Матч 1966 года проходил в Москве и, за исключением шахматных кругов, был фактически проигнорирован Западом. Спасский выступил вполне достойно, уступив лишь одно очко. Его стиль и манера игры Петросяна были диаметрально противоположными. Прямая, открытая, атакующая игра Спасского, часто называемая «универсальной», не имела системных слабостей: он был напорист в атаке, крепок в защите, осторожен в миттельшпиле, грандиозен в эндшпиле; способен и на марафонские битвы, и на ошеломляющие миниатюры. Стиль Петросяна был стратегическим, неторопливым и для тех, кто не был в состоянии оценить его невероятную тонкость, скучноватым. Большинство игроков имеет свой стиль – так сказать, шахматный отпечаток пальцев, но редко у кого он бывает таким отчётливым, как у Петросяна. Его игра требовала от оппонента либо приспособиться, либо умереть. На вопрос, почему Спасский проиграл, Ботвинник ответил, что он не смог «запрограммировать себя на Петросяна».
Два месяца спустя Спасский выиграл турнир в Санта-Монике, названный им «турниром жизни» (Фишер пришёл вторым). Победа принесла ему много денег — пять тысяч долларов. Затем последовал небольшой спад в игре, который связывают с личным счастьем, обретённым им в совместной жизни с Ларисой, и рождением в 1967 году сына Василия. Вспоминая те времена, Спасский говорит: «Я был примерным советским гражданином. Путешествовал, играл и наслаждался жизнью». В матчах претендентов 1968 года он успешно справился с Геллером (5,5:2,5), Ларсеном (5,5:2,5) и Корчным (6,5:3,5), проиграв лишь две партии из двадцати шести. За победу над Ларсеном он удостоился ордена «Знак Почёта» (в 1955-м ему дали медаль «За доблестный труд», довольно заурядную советскую награду, и он прокомментировал это в книге «Большая стратегия» так: «Вот и всё, что я получил»).
В 1969 году он вновь встретился с Петросяном в борьбе за мировой титул. Церемония открытия матча прошла в Московском телевизионном театре, так что свидетелем этого события была вся страна. Однако у широкой западной публики битва Петросяна со Спасским снова не вызвала интереса. Большинство считало, что сорокалетний чемпион имеет мало шансов против тридцатидвухлетнего соперника. Игра Петросяна достигла своего потолка, хотя необходимо отметить, что он был единственным чемпионом мира с 1934 года, успешно отстоявшим свой титул. Он не чувствовал себя комфортно то ли от самого титула, то ли от потоков лести, изливавшихся на него от армянского сообщества всего мира. После одной блестящей партии в зале раздались оглушительные аплодисменты, и группа поклонников Петросяна попыталась прорваться на сцену. Английский шахматный деятель и писатель Гарри Голомбек был этому свидетелем: «Только один пожилой армянин смог миновать охранников, оказался на сцене и схватил Петросяна за руку». Известны слова Петросяна, сказанные им перед вторым матчем со Спасским: «Я никогда не хотел становиться чемпионом мира. Я только хотел хорошо играть в шахматы. Шесть лет я не курю, не беру в рот ни капли спиртного. Врач запрещает мне смотреть футбольные и хоккейные матчи, потому что необходимо беречь нервы для игры. Что это за жизнь?».
У Спасского всё было наоборот, и стиль жизни, и моральное состояние. «Накануне матча с Петросяном, – рассказывал он, – я чувствовал себя на коне». Тем не менее лёгкой победы он не ждал, и исход матча был непредсказуем. Спасский разделил его на четыре части:
1. партии 1—9: быстрый рывок и усталость;
2. партии 10-13: я — боксёрская груша;
3. партии 14—17: поворотные;
4. партии 18—23: финальное наступление.
После семнадцатой партии Спасский отдыхал у себя в комнате, как вдруг раздались тяжёлые удары в дверь. «Какой-то армянин узнал, в каком номере я живу, и попытался в него вломиться. Он кричал: "Спасский, не смей выигрывать у нашего Петросяна!" Я крикнул в ответ: "Не беспокойся, я у него выиграю". Тогда парень замолк и исчез».
