмо сразу понял, чем все закончится. Рейдар едва удостоил его взглядом и говорил пренебрежительно, как будто заранее сбрасывал его со счетов.
– Хм… Я тоже рад тебя видеть, – сказал Стокмо.
Рейдар покосился на него через плечо. Ему хотелось поскорее попасть домой.
– Я хочу кое-что тебе сказать, – объявил Стокмо.
– И слышать не желаю.
«Он понимает, в чем дело, – подумал Стокмо. – Значит, прошлое и ему не дает покоя. Только он не знает, как со всем покончить».
Фольке-Есперсен толкнул Стокмо в плечо, чтобы тот посторонился.
– У тебя единственный выход! – с напором произнес Стокмо, преграждая старику путь.
– Уйди с дороги! – ответил Фольке-Есперсен.
– Я все решил, – сказал Стокмо. – И…
– Мне надоела твоя болтовня, – перебил его Фольке-Есперсен. – Я ничего вам не должен – ни тебе, ни твоему покойному отцу.
Фольке-Есперсен собирался пройти мимо, но Стокмо схватил его за воротник:
– Никуда ты не пойдешь, старик!
– Что-о?!
Юнни растерялся – он ведь не собирался хватать старика. Ощутив, какой его противник слабый, он совсем оцепенел. Ну и положеньице, нечего сказать! Рейдар – не кто-нибудь. Он сам Фольке-Есперсен!
Рейдар без всяких усилий вырвался и проворчал:
– Да как ты смеешь!
– Ты мне за все заплатишь! – Юнни Стокмо еще кипятился, но его требование не содержало в себе той убежденности, на какую он рассчитывал. Потрясение от собственной наглости привело к тому, что он совсем сник. Ему словно подрезали крылья.
– Убирайся назад в ту вонючую дыру, откуда ты выполз! – прошипел Фольке-Есперсен, дрожа от ярости. Он снова дернулся и прошел мимо.
Стокмо смотрел ему вслед разинув рот. Через два шага старик вдруг остановился, как будто передумал. Сунул руки в карманы, достал перчатки. Мрачно посмотрел на одну из них, а потом замахнулся и хлестнул ею Стокмо по лицу – раз и еще раз.
– Вот дурак! – буркнул Фольке-Есперсен и направился к двери, до которой ему оставалось пройти двадцать пять метров.
Когда старик отвернулся, Стокмо как будто ожил.
– Вор, сволочь! – закричал он, бросаясь следом за высоким стариком. – Это тебе даром не пройдет!
Фольке-Есперсен не обращал на него никакого внимания. Дойдя до двери, он нажал кнопку домофона и стал ждать, глядя в пространство, как будто Юнни Стокмо не существовало.
– Это тебе даром не пройдет! – угрожающе повторил Стокмо. – Я еще вернусь. И тогда, фашист проклятый, не ты будешь хлестать людей по лицу!
Послышалось жужжание. Фольке-Есперсен открыл дверь.
– Делай что хочешь, провались ты пропадом! – буркнул он, входя и даже не оглянувшись.
Дверь захлопнулась перед самым носом Стокмо. Тот ошеломленно уставился перед собой.
– Сволочь! – выругался он. – Ах ты, сволочь! – Он попятился и погрозил кулаком окнам на втором этаже.
В тот вечер впервые за много лет Ингрид Есперсен легла спать одна. Она лежала в постели и думала. Вспоминала, как днем низкое, холодное, белое январское солнце освещало спальню ее любовника и рассыпалось разноцветными лучами, проходя через стеклянную фигурку. Разноцветные лучи падали на кровать, на спину ее любовника, на ее живот. Лежа на спине и обхватив Эйольфа ногами, она неотрывно смотрела на телефон, стоявший на прикроватной тумбочке. Телефон все звонил и звонил. Отвратительный белый аппарат, нарушивший слаженный ритм их движений. Лежа под любовником и ритмично ударяясь макушкой об изголовье кровати, она почему-то сразу догадалась: это Рейдар. Она с ужасом представляла себе последующие часы, наполненные тошнотворным и унизительным сознанием собственной вины, превращавшим каждую минуту в страдание. Ингрид с трудом дотянула до ужина, к которому пригласили Карстена с женой и двумя детьми – внуками Рейдара. Потом Ингрид вспомнила, как сердце екнуло у нее в груди, когда она сидела за столом с гостями и Рейдар вошел в столовую. Просто удивительно, как ей удалось сдержаться. Она заставила себя забыть о страхе и стыде. Вокруг нее словно вырос прочный панцирь. Ни разу у нее не дрогнула рука, она не наградила мужа ни единым испуганным взглядом. Мысли у нее в голове устремились в прошлое. В конце концов, они с Рейдаром прожили вместе двадцать пять лет – четверть века. И все же она никогда по-настоящему не понимала его. До нее Рейдар уже был женат. Когда они познакомились, он был вдовцом; его сын ненамного моложе ее самой. Ингрид вспоминала прожитые с мужем годы и все больше убеждалась: время нисколько не сблизило их, не сделало по-настоящему родными. Доказательство тому – его сегодняшний звонок. Он говорил властно, сухо; его тон и слова подразумевали беспрекословное подчинение. Она послушно выполнила его требование, отчего ей стало страшно. Неужели такое войдет в привычку? Правда, Ингрид не впервые задавалась вопросом, не ошиблась ли она в свое время, приняв предложение Рейдара. Впервые ей в голову пришла другая мысль: она впустую потратила четверть века своей жизни. Причем добровольно! Последняя мысль до того испугала Ингрид, что она тут же ее оттолкнула. И все же до конца справиться со страхом ей не удалось. Она сжалась в комочек и все ждала, когда же ее одолеет сон. Самое страшное – она все больше сознавала, как мало знает о себе. Лежа в темноте и прислушиваясь к звукам дома, к шагам Рейдара, который то входил в спальню, то выходил из нее, к его невнятному бормотанию по телефону, Ингрид пережила настоящую паническую атаку. Она покрылась холодным потом; она ворочалась с боку на бок и в досаде кусала подушку. Не в силах преодолеть тревогу, она встала, пошла в ванную, где у нее находилась аптечка, и приняла таблетку аподорма.
