Поблагодарив его, Лев направился к следующей двери с номером тридцать два, но вновь выглянувший в коридор Анатолий Константинович своевременно сообщил, что там никого нет – хозяева за границей, а домработница приходит только днем.
В тридцать третьей квартире жильцы оказались дома, однако дверь оперу никто не открыл. Попросив выйти значащегося здесь Романа Алексеевича, Гуров услышал донесшееся из-за двери брюзгливое:
– Я не обязан общаться с теми, кого не знаю. Всего доброго!
«И тебе шило в задницу, зануда!» – мысленно парировал Лев, направляясь дальше. Из жильцов имеющихся на третьем этаже пятнадцати квартир с ним пообщаться согласились семеро – то самое количество, которое он и предполагал. Правда, не все из тех, кто откликнулся, смогли сказать что-то дельное. Большинство знало о жизни Зубильского лишь по слухам. Лично с ним поддерживали хоть какие-то отношения считаные единицы, но и они мало что знали о некогда очень влиятельном «сером кардинале» еще из советского, а потом и российского правительства.
Лишь обитательница сорок второй квартиры прояснила суть скандала, случившегося в стенах обиталища Зубильского. По ее словам, Платон Модестович уже лет десять состоял в разводе со своей женой. Их расставание было шумным и скандальным. Жена, как можно было понять из ее реплик во время ссоры, претендовала на изрядную часть антикварных богатств мужа. Однако тот оказался весьма хитер, оформив ценности таким образом, что они не попадали под понятие «совместно нажитого имущества». Единственное, что отошло к ней – квартира в Лефортове и часть денежных средств, в сумме «какого-то там» десятка миллионов рублей.
Дети Зубильских – сын и дочь, после окончания престижных вузов уехали за границу. Теперь у них там свои семьи, свой бизнес, и в Россию они возвращаться уже не собираются. Но однажды Зубильские-младшие вдруг прикатили к своему папочке. И не потому, что очень соскучились, а чтобы уговорить его написать завещание в их пользу. Тем же днем к экс-мужу нашла повод заглянуть и экс-жена. Как видно, консенсуса членам семьи Зубильских достигнуть так и не удалось, тихое семейное чаепитие (если только оно имело место быть) завершилось буйным выяснением отношений.
– Я хорошо слышала, как Мила… Ну, жена Зубильского, кричала своему Платошке: «Что б ты СПИД подцепил от своих проституток, сволочь!» – приглушив голос, почти шепотом сообщила соседка.
– Хм… – чуть заметно улыбнувшись, хмыкнул Гуров. – Это надо понимать так, что в свои шестьдесят восемь Зубильский встречался с молодыми женщинами?
Соседка в ответ лишь развела руками.
– Сама ни разу не видела, чтобы он кого-то сюда водил… Ну, а если где-то вне дома и встречался, то об этом ничего сказать не могу. Что от нее услышала, то и передала.
Задав еще несколько вопросов, Лев поблагодарил ее и отправился дальше. Впрочем, в оставшихся трех квартирах ничего дельного узнать не удалось. Кто-то объявил, что болен и поэтому выйти не может. Кто-то уведомил, что «такой козел, как Мозоль» его никогда не интересовал. Хозяин сорок пятой квартиры, лишь выглянув из-за двери и буркнув что-то маловразумительное, тут же вновь исчез за ней…
Когда Гуров собрался уже спускаться вниз, появился майор Бояров. Избытка оптимизма он не источал, но тем не менее выглядел вполне довольным. По словам майора, из пятнадцати квартир второго этажа дверь ему открыли в пяти. Правда, что-то дельное узнать удалось лишь от одного человека – хозяйки двадцать седьмой квартиры. Та оказалась хорошей знакомой экс-супруги Зубильского. Рассказав кое-что из жизни этой пары, она снабдила Боярова телефоном Эмилии.
– Ну, так позвоните ей, пусть приезжает, и немедленно! – распорядился Лев, кинув обеспокоенный взгляд на лестницу – Стаса не было подозрительно долго.
Кивнув, майор достал из кармана свой сотовый и, набрав номер, замер в ожидании. Гуров еще раз оглянулся и, взглянув на часы, решительно поднялся на четвертый этаж. Как он и опасался, Стаса там не было. Конечно, Крячко вполне мог напроситься к кому-то из жильцов на «рюмку чаю», и подозревать его в неких не вполне пристойных проделках было бы излишним. Но… Лев слишком хорошо знал своего закадычного друга, чтобы питать наивные надежды на подобные обстоятельства. Увы!
