— Валя! — услышали все взволнованный девичий голос. — Это Света! Валя, я звоню из Шереметьево! Мы приземлились полчаса назад! Я в Шереметьево! Ты слышишь меня?
— Слышу, — из последних сил проговорил Худолей.
— Я вырвалась! Меня наши ребята привезли контрабандой, представляешь?! Летчики! Переодели стюардессой и провели на борт! Я прилетела без документов!
— А почему... Почему они пошли на это?
— Потому что я красивая! Ты что, не знал?!
— Догадывался.
— Встречай утренний поезд! Вагона не знаю, билета у меня еще нет, но я приезжаю утренним поездом! Ты меня узнаешь?!
— Постараюсь...
— О трехкомнатной квартире ты не трепался?
— Нет...
— Все, заканчиваем! Это ребята одолжили мне свой мобильник! Завтра буду! Жди!
Худолей положил трубку и, не оборачиваясь к остальным, отодвинул штору, открыл дверь и вышел на балкон. Не мог он сейчас ни с кем разговаривать, не мог ни на кого смотреть.
За столом стояла полная тишина.
Андрей и Автор в упор молча смотрели друг на друга.
— Да, Андрей, да, — проговорил Автор.
— Что... да?
— На улице дождь... Теплый ночной весенний дождь. Тебе когда-нибудь приходилось бывать под теплым ночным весенним дождем?
— Если вы Автор, то должны знать, когда это было... И с кем.
— Все повторяется...
— Не все.
— Все повторяется, Андрей. Ты сейчас идешь в прихожую, одеваешься, спускаешься на первый этаж, выходишь на крыльцо. У подъезда мокрая деревянная скамейка. Рядом мотоцикл. На переднем сиденье девушка. Ты ее знаешь. У нее светло-рыжие волосы, чуть припухшие губы... Разве ты не слышал шум подъезжающего мотоцикла?
— Этого не может быть, — мертвым голосом сказал Андрей.
— Кстати, шрам на груди у нее остался.
— Но так не бывает! — закричал Андрей, не выдержав напряжения. — Так никогда ни с кем не бывает!
— Забываешь, с кем говоришь. Иди, Андрей. Она знает, что ты должен подойти. Она уже продрогла.
Андрей вскочил, в прихожей на ходу сорвал с крючка куртку и, не надевая ее, бросился вниз по лестнице.
— Он умрет, если там никого не окажется, — с укоризной сказал Халандовский.
— Они уже вместе, — ответил Автор.
— И это вам... позволено?
— Нам многое позволено, если осторожно пользоваться своими возможностями. Кстати, Аркаша... Ты заглядывал сегодня в почтовый ящик?
— Да.
— Нет, ты не заглядывал сегодня в почтовый ящик.
— Но я...
— Ты все-таки загляни в почтовый ящик... Сейчас.
— Ну, если вы настаиваете...
Халандовский вернулся через несколько минут с большим конвертом в руках. Он посмотрел на всех с таким выражением, будто не знал, как ему быть дальше.
— Вскрывай, Аркаша, — сказал Пафнутьев. — Такой уж сегодня вечер. Мы все должны узнать друг о друге нечто важное.
— Это из суда, — сказал Халандовский.
— Вскрывай, — повторил Пафнутьев.
Вынув из коричневатого конверта белый сложенный вдвое лист бумаги, Халандовский развернул его, вчитался, пробежал глазами по строчкам, еще раз вчитался в первые строки, в заключительные и обессиленно опустился на диван.
— Но ведь я уже получил отказ! Меня послали все, кто только мог послать! — Халандовский непонимающе снова уставился на конверт.
— Жизнь бесконечна в своих проявлениях, — спокойно ответил Автор.
— Ребята, вы знаете торговый центр возле вокзала?! — вскричал Халандовский. — Теперь это мой торговый центр! Заходите! Всегда вас жду! Заходите с друзьями и подругами, с женами и детьми... Не забывайте, что есть на белом свете место, где всегда вас ждут! Больных и здоровых, пьяных и трезвых, осужденных, беглых, помилованных, прощеных и непрощеных... Приходите!
— Загляну, — кивнул Автор.
— За это надо выпить, — сказал Шаланда.
— Наливай! — сказал Халандовский.
Шаланда взял непочатую бутылку, с хрустом, одним движением свинтил пробку и разлил всем доверху. Когда он повернулся с бутылкой к Автору, оказалось, что его стул пуст.
Автора в комнате не было.
Но рюмка его стояла на месте. Шаланда недоверчиво взял ее, всмотрелся, на самом донышке плескалось несколько капель. Шаланда опрокинул капли себе на язык, помолчал в задумчивости.
— Водка, — сказал он наконец. — Автор не сачковал.
В этот момент проснулась прикорнувшая на диване девочка Халандовского. Она сонно посмотрела на всех, улыбнулась лучезарной своей румяной улыбкой.
— А где Худолей? — спросила Настенька.
— Вышел на балкон покурить.
— А Андрей?
— Он же не пьет, — ответил Пафнутьев. — Попрощался и ушел. За ним кто-то на мотоцикле приехал.
— Ну, раз так, тогда я освежу стол. Пора нам наконец что-нибудь выпить, чем-нибудь закусить... Есть хороший кусок запеченного мяса... Вы как?
— Наконец-то, — простонал Пафнутьев. И счастливая улыбка расплылась по его лицу. — Как же я сегодня напьюсь с вами, ребята. Как же я с вами напьюсь!
За окном стояла теплая весенняя ночь, шел дождь, капли стучали по жестяному карнизу окна, где-то рядом шуршали по асфальту машины, их смазанные огни двоились в лужах, а одинокие прохожие торопились укрыться от дождя, от весны, от самих себя. Торопились скрыться в своих квартирах, чтобы тут же выйти на балкон и смотреть на все это великолепие уже со стороны. Со стороны всегда безопаснее, да и виднее. Мы как-то привычно и обреченно стремимся на все взглянуть со стороны.
А напрасно.
Ей-богу, напрасно, ребята.
