— Я хотел бы знать, что и зачем вы делаете? Гуров вспомнил свой недавний разговор с замминистра, который тоже пытался вникать в подробности, понял, что и переход на “вы”, и вопросы финансиста объясняются тем, что он с кем-то разговаривал о Гурове и выяснил нечто, магнату не понравившееся.
Сыщик молчал, лишь пожал плечами, сел и закурил без приглашения. Пауза затягивалась, тогда Гуров привстал, забрал со стола паспорта своих людей, положил в карман.
— Ладно, ладно, я не прав. Извините, — сказал хозяин, возвращаясь в кресло. — Нервы. Я же не знаю ваших правил игры.
— А мы ни во что не играем. Вы манипулируете деньгами и судьбами, мы рискуем судьбами и жизнями. А если у вас не в порядке нервы, не забирайтесь так высоко, голова не будет кружиться.
— Давайте паспорта, завтра к полудню и визы и билеты будут в порядке.
— Учтите, я считаю до трех, а уже два с половиной, — Гуров вернул паспорта на стол. — На кой черт вам понадобилось разговаривать с Бардиным!
— Он позвонил сам, меня удивило, что он не в курсе командировки людей в Париж.
— Человеку не следует знать больше, чем ему необходимо. Он чиновник, значит, лицо подчиненное. Ему могут задать вопрос, он будет вынужден либо солгать, или сказать правду, которую я обнародовать не хочу, — ответил Гуров и без всякого перехода продолжал: — Юрий Карлович, кого вы и ваши соратники хотите видеть Президентом?
— Генерала Де Голля, — мгновенно ответил Горстков.
— Невозможно, — спокойно ответил Гуров. — Шарль не был не только в Политбюро, даже не занимал должность секретаря обкома. Народ бы ему не поверил.
— Вы правы, — хозяин тяжело вздохнул. — Пусть остается прежний, спаси нас Бог от всяких перемен.
— Значит, вы на предвыборную кампанию денег не даете. У президентской команды многого нет, но деньги имеются.
— Вы на мои вопросы не отвечаете.
— Мне интересно, куда вы вкладываете капиталы, мне надо знать, на чем вас можно прихватить. Если я буду знать, на что давят, то узнаю, кто давит.
— Ни один финансист не работает в одиночку, всегда существует упряжка. Пусть я коренник, но обязан считаться с пристяжными. Иначе возок опрокинется.
— Я заглядываю слишком далеко, дурная привычка, — сказал Гуров. — Будем надеяться на лучшее. Хотя я предпочитаю знать как можно больше.
— Учитывая поездку в Париж, вы мало взяли у меня денег, — сменив разговор Горстков.
— Будете завтра разговаривать с дочерью, поинтересуйтесь, когда она собирается вернуться.
— Я переговорю с ней еще сегодня, — хозяин взглянул на часы. — Может, продлить ее вояж?
— Лучше, чтобы она не задерживалась.
— Тогда следует привлечь к делу Нину. Мать в большем, чем я, авторитете. И супруга может ее по-женски чем-то соблазнить.
— Но финансируете поездку вы, — удивился Гуров.
— У Юлии кредитная карточка, — усмехнулся хозяин. — А если ей неожиданно понадобятся наличные, то в Париже найдутся люди, которые с удовольствием выдадут необходимую сумму.
— Лучше, если ваша дочь вернется быстрее, — повторил Гуров.
* * *
Эйфелева башня стояла на своем месте. Бывший майор милиции и старший опер утро Илья Карцев смотрел вверх, и у него слегка кружилась голова.
— В кино и по телеку она не такая здоровая, — констатировал он и вздохнул. — Столько чудес на свете, мы, как кроты слепые, живем. Я прошлым годом в Болгарии был, так там наше Черное море совсем другое.
Стоявший рядом Валентин Николаевич Нестеренко голову не запрокидывал, оглядывал улицу, заметив, что сидящий в машине Еланчук улыбается, отставной полковник сказал:
— Кончай, Илья, надо и честь знать. Человек нас встретил, по магазинам водил, возил по городу, а он далеко не мальчик.
— А где парижанки? — спросил Илья. — Чернявенькие худышки, что шастают вокруг, и есть знаменитые парижанки?
— Ты зачем прилетел, майор? — Нестеренко разозлился и подтолкнул товарища в сторону машины, за рулем которой сидел Еланчук.
Бывший полковник КГБ, ныне сотрудник Интерпола Юрий Петрович Еланчук, худощавый, ладно сложенный брюнет, лет около пятидесяти, наблюдал за соотечественниками с легкой улыбкой. Так взрослый смотрит на детей, которые своим поведением особо не радуют, но что с них спросишь — возраст, да и любишь их, чертей, опять же.
