Матурин тоже считал, что Миронов вряд ли работал один, но доказательств этому у него пока не было. Первым в списке сыщика стоял некий Равиль, на которого все указывало как на частого гостя и крупного покупателя. Матурин очень тщательно, насколько это вообще возможно, проверил связи этого Равиля. Не очень они у него в уголовном мире обширные, не сидел Равиль ни разу. Вообще-то, он был предпринимателем из Самары. Просто пришла ему когда-то идея в голову, да и деньги у него были для этого. Вот он и организовал с хорошим знакомым бизнес по выращиванию высококачественной конопли. И самым надежным его партнером был именно Миронов. И неважно, что он из Рязани, главное, что надежный.
Могли дотянуться до Миронова из Рязани в Москву его бывшие партнеры по наркобизнесу или не могли — было узловым вопросом в расследовании. Этот рязанский след мог оказаться целым направлением, отдельной разработкой, которая поможет раскрутить все то, что стояло за пределами бизнеса Миронова, граничило с его бизнесом, а может, было его частью. Или, наоборот, бизнес Миронова был частью чего-то большего, более грандиозного.
В Турлатове Гурова встретил лейтенант Нефедов. Все такой же интеллигентный, сдержанный, с задумчивым взором, он стоял в сторонке в аэропорту и ждал московского полковника.
— Здравствуйте, Лев Иванович, — расплылся Нефедов в улыбке и сделал попытку взять у него дорожную сумку. — Как долетели? Какие погоды нынче стоят в столицах?
— Давай-ка, Алексей, сначала о делах говорить, а потом уж о погодах.
— Что, все так плохо? Еще работы по этому делу добавилось? — спросил Нефедов, ведя Гурова через зал к выходу, где на служебной стоянке их ждала машина из ГУВД.
— Эх, Леша, Леша! — покачал головой Гуров. — И ты туда же. Ты сейчас сказал так, как будто тебе твоя работа в тягость. Радоваться должен, что дело двигается, что работы по нему все больше и больше, что на хороший след вышли. Радоваться должен, а ты… Что у вас за мышление, у молодых?
— Извините, Лев Иванович, — рассмеялся Нефедов, — наверное, это в самом деле привычка. Я в том смысле, что сказал по привычке.
Лейтенант говорил что-то еще в свое оправдание, продолжал рассуждать на тему стандартности мышления, но Гуров его не слушал. Он вдруг ощутил то же давление, какую-то нездоровую атмосферу. Рязань, что ли, так на него действует? Аллергия на этот город? Непереносимость в психологическом смысле? Что-то здесь важное, но что? Ведь все это обычные уголовные делишки, в них нет ничего необычного, загадочного.
— А потом генерала Герасименко вообще сняли, — продолжал рассказывать Нефедов. — Говорили, что он замом ушел куда-то в район. Зато теперь Матурин в фаворе, теперь ему все условия создают, а с начальником уголовного розыска отношения испортились. Тот же полагает, что Игорь Васильевич его подсиживает, что он ждет его места. Никому и невдомек, что для Матурина должность значения не имеет. Он опер! С большой буквы «О»! О, как красиво сказал. Не находите, Лев Иванович?
— Нахожу, — со вздохом согласился Гуров. — Красиво выражаться в нашем деле обязательно надо уметь. Просто необходимо.
Лейтенант покосился на Гурова и промолчал, не зная, как относиться к его замечанию. Как к насмешке, к ехидному комментарию к болтовне молодого лейтенанта? Нефедов подумал, что так и не смог до конца понять Гурова, хотя работал с ним несколько недель, буквально проводя рядом дни и ночи. Много о чем пришлось поговорить, многое обсудить, в том числе и за пределами служебных вопросов. А вот понять так и не удалось.
В управлении с Гуровым здоровались с большим энтузиазмом. Именно с энтузиазмом, а не с выражением уважения, радости или страха. Кажется, Герасименко на всех давил, создавал неприятную атмосферу, а теперь с его уходом ситуация изменилась в лучшую сторону. Дай-то бог!
Наконец закончились лестницы и коридоры. Гуров толкнул знакомую дверь и вошел. Кабинет изменился. Теперь тут стоял только один стол. Рядом со столом мягкое кресло с высокой спинкой, новый большой сейф. У окна появился столик с новым электрическим чайником и симпатичными чайными принадлежностями. Даже шкаф для верхней одежды новый, а уж о ноутбуке на столе и говорить нечего.
Спина согнувшегося возле сейфа человека распрямилась, и на Гурова посмотрело знакомое лицо. Да, капитан Матурин, пардон, майор Матурин тоже изменился. Нет в его лице теперь злой усталости, есть только здоровая, нормальная, вполне приемлемая усталость человека, который привык работать день и ночь.
