– Вздор! – страстно воскликнула миссис Эллисон. – Нельзя позволять унижать себя. Разве ты больше не знаешь, во что верить?
– Отчасти мне так и кажется.
– Не будь такой тряпкой! Должна же ты быть в чем-то уверена. Невозможно дожить до твоего возраста и не обрести хотя бы какой-то убежденности. Просто надо хорошенько подумать, какова она!
– Подумав, я поняла, что знаю не так много, как полагала, – с улыбкой призналась Кэролайн. – Да, я невольно впитываю новые сведения и пытаюсь рассуждать о людях и событиях, но очень часто жизнь подкидывает неведомые сюрпризы, и если бы мне удалось предвидеть их появление, я сама могла бы измениться к лучшему… – Она подумала о своей старой свекрови и Эдмунде Эллисоне. – …Но есть еще иные события, уходящие в далекое прошлое: старые проблемы, ошибочные решения, почти неизвестные истории…
Пожилая женщина что-то пробурчала, но уже менее раздраженно.
– Тогда ты мудрее той актрисы, вообразившей, что ей все известно, – неохотно признала она. – Вот и скажи ей об этом.
Кэролайн не стала опять спрашивать, хочет ли старая дама пойти в театр. Они обе понимали, что пока не хочет, и повторение приглашения могло бы порвать возникшую между ними тонкую ниточку искренности.
Хозяйка дома встала с кровати и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она услышала голос Марии:
– Кэролайн!
– Да?
– Желаю тебе приятного вечера.
– Спасибо. – Миссис Филдинг опять повернулась к выходу.
– Кэролайн! – снова позвала ее бывшая свекровь.
– Что?
– Надень красное платье. Оно тебе идет.
Хозяйка дома не стала больше оборачиваться, чтобы не испортить этот момент, придав ему излишне большое значение.
– Спасибо, – признательно произнесла она. – Хорошего вам вечера.
Готовясь к выходу на премьеру «Гамлета», Кэролайн с особой тщательностью выбрала наряд. Она немного подумала, прежде чем велела горничной приготовить упомянутое старой леди красное платье. На самом деле оно было насыщенного бордового цвета, очень теплого, но определенно волнующего оттенка, и миссис Филдинг сомневалась, стоит ли ей так привлекать к себе внимание. Сидя на стуле перед зеркалом туалетного столика, она разглядывала свое собственное отражение, пока горничная трудилась над ее прической. На нее смотрела еще стройная женщина – ее фигура практически не изменилась, – но Кэролайн безошибочно отметила все проявившиеся признаки возраста. Еще несколько лет назад ее кожа выглядела иначе, а теперь щеки немного отвисли, исчезла четкая линия подбородка и на шее появились легкие морщинки, не говоря уже о лице.
Кэролайн не обладала кипучей энергией Сесиль Антрим и ее внутренней самоуверенностью, придававшей ей столько изящного достоинства. Эти качества стали частью ее натуры, поэтому при любом сравнении актриса выигрывала не только молодостью. Она всегда привлекала внимание и вызывала восхищение, своего рода благоговение, отчасти благодаря своему богатому и чарующему внутреннему миру. В сравнении с нею миссис Филдинг по-прежнему чувствовала себя тихой мышкой, вроде как бледной молью… рядом с яркой золотистой бабочкой.
Ей вспомнились слова Веспасии и Марии Эллисон. Но именно мысль об отчаянном положении Марии заставила ее в итоге так резко выпрямиться и расправить плечи, что из рук горничной едва не выпали шпильки.
– Извини, – поморщившись, пробормотала Кэролайн.
– Я уколола вас, мэм? – забеспокоилась служанка.
– Я сама виновата. Теперь буду сидеть, не дергаясь.
Внешне миссис Филдинг так и держалась, но ее мысли по-прежнему метались в поисках верного стиля поведения. Она настраивалась на то, что ей следует быть честной и великодушной, однако при этом не впадать в сентиментальность. С затаенным отвращением Кэролайн представила себя в образе вызывающей, ищущей благосклонного внимания особы, слишком многословной в ожидании похвалы, на которую она не могла всерьез рассчитывать, сознавая, что толком не знает, о чем говорить. Воспитанные люди могли бы тактично выслушать ее, мечтая, чтобы она наконец умолкла, не повергнув всех в полное замешательство. Ее лицо вспыхнуло уже от одного только мысленного представления такой картины.
Внутреннее чутье точно подсказывало, что ей следует хранить спокойное достоинство, оставаясь немногословной. Хотя тогда она могла показаться томительно унылой и поставить себя в еще более исключительное положение.