Когда оперативники подошли, Еланчук легко выскочил из машины и, указывая на лежавшие на заднем сиденье пакеты, сказал:
— Одежду, что мы вам купили, уложите в свои чемоданы. — Он открыл багажник.
— Как скажете. — Нестеренко взял из багажника свой чемодан и спортивную сумку. — Только к чему? Пакеты здешние, фирменные.
— Мы русские и не можем краситься, Юрий Петрович, — поддержал товарища Илья.
— Русские, русские, и пакеты фирменные, — улыбнулся Еланчук. — Только я вас повезу в гостиницу, постояльцы которой не покупают вещи в “Тати”. — Он указал на фирменные пакеты магазина. — Французы страшные скупердяи, но снобы.
Когда обновки переложили, расселись в машине и тронулись, Илья не удержался и спросил:
— Юрий Петрович, мы будем жить в дорогом отеле?
— Отнюдь. Обыкновенный отель, но он расположен в Латинском квартале, имеет определенную репутацию, свои обычаи и клиентов. Вы, русские, бизнесмены средней руки, вам не следует обращать на себя внимание.
Отель разочаровал москвичей своей неброской скромностью, а переулок, в котором он был расположен, мог естественно вписаться в переулки Старого Арбата или Замоскворечья. Номер был удобный, небольшой, очень чистый, пахло дезодорантом и стариной, только ванная была просторна и оборудована современно.
Еланчук, пока гости распаковывали вещи, сидел в кресле красного дерева у окна.
— Присаживайтесь, поговорим, — сказал он, когда оперативники освободились, вынул из наплечной сумки бутылку коньяка и пакет с яблоками. — Ну, по русскому обычаю, с приездом!
Илья махнул разом, Еланчук и Нестеренко лишь пригубили.
— Мы посмотрели на вашу девочку. — Еланчук посмотрел в окно. — Кремовый трехэтажный дом, ваша девчушка занимает двухкомнатные угловые апартаменты на втором этаже. — Он положил на стол черную коробочку с тремя кнопками. — Вы можете слушать ее разговоры, если она не находится в ванной. Ведет она себя достойно, интересуется искусством, бывает в музеях, книжных лавочках, объясняется на французском и немецком, пьет белое вино, с мужчинами контактна, но держит на дистанции, вчера встретила одного... Мы не можем понять, то ли они были знакомы ранее, то ли вчера познакомились. Парня устанавливают, у меня нет оперативников, приходится обращаться к услугам местной полиции, которая относится к Интерполу прохладно. Ведь ничего конкретного мы заявить не можем, только вежливые услуги. Парень русский, в Париже, видимо, один, мне он не нравится. Вам придется с ним разбираться самим.
Еланчук вынул из кармана несколько фотографий, указал на одну, на которой был запечатлен парень лет тридцати, видимо, высокого роста, спортивного телосложения, русоголовый.
— Пользуется успехом у женщин, уверенный, похоже, из наших, — сказал Нестеренко. — Вроде я его где-то видел, может, ошибаюсь, внешность у него, с одной стороны, привлекательная, с другой — как бы стандартная, без особых примет.
— Сейчас их наблюдают, но, когда девочка вернется в отель, она ваша. Я не могу одалживаться до бесконечности.
— Он не ночевал? — спросил Илья, кивнув на здание напротив.
— Нет, они расстались около одиннадцати у отеля, мужчина даже не зашел в бар. Я лично наблюдал девушку не более двух часов, сказать о ней ничего не могу, но она производит хорошее впечатление, видимо, неглупа, знает себе цену. А парень мне не нравится. Я вам дам машину с водителем, но по-русски он не говорит. И последнее, оружия у вас, слава Богу, нет, но вы можете ввязаться в драку или нарушить местный закон, неизвестный вам. Учтите, полицейский в Париже — лицо неприкосновенное, с ним нельзя спорить, не следует убегать. Если вас остановил полицейский, ваша задача лишь кивать, улыбаться, объяснить, что вы не говорите по-французски, выполнять все требования. Если привезут в участок, предъявите свои паспорта и мою визитную карточку.
Еланчук вручил оперативникам свою карточку и добавил:
— Мою карточку показывайте в крайнем случае, потребуют заплатить штраф — платите без разговоров. Забыл, улицу переходите только на зеленый свет, есть на улице машины, нет, стоять и ждать.
— Дышать только через нос? — не удержался и спросил Илья.
— Не умничай, — буркнул Нестеренко, который был не только старше по возрасту и службе в розыске, но и выше товарища чуть не на голову и смотрел на “пацана” снисходительно.
Еланчук, только что говоривший назидательным тоном, беззаботно рассмеялся:
— Ребята, здесь страна очень свободная, но люди крайне законопослушны, живут по своим законам, русскому человеку здесь не все понятно, к тому же у вас проблема с языком.
