Ну почему все так трудно, почему все так неправильно в его жизни, почему? Есть ведь везучие ребята: Венька Крюков вон как устроился — пятый год в Женеве пребывает с распрекрасной своей женой. А все ее папочка устроил. Коля Станков, бездарь из бездарей, а процветает, телеинтервью берет у знаменитостей. Так ведь тетка-то у него известно кто! А мой папаша с принципами: я, мол, сынок, сам все, вот этими руками, и ты давай. Так ведь время-то другое, папаша!
Какая-то страшная, отчаянная злоба закипала в душе Павла. Он готов был винить целый свет в своих неудачах. Казалось, он ненавидел всех — и чужих, и самых близких — за то, что теперь один на один с собой должен сделать выбор. Отказаться сейчас значило потерять навсегда Диану. А он ее любил. Это было странное чувство — какое-то обжигающее, повелевающее, сковывающее волю.
Да, вот и пришел мой час очнуться. Плохо, когда приятные сны больше не снятся и по ночам мучают кошмары.
Что ж, надо попробовать. Все будет зависеть от меня самого — посмотрю, по крайней мере, чего я стою. Да и вообще надо хоть раз в жизни испытать какое-нибудь острое ощущение, влезть в авантюру. Пора стать настоящим мужиком.
Так он и объявил Диане.
— Наконец-то я слышу речи не мальчика, но мужа! Поезд тронется, все ляжет по полкам. Всему свой срок... Я так верю в тебя, дорогой, в нас...
Начали рушиться препятствия, которые издали выглядели несокрушимыми. Павел и Диана вернулись в Ленинград. Жили пока в оставленной бывшим мужем Дианы квартире, за которую предстояло еще выплатить немалый пай.
Павел порывался занять где-нибудь денег, очень не хотелось оставаться должным Алояну, но Диана успокоила его:
— Он очень порядочный человек в денежных делах, не волнуйся.
Приехал Погребинский, стал торопить Павла с принятием окончательного решения насчет нового дела. Бегун предлагал открыть в одном из совхозов цех по консервированию продуктов: все на полной законности и, что немаловажно, дело хорошо знакомое Погребинскому. Но это сопряжено с трудностями: слишком громоздки перевозки. Диана послала Гарика за консультацией к своему бывшему супругу.
— Решила Дианочка собственное дело завести? — рассмеялся Алоян. — К тому все и шло. Надеюсь, не ты мой заместитель?
Погребинский уловил в его вопросе не столько досаду, сколько насмешку. Ответил в такт:
— Бог миловал!
— Именно миловал! — подтвердил Алоян. — Особа деловая! А ты на каких же ролях? Таскать каштаны из огня?
— Я хочу, чтобы продукция в портфеле помещалась. Мал золотник, да дорог! — ответил гость, пропустив мимо ушей очередную насмешку.
— Слово «золото» пусть из твоего лексикона навечно исчезнет. Делец и золото — это все равно, что порох и огонь. Можно посоветовать линейки, гребенки, да очень уж неходовой товар. Неплохо зубные щетки, а еще лучше всякие броши, запонки, колечки со вставками под янтарь. Если четко следить за модой, такой товар найдет сбыт... Но под какой крышей это производить? Установки нужны, плавильные печи, прессы...
— Совхоз. Колхоз.
Алоян усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— Придется поискать дурака директора или председателя!
— А ему чем плохо? Всегда будет иметь дополнение к бюджету!
— На это-то они падки, да уж больно смешно в совхозе делать латунную бижутерию. А удобная вещь! Латунь можно покупать, например, в магазинах «Юный техник». Очень важный момент! Сырье — вот главный вопрос! В нем заключена вся погибель! Не укради сырье! Если случайненько спутаешь свое сырье и сырье производства — пиши пропало! Один килограмм латунной ленты стоит что-то около рубля... Скажем, на брошку уйдет пять грамм. А каждая брошка стоит два рубля. Тогда двести брошек вы получаете за рубль, а продаете их за четыреста. Но это, мальчики, никак не может быть вашей чистой прибылью. Реализация! Еще один момент вечности! Все усилия ничто, если нет реализации через магазины и палатки. Производственные расходы... Грубо, я отвел бы на них примерно одну треть. Итого, на один рубль вы имели бы прибыль в сто рублей... Есть смысл немного приукрасить латунь. Технически это сложно, но разрешимо. Из полистирола можно изготавливать ягодки под янтарь. Изделие поднимается в цене на рубль, но в результате ваша прибыль составит двести рублей на один вложенный.