В любом случае Джошуа могло стать стыдно за нее. И внезапно все ее чувства отошли на второй план, а главным стало то, каким несчастным он будет в таком случае и как после этого может измениться их жизнь.
Горничная закончила делать прическу. Та получилась прекрасно. У Кэролайн всегда были отличные волосы.
– Спасибо, милая, – с довольным видом сказала она.
Теперь настал черед платья и украшений. Миссис Филдинг очень не нравилось выезжать одной, но Джошуа играл в другом театре, и его спектакль должен был закончиться незадолго до конца премьеры «Гамлета». Слава богу еще, что эта шекспировская пьеса была длинной. Вероятно, он успеет приехать к последнему действию.
На премьеру собралось так много народа, что Кэролайн с трудом пробивалась через толпу, то и дело приветливо кивая хорошим знакомым или даже тем, кого помнила очень смутно. Несколько раз она с внезапным смущением осознавала, что улыбается совершенно незнакомым дамам и джентльменам, в чьих взглядах отражалось минутное колебание, после которого они с должной вежливостью улыбались ей в ответ.
Взвешенно обдумав ситуацию, миссис Филдинг решила, что лучше отнестись к собственным оплошностям с юмором, и отбросила неуместное смущение.
Она с трудом добралась до ложи, где Джошуа зарезервировал для нее кресло. Удобнее было прийти пораньше, чтобы не тревожить уже усевшихся зрителей, даже если придется сидеть там в неловком, привлекающем внимание одиночестве. Спокойно устроившись в ложе, дама принялась поглядывать на заполнявшую зал публику. Это был настоящий парад колоритных фигур. С первого взгляда Кэролайн могла оценить статус, доход и социальные притязания зрителей, их самодовольство или неуверенность, их хороший или плохой вкус, а зачастую она даже догадывалась по выражению лица, что думает о себе та или иная женщина. Некоторые особы в скромных, хорошо скроенных платьях предпочитали темные тона, темно-синие или темно-зеленые, и выглядели застенчивыми или робкими. Миссис Филдинг подумала, что, возможно, если б им хватило смелости, они предпочли бы более яркие расцветки. Хотя такую сдержанность мог объяснить их собственный выбор либо страх вызвать неодобрение мужа… или даже свекрови. Насколько же выбор наряда мог соответствовать ожиданиям окружающих…
Но некоторые, мечтавшие выделиться особы, разумеется, предпочитали яркие, броские цвета. Не являлось ли ее собственное бордовое платье волнующей маскировкой, скрывавшей обычную женщину, не способную иначе никого взволновать?
Нет. Как говорила Веспасия, она свободно могла выбирать то, что хочется ей самой. Если б Кэролайн предпочла быть скромной, оставаясь в тени Сесиль Антрим, то это было бы ее собственным малодушным решением, стремлением скрыть свои взгляды, чтобы порадовать других или оправдать их ожидания. Нет никакой необходимости обижаться или быть излишне вызывающей, нет никакого повода для умышленной или легкомысленной недоброжелательности. Но она могла откровенно показать, что для нее важно и ценно.
А ей самой нравилось это бордовое платье. Этот цвет отлично подчеркивал ее достоинства.
И конечно, из общей массы зрителей выделялись юные барышни в светлых нарядах: они выглядели девственно-невинными и смущенными, но вполне намеренно привлекали взгляды.
Почти все что-то изображали из себя, каждый играл свою роль в меру сил и способностей. Тайным оставался лишь сюжет задуманной истории. Зритель видел только одну сцену, выхваченную из еще не разыгранной драмы.
Наконец свет начал меркнуть, и зал, затаившись, погрузился в лихорадочное ожидание. Поднявшийся занавес открыл зубчатые крепостные стены Эльсинора. Кэролайн внезапно осознала, что переживает за Орландо Антрима. Он впервые играл главную роль. Но с другой стороны, роль Гамлета на редкость сложна и интересна. И разве не каждый актер мечтает сыграть его больше всего на свете?
Увидев его первый выход во второй сцене, миссис Филдинг чуть подалась вперед и мысленно пожелала ему успеха во всем, пожелала, чтобы он четко помнил все слова роли и вкладывал в них все необходимые чувства – волнения, горя и смущения или замешательства, свойственные датскому принцу.
Поначалу Орландо – Гамлет выглядел неуверенным, и у Кэролайн екнуло сердце. Неужели он, как обычно, останется в тени матери, которая, казалось, привлекала все взгляды всякий раз, едва появляясь на сцене?
Но вскоре все прочее отступило в тень, за исключением Орландо. Он вышел вперед к рампе. Лицо его выглядело бледным и даже измученным, хотя, возможно, причина этого была в гриме. Но никакой грим не мог придать особого величия его жестам и глубокого страдания его голосу.