— Я смотрю, тут преобразования некоторые произошли, — протягивая Матурину руку, сказал Гуров.
— Вы про мебель? — одними губами усмехнулся Матурин. — Грех не воспользоваться, если дают. И преимущества отдельного кабинета неоспоримы. Только вот отношения с ребятами стали портиться из-за всего этого. Ну а вас я должен как бы поблагодарить?
— За звание? За все это? — обведя рукой кабинет, нахмурился Гуров.
— И за звание, и за это. Чайник и чашки куплены за свои деньги. На них моя благодарность не распространяется.
— Ты, Игорь Васильевич, когда ерничать перестанешь с начальством? Звание ты давно заслужил, работой своей заслужил. А в остальном я не виноват. Тут чисто твоя вина, что со своим руководством стал в эти игры играть. Не нравится — кулаком по столу. Хочу сидеть в кабинете с тремя операми! И чтобы по телефону говорить было невозможно, и на деле сосредоточиться тоже!
— Вообще-то, я пошутил, Лев Иванович, — спокойно произнес Матурин. — А если серьезно, то благодарен вам не я одни. И не за это, а за Герасименко. Без него многие вздохнули свободнее.
— На здоровье, — проворчал Лев. — Только давай все-таки о делах.
— Давайте, — деловито отозвался Матурин, которого эта тема, видимо, тоже тяготила. — Равиль сидит внизу в «обезьяннике». Если хотите, могу прямо сейчас его поднять сюда.
— Давай сначала сами поговорим, без него. Твое впечатление после допросов?
— Думаю, что не врет, — уверенно заявил Матурин. — Все доступные факты проверял, и очень тщательно. Все совпадало до мелочей. И его бизнес в Самаре, и его связи в Саратове, Нижнем, Волгограде, Казани. В том числе связи криминальные. Врать ему смысла нет, потому что по его статье разница в сроках от минимального до максимального довольно велика. Ему выгодно сотрудничать со следствием, иначе он может получить пятнарик, да еще строгого режима.
— А насчет мотива убийства Миронова?
— Я старался не особенно заострять внимание на этом, чтобы он не подумал, что мы откровенно подозреваем его в организации убийства. Так, мимоходом. Получается, что смысла ему не было Миронова убивать. А что, деньги так и не нашлись? Я рассчитывал, что в Москве он осел вместе со своим капиталом.
— Местные уголовники его грамотно развели. Иными словами, он много денег потерял на решение своих проблем с местными авторитетами.
— Так, может, они его и грохнули?
— Думаешь, что мы эту версию не прорабатывали? Еще как прорабатывали.
— Не они?
— Вряд ли, но в этом направлении нам все равно придется работать до победного конца. Версия очень реальная. Ладно, давай Равиля сюда минут через тридцать, а пока расскажи, как он держится, какие стили допроса ты применял, какие у него слабости…
Равиль за время, проведенное в СИЗО, заметно похудел. И во взгляде его карих глаз появилось что-то иное. Гуров помнил, что в глазах этого коренастого молодого человека раньше преобладала самоуверенность, теперь же сквозила обреченность. Это хорошо, значит, самоуверенность в нем всегда была наносным явлением, а не сутью. Или он все же оказался трусоват для таких дел. Так или иначе, но дожимать Равиля надо. Слишком он заметная дорожка в другие города, и слишком у него темные отношения были с Мироновым, в отличие от других постоянных «покупателей».
— Не забыл меня, Равиль? — спросил Гуров, когда арестованного посадили на стул посреди комнаты.
— Помню, почему же, — дернул тот плечом. — Вы тот… из Москвы. Полковник.
— Почему я здесь, понимаешь?
— Понимаю, — криво усмехнулся Равиль. — По мою душу.
— Не по душу! — резко бросил Гуров. — Твоей душой пусть священнослужители занимаются, а мне твои земные дела интересны. Ты слишком широко развернулся, нагадить успел в нескольких областях. И Главному управлению уголовного розыска МВД России очень интересно, как тебе это удалось.
— Я майору все рассказал. Вроде и не молчу.
— Правильно делаешь, что не молчишь. Давай в том же духе, если не хочешь Фемиду злить. В каких отношениях ты был с Мироновым?
Гуров умышленно сказал именно «был», а не «находишься». Он хотел спровоцировать Равиля на мысль, что Мирон убит, и проверить его реакцию. Очень часто неожиданные вопросы у неподготовленного человека вызывают такую реакцию, после которой и «полиграф» не нужен. Равиль же отреагировал вполне нейтрально. Можно сказать, что он не обратил внимания на прошедшее время глагола. Не знал, что Миронов убит? Знал, но не имеет к этому отношения? Имеет прямое отношение, но крепкие нервы позволили не выдать себя? Ладно, это не последняя уловка, на какой-нибудь все равно проколется.