Рассуждая о различных деталях производства, он одновременно производил расчеты на микрокалькуляторе. Закончив, произнес:
— Консультация стоит денег! Мне надобно было бы получить с вас тысячу рублей за совет.
Погребинский присвистнул. Алоян усмехнулся.
— Но на первый раз прощаю. Все равно, если вы этим займетесь, неизбежно придете ко мне! Без меня вам тут не ступить ни шагу. Тогда и сочтемся...
Погребинскому идея понравилась: Алоян предложил малые габариты и удобную транспортировку продукции. Павел утешился тем, что хотя бы здесь его способности пригодятся. Нужно искать крышу: совхоз или колхоз, и Погребинский помчался на поклон к Карачаеву.
Тот, как всегда, осторожничал. Поговорить выехали за город, в рощицу, дабы не было вокруг посторонних глаз.
— Как с отцом? — спросил главбух. — Убийц нашли?
— Нет...
— Плохо! Пока дело совсем не распутают, будешь маячить под взглядами милиции.
— Я к его делу никакого отношения не имел и ничего не знаю. А знал бы, то помог бы милиции...
Карачаев пристально взглянул на Погребинского:
— Надо было бы помочь! Обязательно!
— Не в силах!
— Ладно! Свяжу тебя с нужным человеком! Что я буду иметь?
— Как скажете! — с готовностью отозвался Погребинский.
— Адресок стоит тысячу рублей...
Погребинский опустил руку в карман, Карачаев остановил его.
— Не спеши! Я уже говорил, что в таких делах — все на честности. Пойдет дело, будут деньги, тогда и рассчитаешься! А вдруг я захочу продукцией взять? Я, что же, не понимаю всех сложностей с консервными банками? Ты ловко придумал, как уйти от транспортировки. А расходы по транспорту — это же треть прибыли. Так-то! Есть между Москвой и Ленинградом тяжкие места для сельского хозяйства. Не на чем там деньги делать! Они согласятся и с галантереей, хотя затея, прямо скажем, для сельской местности диковатая!
— Ну, а на правах пайщика у вас нет желания, Василий Васильевич?
— Поглядим, всякому овощу свое время, Гарик.
Погребинский никогда не слыхал о таких местах, через которые ему пришлось добираться до совхоза. Совхоз назывался «Воронки», озеро — Вороньим, село — Воронихой.
Вот откуда приходила на консервный заводик в Умань клюква, морошка, брусника, вот откуда привозились грибы. Мощенная булыжником, покрытая грязью дорога словно прогибалась под тяжестью грузовика, колыхалась, как волны. Клюквенники — не окинешь глазом. По сторонам стояли стеной сосновые боры. Но эта прелесть была чужда Погребинскому — он уже несколько раз подумывал, не повернуть ли обратно. Обрекать себя на жизнь в такой глухомани? Но останавливало очень веское соображение: в эту глухомань милиция за три года не доскачет...
Все здесь для Погребинского, природного горожанина, выглядело неприветливо — даже озеро, огромное, голубое, не радовало его. Он побоялся бы купаться в нем, хотя прекрасно плавал.
— Что на заводе? Заказ привез? — спросил директор совхоза Андронов.
— Я не с заказом... Карачаев записку передал.
Погребинский протянул листок из ученической тетради. Записка лаконичная:
«Иван! Верь ему, как мне. Вас. Вас.»
— Ну-ну! — проворчал Андронов. — Что нужно? Опять брусники?
— Бывала и брусника! — с намеком ответил Погребинский. — Как у вас в совхозе с рентабельностью?
— Плохо!
— Есть предложение! Открываем у вас подсобный цех.
— Ложки-плошки? — засмеялся Андронов. — Нарезать ложек и плошек много можно. Если есть художник — то и раскрасить... А скажи, какой в том прок? У нас в области все магазины завалены этим добром. Копеечное дело...
— Копейка рубль бережет, — поправил его Погребинский. — Но можно кое-что придумать и повеселее. Рвать из рук товар будут.
