И Лев Иванович действительно съездил к Леше, чтобы сказать ему спасибо и извиниться, что было воспринято тем с полнейшей невозмутимостью. Гурова это немного задело, но он списал все на восточную сдержанность чувств.
И вот наступил день выписки. Плечо Гурова вело себя так, словно никогда и не было травмировано, да и сам он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, потому и настроение у него было отличное. Но, войдя в кабинет к Татьяне Сергеевне, чтобы взять выписку из истории болезни, – а она настояла, чтобы он лично к ней пришел, он понял, что рано обрадовался. Прочитав длинный перечень своих болячек, только тяжело вздохнул:
– Одно радует, что все они вне обострения.
– А вы думали, что вам сносу не будет? Столько десятилетий работать, не жалея себя, и оставаться молодым и здоровым? Да у вас проблема на проблеме! И пусть пока еще ни одна из них не достигла критического уровня, но поберечься вам все-таки стоит. Пора начинать себя жалеть. И учтите, что копию выписки я уже послала брату, так что скрыть ее вам не удастся. А еще я его предупредила, чтобы он вас, как мальчишку, по всей стране не гонял. И запомните: минимум месяц вам нельзя перетруждать руку, так что никаких тяжестей или иных сильных физических нагрузок.
– Татьяна Сергеевна, помните, как вы сказали, чтобы мы не лезли в ваши профессиональные дела? – Она кивнула. – А вот теперь я вам скажу, что работа у нас такая, и Андрей Сергеевич об этом прекрасно знает. Так что, коль придется, он нас и на Сахалин отправит, не задумываясь. А мы поедем! Кстати, а как дела у Стаса?
– Как ни удивительно, но значительно лучше, чем у вас. Но крепким я его здоровье все же не назвала бы, – ответила она, заметно недовольная тем, как ее, хоть и мягко, поставили на место.
– Я рад за него.
Потом Гуров рассыпался в благодарностях за лечение, уход и заботу, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от своих слов, и добился своего – Татьяна Сергеевна довольно заулыбалась. А вот он, выходя из ее кабинета, вдруг подумал: «Да, недаром у Крячко здоровье лучше, чем у меня. Ему же всегда было легче – он ведь вторым номером работал, у меня за спиной. Это я лбом стены пробивал. Вот и допробивался!» Но Стасу, естественно, ничего не сказал. Как потом оказалось, Крячко сам все выяснил о состоянии друга и по приезде в Москву доложил обо всем Орлову, и они постановили, что Гурова надо беречь. Некоторое время так и было, а затем случился очередной аврал, и все вернулось на круги своя.
Но все это было потом, а в тот день в Новоленске друзья готовились к отъезду, из-за чего больничная палата напоминала больше склад или камеру хранения – хорошо, что Косолапов и Романов к тому времени уже выписались и друзья остались там одни. Хозяйственный Крячко ни за что не хотел оставлять полушубки с шапками и валенками, объясняя это тем, что они все равно наверняка уже списаны. Он вцепился в них, как в родных, и жутко скандалил со Львом Ивановичем, который обозвал его крохобором.
– В чем ты будешь зимой у меня на даче ходить? – спрашивал Стас, скатывая его полушубок в тугой рулон.
– Как будто у нас есть время зимой к тебе на дачу ездить! – возражал ему Гуров.
– А вот как на пенсию выйдем, так и начнем! Тут-то нам полушубки и сгодятся!
– Ну, ты тогда хоть свой старый здесь оставь вместе с драными валенками – полетишь ведь в новом, – попытался хоть как-то урезонить его Лев Иванович. – Они-то тебе теперь зачем?
– Запас карман не трет, – отвечал Крячко. – На что-нибудь, да сгодятся!
– Учти, я ничего не понесу, – предупредил его Гуров. – Мне руку перегружать нельзя.
– Ничего! Мужики до аэропорта довезут.
– А как в Якутске пересаживаться будем? Ты собираешься из себя осьминога изображать? – не унимался Лев Иванович.
– В несколько приемов перенесу, – отмахивался от него Стас.
Тут, легки на помине, появились и мужики, причем тоже не с пустыми руками – они принесли две большущие коробки.
– Это еще что? – чуть не заорал Лев Иванович, плюхаясь на кровать.
– Гостинцы, – объяснил Виталий. – Мед наш дикий, самый полезный, кстати, икра, копченые мясо с рыбкой и еще всякая всячина. Дело-то к Новому году движется, вот все это вам на стол и пойдет. А еще там фотоальбомы, что мы в Финляндии заказывали, с видами нашей тайги – деловым партнерам дарим, так они от восторга заходятся.
– Ну, и как мы все это потащим? – обреченно спросил Гуров.
– Так вас на моем вертолете до Якутска подбросят, а там на самолет посадят, – сказал Матвей.
– А в Москве вас Колька встретит и по домам развезет, – добавил Романов.
И Гуров вздохнул с облегчением, причем, как он заметил, Стас – тоже.
В аэропорт попрощаться с ними съехались все. Крячко приглашал приезжать летом к нему на дачу, Гуров был более сдержан, но, впрочем, никто и не ожидал от него бурного проявления чувств. Но вот наконец все было загружено, и вертолет поднялся в воздух.
– Да! Красиво жить не запретишь! – вздохнув, сказал Стас, осматривая изнутри вертолет Матвея, оформленный, как кабинет, где был даже диван, чтобы вздремнуть во время долгого перелета, и биотуалет с умывальником.
– Вот остался бы в Новоленске генералом, и у тебя со временем был бы такой же или чуть поскромнее, – заметил Гуров.
– Да куда ж ты без меня? Пропадешь ведь! – принялся валять дурака Крячко. – И куда я без тебя? И вообще, куда мы друг без друга? Это ведь все равно что хлопнуть в ладоши одной рукой. Уж придется нам с тобой вместе век доживать. Как связал нас когда-то черт одной веревочкой, так теперь уже и не развяжешь!
А Гуров слушал его и думал, что в каждой шутке есть доля шутки.
В Якутске экипаж вертолета сноровисто перетаскал все узлы и коробки в аэропорт, где они были благополучно сданы в багаж, а в Москве уже люди радостно встретившего их Николая Степановича Савельева разместили все вещи по багажникам.
– Ну, как вам Сибирь? – воодушевленно спросил Савельев.
– Потрясающе! – совершенно искренне ответил Лев Иванович.
– Эх, знали бы вы, как я по ней скучаю! – вздохнул Николай Степанович. – И с каким бы удовольствием я туда вернулся! Но тут ведь уже родители, семья… А они туда ни за что не поедут!
В машине разговаривали в основном Стас и Савельев, а Гуров смотрел в окно. Какой же замусоренной, слякотной и неухоженной выглядела столь любимая им столица! Какой там был спертый и загазованный воздух! Низко нависшие тучи грозили дождем! И это в декабре! Жалкие остатки снега кое-где под деревьями выглядели клочьями грязной пены. Да и лица у людей были, несмотря на приближающийся праздник, напряженными, а движения суетливыми. Как же быстро, оказывается, он сумел от всего этого отвыкнуть! И как же Москва проигрывала по сравнению с Сибирью! Да она ни в какое сравнение с ней не шла! Посмотрев на Крячко, Лев Иванович понял, что его друг думает о том же.
И вот наконец Гуров оказался дома! Он специально не стал предупреждать жену о своем возвращении, чтобы сделать ей сюрприз. Судя по времени, Маша была в театре, так что Лев Иванович переоделся и стал разбирать вещи. Повесил упакованный в специальную картонную коробку костюм в платяной шкаф в спальне, побросал грязное белье в стиральную машину, убрал полушубок с валенками на антресоли, а обувь в ящик в прихожей. Последней он взялся за коробку с гостинцами, открыв которую невольно ахнул, потому что мужики постарались вовсю – чего там только не было! Убрав все в холодильник, он сел в кресло с фотоальбомом и стал рассматривать фотографии. Да, прав был Ерофей, тайга прекрасна в любое время года. От этого приятного занятия его оторвал звук поворачивавшегося в замке ключа, и он поспешил в прихожую, чтобы встретить жену.
– Лева! – радостно закричала она, увидев его.
А вот он при виде ее застыл столбом! На Марии была норковая шуба до пола, рукава и капюшон которой были оторочены соболем!
– Лева! Ты чего? – удивилась она, отбрасывая капюшон назад, и он увидел у нее в ушах и на руке бриллианты.
– Та-а-ак! История повторяется! Я отказался от денег, так они тебе шубу и цацки-ляльки всучили! В прошлый раз был джип, теперь – это!
– Что значит «всучили»? – тут же взвилась Маша. – Это подарок на Новый год!
– И откуда он взялся? – ехидно спросил Гуров. – С неба упал?
– Николай привез, – сердито ответила Мария – она тоже была хорошо знакома с Савельевым.
– Вот ведь паразит! Вез нас из аэропорта и даже звуком об этом не заикнулся! – возмутился Гуров.
– Потому что все знают, какой ты бешеный! – сказала она и ехидно спросила: – Интересно, а Стас своей жене тоже будет скандал устраивать?
– Как, и ей тоже подарили? – удивился Гуров.
– Представь себе! Ну, чего встал? Давай! Выбрасывай шубы на помойку на радость местным бомжам! Только тогда уже и свой плащ выбрасывай!
– Какие шубы? Какой плащ? – остолбенел Гуров.
Он отодвинул ту дверцу шкафа-купе, за которой были вещи жены, там висела еще одна шуба, на этот раз из нерпы с отделкой из голубой норки, а рядом с ней – черный лайковый мужской плащ с меховой подстежкой и отстегивающимся меховым, как он теперь уже знал, медвежьим воротником, а на полке лежала новая шапка из такого же, как у Виталия, меха. Отвернув полу плаща, он увидел такой же фирменный знак, как и на своем костюме: по краям небольшого черного прямоугольника были золотом вышиты какие-то узоры, а в центре крупными буквами красовалось слово «ЛЕША». «Ну, правильно! Леша ведь и по меху, и по коже работает». Зачем-то взяв шапку, Гуров обессиленно опустился на пуфик и вздохнул.
