— Здесь, во время ночной тренировки по ориентированию, его обнаруживает спортсмен. Привязанного к стволу дерева, задушенного. Он истощен и замучен. Должно быть, его все это время держали взаперти. Итак, пока что у нас есть два убийства в разных местах с условным центром в Истаде.
Палец вернулся к северо-востоку.
— Мы находим сумку на дороге в Шёбу. Недалеко от места, где можно свернуть в сторону дома Хольгера Эриксона. Сумка лежит на видном месте на обочине. Мы тут же сделали вывод, что положили ее туда нарочно. Можно задать правомерный вопрос: почему именно там? Потому ли, что дорога эта удобна для преступника? Неизвестно. Но на самом деле вопрос важнее, чем мы до сих пор думали.
Валландер снова переместил руку. На юго-запад, к озеру Крагехольм.
— Тут мы находим Эужена Блумберга. Это значит, что у нас есть ограниченный участок, не очень большой по площади. Три-четыре мили[10] между крайними пунктами. Чтобы доехать на машине из одного места в другое, потребуется не больше получаса.
Валландер сел.
— Попробуем сделать некоторые предварительные выводы, — продолжил он. — О чем все это говорит?
— О хорошем знании местности, — сказала Анн-Бритт Хёглунд. — Место в лесу Марсвинсхольм выбрано удачно. Сумка оставлена на участке дороги, где поблизости нет домов, откуда было бы видно водителя, затормозившего у обочины и положившего там какой-то предмет.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Мартинсон.
— Я проверила.
Мартинсон больше ничего не сказал.
— Знание местности можно приобрести, а можно им обладать, — продолжил Валландер. — С чем мы имеем дело в нашем случае?
Мнения разошлись. Хансон считал, что приезжий мог очень легко научиться ориентироваться в этом районе. Сведберг думал иначе. Например, выбор места, где нашли сумку Ёсты Рунфельдта, свидетельствовал об очень основательном знании местности.
Валландер и сам сомневался. Раньше ему смутно казалось, что преступник нездешний. Теперь он не знал, что и думать.
Они так и не пришли к согласию. Пока придется учитывать обе возможности. Никакого центра они тоже вычислить не смогли. С помощью линейки и циркуля они оказывались где-то недалеко от места, где нашли сумку Рунфельдта. Но такое решение ничего не давало.
В тот вечер они постоянно возвращались к сумке. Почему ее положили там, у дороги? Зачем она была переупакована, да к тому же, судя по всему, женщиной? Они также не смогли найти никакого разумного объяснения, почему из нее вынули нижнее белье. Хансон предположил, что, возможно, Рунфельдт был с отклонениями и белья никогда не носил. Но, разумеется, никто не принял это всерьез. Нужно было искать другое объяснение.
В девять вечера они сделали перерыв и проветрили комнату. Мартинсон собирался позвонить домой и исчез у себя, Сведберг надел куртку, чтобы ненадолго выйти на улицу. Валландер пошел в туалет сполоснуть лицо. Он посмотрел в зеркало. Вдруг ему показалось, что с тех пор, как умер его отец, его собственные черты изменились. Хотя в чем именно заключалась эта перемена, он точно определить не мог. Глядя на свое отражение, он покачал головой. Скоро у него будет время, чтобы обдумать случившееся. Прошло уже несколько недель с тех пор, как его отца не стало. Но пока Валландер так до конца и не понял, что же на самом деле произошло. Это вызывало в нем смутные угрызения совести. Он подумал о Байбе, которую так любил и которой звонил так редко.
Часто ему казалось, что полицейский не может совмещать свою профессию с чем-то еще. Ерунда. У Мартинсона прекрасная семья. Анн-Бритт Хёглунд практически одна заботится о двух детях. Это не полицейский Валландер, а частное лицо не справляется с совмещением.
Глядя на свое отражение, Валландер зевнул. Он услышал, что все снова собираются. Валландер решил, что настало время поговорить о женщине, все время маячившей на заднем плане. Они должны попытаться нарисовать ее портрет и понять, какую же она все-таки играет роль.
С этого он и начал, когда дверь в комнате заседаний закрылась.
— За всеми событиями угадывается фигура женщины, — сказал он. — Остаток совещания, пока еще есть силы, мы посвятим именно этому. Мы говорим о мотиве мести. Но ничего определенного у нас нет. Значит ли это, что мы не правы? Что мы не там ищем? Что есть какое-то другое объяснение?
Все молча ждали продолжения. Несмотря на усталость, все были по-прежнему сосредоточенны.
Валландер начал с конца. Он вернулся к Катарине Таксель из Лунда.