Когда он вернулся на третий этаж, Бояров по мобильнику что-то дотошно объяснял своей собеседнице на том конце связи. Наконец майор устало опустил телефон и, нажав на кнопку отбоя, сокрушенно помотал головой:
– Ну, елки-моталки! Ну, блин, артистка! Представляете, никак не могла наслушаться о том, что ее бывшего мужа уже нет в живых. Раз пять переспросила: «Он что, и в самом деле лежит и не дышит, да?» Похоже, долгонько ждала она этой вести. Сейчас примчится…
Гуров невольно рассмеялся. Действительно, наша жизнь – сплошной парадокс. От грустного до смешного – один шаг. Для главного фигуранта сегодняшних событий происшедшее с ним – неописуемая трагедия. А вот для тех, кто теоретически должен бы сейчас оплакивать утрату, его кончина стала поводом к восторженному ликованию.
Следом за майором он направился в квартиру, но в это время сзади него на лестнице послышались крадущиеся шаги. Лев оглянулся и увидел Станислава, который с независимым видом неспешно шагал по ступенькам вниз. На его лице было написано что-то наподобие: «Да знает ли кто-нибудь, сколь ценную информацию мне удалось раздобыть! А каких тяжких трудов это стоило?!» Но Гуров углубляться в психологические изыски настроен не был. Развернувшись к Стасу, он измерил его изучающим взглядом и коротко спросил:
– Опять?
– Не опять, а снова! – с вызовом парировал Крячко, подходя к нему. – Чего насупился как сыч? Все нормально. Взял интересную информацию. Ну, что опять не так?
– А ты не догадываешься? – В голосе Льва звучала нескрываемая ирония.
– Не-а… Даже не берусь! – нахально ухмыльнулся Станислав. – Не надо, не надо таращиться на меня, как на чудо заморское. И вообще, мне стоит или не стоит рассказывать про то, что удалось узнать о нашем усопшем?
– Стоит, стоит… – все так же насмешливо «подбодрил» Гуров. – Только сначала сотри со щеки губную помаду. Есть чем? Как всегда, у бедного Никитки – ни иголки, ни нитки… Вот, возьми, приведи себя в порядок!
Он достал из кармана чистый носовой платок и протянул приятелю. Тот поспешно протер правую щеку, на всякий случай проделав то же самое и с левой, и, оглядевшись по сторонам, вполголоса заговорил:
– Короче, Лева, ты не поверишь, но я даже и не думал о чем-то «таком»! Честное слово! На четвертом, кстати, люди живут вполне вменяемые. Народ в основном откликался и пытался мне помочь, но не всегда знал, чем именно. И вот уже перед самым концом постучался я в одну дверь. Вышла деваха, лет тридцати. Ну… подмигивает мне и предлагает: а не опрокинуть ли нам, типа того, по рюмашке?
– Но ты решительно отказался! Да?
– Нет, Лева, – укоризненно покачал головой Стас, – я спросил, не может ли она рассказать что-нибудь про Зубильского, о его последних днях жизни? Ну, она пообещала, что, если выпьем на брудершафт, тогда и расскажет кое-что интересное. А мне куда деваться? Интересы-то дела превыше всего… Ну, зашли, опрокинули. Как все остальное получилось – я и сам не очень понял. Вообще-то она меня фактически принудила. Зря смеешься! Я ей еще сказал: Катенька, а может, не стоит? Она решила, что стоит, а потом…
– Стас, давай ближе к сути! – Гуров поморщился и коротко отмахнулся. – Итак, потом она тебе сказала… Что конкретно?
– Конкретно? Короче, она как-то раз у антикварного магазина на улице Молотиловской случайно стала свидетелем разговора Зубильского с тремя какими-то парнями, по виду – уголовниками. У всех троих на руках были татуировки. Всего разговора она не слышала, но, как ей удалось понять из обрывков того, что до нее доносилось, Платон Зубильский где-то за городом совершил ДТП и серьезно повредил их машину. Они требовали, чтобы он не только восстановил их «тачку», но и выплатил моральный ущерб. Случилось это месяца три назад. Вроде бы факт ДТП был зафиксирован гаишниками.
– Интересный момент… – задумчиво кивнул Лев. – Надо будет проверить.
– Кстати, Лева! Ну, ты-то, я надеюсь, про сегодняшний случай с Катюхой Петру не расскажешь?.. – начал Станислав, однако Гуров сердито отмахнулся:
– А то как же! Обязательно настучу. Я же только этим и занимаюсь, больше мне делать нечего… Хорош глупости городить! Ну, накуролесил – что с тобой поделаешь? Давай делом заниматься, а не ерундой страдать.
В глазах Стаса, выслушавшего эту тираду с показным смирением, вдруг промелькнуло что-то жульнически-шутовское. Заподозрив какой-то подвох, Гуров молча посмотрел на него изучающим взглядом, а Крячко в ответ состроил рожу и, громко хохотнув, укоризненно помотал головой:
