– Он числится как автор двух писем по проблемам эвтаназии. Одно из них было даже опубликовано в рубрике «Мнение наших читателей».
– Значит, Илья Андреевич. Все, Коленька, отбой, завтра можешь никуда не ездить.
Селуянов пододвинул к себе стул и уселся напротив Насти.
– Это он?
– Должен быть он.
– Что-то я уверенности в голосе не слышу, – насмешливо сказал Николай. – Опять на кофейной гуще нагадала?
– На картах раскинула, – грустно усмехнулась она. – Мой слабый мозг пасует перед злобным гением этого типа. Или это Казаков, или я не знаю… В общем, я больше ничего придумать не могу. Либо мы поймаем Илью Андреевича, либо мы Шутника не поймаем никогда. Вот так карта легла.
– Так поехали к нему, задержим его, к чертовой матери, и вся недолга, – предложил Селуянов. – Чего так-то сидеть и груши околачивать? Адрес есть?
– Есть.
– Ну?
– Его наружники пасут. Ждем, когда он за седьмое убийство возьмется.
– А пальцы потихоньку взять?
– Вчера пытались, но его в Москве не было, найти не смогли. А сегодня, по здравом размышлении, решили не рисковать, не светиться. Он умный, сволочь, и хитрый, он ждет, что мы близко подойдем, и должен быть настороже. Все дело завалим, если неаккуратно сработаем, а на тщательную проработку комбинации времени уже нет. Лучше подождать, пока он за дело примется.
Телефонный звонок заставил ее подняться и начать одеваться.
– Коротков звонил. Наружники сообщили, что Казаков двигается в сторону Сокольников. Поехали, Коля, посмотрим, что он там задумал.
В коридоре их догнал Коротков, на ходу застегивающий куртку.
– Быстрее, быстрее, ребята, не спите на ходу. Машина внизу ждет.
Все дальнейшее Настя помнила плохо. Она очень устала, она безумно хотела спать, у нее болели глаза и ноги. В субботу она явилась домой около двух часов ночи, а в шесть утра уже поднялась, потому что первая работа Ирины Терехиной – дворницкая – начиналась в пять, и Настя не сводила глаз с телефона в ожидании звонка. Потом опять ждала до часу ночи, пока Ирина не вернулась из ресторана. И в понедельник снова вскочила ни свет ни заря. В теплой машине ее укачало, и она провалилась в тяжелый, наполненный кошмарами и чьими-то голосами сон, привалившись к широкому плечу Юры Короткова.
Очнулась она только тогда, когда Коротков стал ее тормошить:
– Ася, проснись. Проснись же! Освободи место гражданину Шутнику.
Она судорожно распахнула глаза и вывалилась бы из машины прямо на землю, если бы Коротков не подхватил ее. Перед ней стояли трое ребят из группы захвата и Коля Селуянов, а между ними с руками, скованными наручниками, человек, чью фотографию она тупо и безнадежно разглядывала последние два дня. Радости не было, было опустошение и огромная, давящая усталость.
– Здравствуйте, Илья Андреевич, – сказала она. – У меня к вам только один вопрос: почему я? Почему вы именно меня выбрали?
– А больше вас ничего не интересует? – насмешливо спросил Казаков. – Странно, я полагал, что ваша любознательность должна простираться намного дальше. Не заставляйте меня разочаровываться в вас.
– Все остальное я и так знаю. Кроме деталей, конечно. Но детали могут подождать до завтра. Вы меня вымотали, Илья Андреевич. Если бы вы знали, как вы меня вымотали…
Казакова запихнули в машину. Настя отошла в сторонку и присела прямо на тротуар. Куртку было не жалко. Вообще ничего не жалко. Кроме тех шестерых, которых угробил этот подонок ради своей идеи. Никакая идея, даже самая гениальная, не стоит того, чтобы за нее убивать.
Она даже не заметила, что плачет.
УБИЙЦА
Я встретил ее случайно. Даже не встретил, а сперва узнал о ней. Заехал за отцом, чтобы вместе посетить могилу его второй жены в годовщину смерти.
После убийства мамы отец очень долго вдовствовал, и только лет в пятьдесят пять женился, во второй раз. И снова овдовел. По дороге отец рассказывал о соседях, упомянул о какой-то женщине из уголовного розыска, которой предстоит выступать в прямом эфире во время телемоста. Расхваливал ее, не жалея слов. Я сначала особо не прислушивался, потом заинтересовался.
Интеллигентная, с хорошими мозгами, знает пять языков. Неужели в родной милиции такие водятся? Отец и о соседке своей отзывался очень хорошо, говорил, что она работает следователем и в свободное время книжки пишет.
Пока я выслушивал его восторги, в голове забрезжила идея.
К утру того дня, когда должна была состояться телевизионная передача, план был готов, но для его осуществления мне нужно было еще одно: я хотел сначала сам посмотреть на этих милицейских дам, послушать, что они говорят.
Может быть, они не годятся для моего плана… Но всю подготовительную работу я провел так, чтобы можно было начать в ту самую секунду, когда я приму решение.
Стоял изумительный солнечный день, один из тех, благодаря которым москвичи примиряются с необходимостью переживать слякотную мокрую осень, за которой неотвратимо следует безрадостная гнилая московская зима. В такие дни исчезает тоскливое ожидание предстоящей пятимесячной пытки лужами, потоками грязи, сугробами и перепадами давления. В такие дни глупое человечество верит, что солнце и радость будут всегда. Впрочем, почему непременно глупое?
Обычное. Все мы такие. Еще Солженицын много лет назад написал коротенькое, на страничку, эссе под названием «Мы-то никогда не умрем! «, где ясно объяснил всем нам, что в силу общечеловеческой глупости и недальновидности мы считаем себя бессмертными и очень сильно в этом ошибаемся. Хотя, если быть точным, теперь я должен говорить не «мы» и «нам», а «они» и «им».
Потому что я-то как раз принял неизбежность собственной смерти и смирился с ней. В отличие от «них».
Но я отвлекся… День был действительно чудесным, и меня это радовало.
Вовсе не оттого, что мне нравится хорошая погода, я вообще к погоде безразличен, даже порой не замечаю, дождь на улице или снег. Но в плохую погоду, например, при проливном дожде, телемост мог не состояться. То есть передачу с эфира никто не снял бы, но «эту» сторону моста могли организовать где-нибудь в закрытом помещении, например, в кинотеатре «Художественный», как это бывало раньше. Тогда осуществление моего плана оказалось бы затруднительным. Нет, я бы все равно придумал, как преодолеть сложности, но хорошо, что обошлось без этого.
Толпа собралась приличная, люди друг на друга внимания не обращали, и мне удалось пристроиться так, чтобы видеть монитор. Как только на экране появились обе героини передачи, я сразу выделил ее. Даже не то чтобы выделил… Просто узнал. Их было двое, но вторая для меня словно не существовала, хотя выглядела не в пример ярче и говорила увереннее. Вторая оказалась соседкой отца, я это понял, когда ведущий ее представил, назвав «следователем и писательницей». А вот первая… Изящная, вся в полутонах, со сдержанной улыбкой, длинными нервными пальцами, она смотрела в камеру бездонными светлыми глазами, и Несколько раз мне почудилось, что она глядит прямо на меня. Длинные светлые волосы, забранные на затылке в тяжелый узел, напомнили мне маму. Через минуту, когда она начала говорить, я понял, что эта женщина удивительно похожа на мою покойную маму. А еще через минуту я сказал себе, что это судьба. Принять смерть из рук мамы и по велению Родины – вот тот идеальный вариант, к которому я стремился.
Но я не хотел обманываться. Достаточно того, что я делал глупость, пытаясь добиться от Натальи, моей второй жены, того, чего она не могла. Мне казалось, что я только помогаю ей, но потом понял, что я пытаюсь скрыть от самого себя правду и не желаю признаваться в ее несостоятельности. Но второй раз я такую ошибку не повторю. Я должен быть уверен, что приму смерть от достойного противника, только так я смогу сохранить уважение к себе. Я не стану особенно прятаться от нее, а она… Пусть попробует вычислить и найти меня в многомиллионном городе, наводненном приезжими. Я устрою ей испытание, экзамен на интеллект и характер, и если она сумеет меня поймать, значит, она достойна того, чтобы я принял смерть из ее рук. Она поймает меня, а Родина вынесет мне смертный приговор. Меня расстреляют, около меня не будет плачущих родственников и горюющих друзей, которые помешают моему переходу в другой мир. Меня расстреляют в точно известный мне момент, и я смогу собраться и приготовиться к тому, чтобы умереть правильно. Все условия достойной смерти будут соблюдены.
ДИКТОФОННАЯ ЗАПИСЬ
– Илья Андреевич, вы использовали меня как марионетку, чтобы добиться своей цели. Для меня это оскорбительно, но я это как-нибудь переживу.
– Да, грех гордыни вам несвойствен, это я уже отмечал.
– Спасибо, но ваши комплименты мне не нужны. Я хочу понимать, какова была ваша цель. Ради чего вы затеяли весь этот кошмар?
– Не лукавьте, Анастасия Павловна, вы отлично понимаете, ради чего. Ведь если бы вы этого не понимали, вы не нашли бы меня.