— Она рожает здесь, в Истаде, — сказал он. — Ее дважды навещают ночью. И хотя она это отрицает, я уверен, что неизвестная женщина приходила именно к ней. Таким образом, она лжет. Почему? Кто эта женщина? Почему Катарина Таксель ее не выдает? Из всех женщин, появляющихся в этом расследовании, Катарина Таксель и женщина в медицинском халате стоят для нас на первом месте. Далее. Скорее всего, Эужен Блумберг — отец ее ребенка, которого он так никогда и не увидел. Думаю, Катарина Таксель солгала. Когда мы были у нее дома, мне показалось, что в сказанном ею не было практически ни единого слова правды. Не знаю, почему. Тем не менее, я уверен, что у нее в руках ключ ко всей этой путанице.
— Давайте ее арестуем, — с некоторой горячностью предложил Хансон.
— На каком основании? — спросил Валландер. — К тому же у нее новорожденный ребенок. Мы не можем обращаться с ней, как нам заблагорассудится. И едва ли она заговорит по-другому или скажет что-то новое, если мы привезем ее в участок. Остается только ходить вокруг, искать рядом с ней, попытаться выудить правду каким-то другим способом.
Хансон нехотя согласился.
— Третья женщина, близкая к Эужену Блумбергу, это его вдова, — продолжил затем Валландер. — Она дала ряд важных сведений. Но решающим обстоятельством следует считать то, что она вовсе не сожалеет о его смерти. Он избивал ее. Судя по шрамам, уже давно и жестоко. Еще она говорит, что у него всегда были любовницы, и тем самым косвенно подтверждает историю с Катариной Таксель.
Произнеся последние слова, он подумал, что говорит, как старый проповедник. Как бы, интересно, выразилась Анн-Бритт Хёглунд?
— Давайте примем детали вокруг Блумберга за некую схему, — сказал он. — К которой мы еще вернемся.
Он перешел к Рунфельдту. И снова вернулся назад, пытаясь выделить событие, расположенное раньше всего во времени.
— Ёста Рунфельдт был, по словам многих, жестоким человеком. Об этом говорили и его сын, и дочь. Внутри любителя орхидей скрывался совершенно другой человек. Еще он был частным сыщиком. Этому никакого разумного объяснения мы не нашли. Может, он искал приключений? Ему что, было мало его орхидей? Мы не знаем. Он, без сомнения, фигура сложная и непонятная.
Затем Валландер заговорил о жене Рунфельдта.
— Я поехал на озеро под Эльмхультом, не зная наверняка, что обнаружу. Никаких доказательств у меня нет. Но я почти уверен, что Рунфельдт убил свою жену. Что произошло между ними там на льду озера, мы, наверно, уже не узнаем никогда. Действующие лица мертвы. Свидетелей нет. И все же мне кажется, что об этом знал кто-то, стоящий вне семьи. За неимением лучшего мы вынуждены учесть вероятность, что смерть жены связана каким-то образом с судьбой самого Рунфельдта.
Валландер начал описывать, как развивались события.
— Он собирался ехать в Африку. Но поездка по какой-то причине не состоялась. Как он исчезает, мы не знаем. Зато мы можем довольно точно определить, когда. Правда, непонятно, кто и зачем проник в его цветочный магазин. И неизвестно, где Рунфельдта после этого держали. Правда, местонахождение сумки можно принять за косвенную подсказку. Еще, наверное, можно осторожно предположить, что сумку каким-то образом переупаковала женщина. И тогда она же курила самокрутку на мостках, откуда сбросили Блумберга.
— Это могут быть два человека, — возразила Анн-Бритт Хёглунд. — Один из них курил сигарету и оставил отпечатки пальцев на сумке. А другой переупаковал сумку.
— Ты права, — согласился Валландер. — Иначе говоря, в деле замешан по меньшей мере один человек.
Он посмотрел на Нюберга.
— Мы ищем, — сказал Нюберг. — Ищем у Хольгера Эриксона. Мы обнаружили массу отпечатков. Но пока что не годится ни один.
Валландер вдруг вспомнил об одной детали.
— Табличка, — сказал он. — Которую мы нашли в сумке Рунфельдта. На ней были отпечатки?
Нюберг покачал головой.
— Но на ней-то должны быть следы, — удивился Валландер. — Нельзя же прицепить ее, не взяв в руки?
Никто не смог дать ему разумного объяснения.
Валландер продолжил.
— Итак, перед нами несколько женщин, одна их которых — призрак, — подытожил он. — Еще есть несколько случаев избиения женщин и нераскрытое убийство. Кто мог об этом знать? У кого были основания для мести? Если, конечно, мотив убийцы — месть.