Он действительно выиграл, завоевав титул чемпиона мира с перевесом в два очка после шести побед, четырёх поражений и тринадцати ничьих. Партии не всегда были блестящими, хотя некоторые — например, великолепная пятая, в которой Спасский довел ферзевую пешку до седьмого ряда, — признаны классическими. Тигран Петросян был, пожалуй, самым трудным соперником в истории шахмат. Его имя происходит от слова «тигр». Но своей игрой он напоминал скорее не тигра, а змею или хитрую лису. Терпение Петросяна казалось безграничным, он мог долго выжидать наиболее подходящего момента для нанесения удара. Спасский считал его «уникальным матчевым бойцом, чья сильная сторона в том, что до него практически невозможно добраться». Петросян оценивал это иначе: «Я стараюсь избегать случайностей. Те, кто полагается на случай, должны играть в карты или в рулетку».
Дважды пройдя изнурительный отборочный процесс, Спасский утверждал: «Система стала ещё хуже, чем прежде». В предвидении матча 1972 года он сказал: «Я хочу заранее выразить свою глубокую и искреннюю симпатию тому, кто сумеет прорваться через все эти препоны».
ГЛАВА 5
РУССКИЙ ИЗ ЛЕНИНГРАДА
Наша цель — сделать жизнь советских людей ещё лучше, ещё краше, ещё счастливее.
Леонид Брежнев, 1971
В России истина почти всегда принимает совершенно фантастический характер.
Фёдор Достоевский. «Некоторые наблюдения о лжи»
По мнению советского общества, Спасский отправился в Рейкьявик не только как игрок, но и как символ. Однако он не был идеальным символом, во всяком случае с точки зрения властей. Спасский выделяется на общем фоне, относясь, скорее, к проблемным элементам системы. Почему к проблемным? Ответ на этот вопрос можно узнать, более широко рассмотрев политический и культурный контекст советской жизни.
Навязывая свою волю, коммунистическая партия не действовала в историческом вакууме. В книге «Советский Союз после падения Хрущева» Арчи Браун проводит параллели с эпохой царизма: тенденция укреплять в людях веру в сильного лидера, а не в общественные структуры, постоянная угроза хаоса и высокая награда за верность и единство. Вдобавок существуют и системные характеристики: пропасть между правящей элитой и гражданами, между интеллигенцией и народом, государственные меры контроля, такие, как внутренние паспорта, секретность, цензура, надзор и ссылки. Страх анархии и ее последствий, необходимость порядка, пронизывающая все классы, создали широко распространённое недоверие к либерализации режима.
Сталин умер 5 марта 1953 года, но пережитый страной Большой террор сформировал менталитет всех последующих поколений советских людей, создав общество, постоянно приспосабливающееся к неопределённостям жизни, к несправедливому и выборочному использованию власти. Разоблачительная пятичасовая речь Хрущева на Двадцатом съезде партии три года спустя и начало так называемой «оттепели» явились наиболее важными событиями жизни Спасского того периода, однако открытие ворот лагерей не означало реабилитации для тысяч бывших заключённых. Многие советские граждане были убеждены, что те «наверняка в чем-то виноваты». Подозрительность висела в воздухе, подобно смогу, и, как пишет автор книги «Ночь камня», историк Кэтрин Мерридейл, «среди обширного наследия Сталина привычка к бдительности оказалась наиболее стойкой».
Речь Хрущева породила полемику, у которой не было конца. Демократическое движение увидело, что режим может пасть, но цена за это была слишком высока. Между догматиками и либералами завязалась долгая, тяжёлая, так никогда и не разрешившаяся борьба, а партия тем временем пыталась найти способ, как удержать свою власть над всеми аспектами жизни, не возвращаясь при этом к варварству сталинской эпохи.
Каковы же были границы личной свободы в этот период? Их можно было понять лишь по реакции властей в бесплодном вулканическом пейзаже советской культурной жизни; несогласие вспыхивало, подавлялось и вспыхивало снова. От шахматистов ожидали того же, чего и от остальной творческой интеллигенции: говоря словами Союза писателей, «всем сердцем посвятить себя идеям коммунизма и быть безгранично верными делу партии».
Утром 14 октября 1964 года Хрущёв был отстранён от власти Косыгиным и Брежневым за «безрассудные планы, поверхностные идеи, необдуманные решения, действия, не имеющие отношения к реальности, хвастливую и пустую риторику, стремление управлять указами, нежелание принять во внимание современные достижения науки и практического опыта». Средний возраст входящих в Политбюро[10] и Секретариат ЦК КПСС — контролирующий государственный орган — двадцати двух человек был примерно шестьдесят два года. Брежнев, родившийся в 1906 году, вступил в партию в 1931-м. Самый молодой член Политбюро Фёдор Кулаков родился в 1918 году и являлся членом партии с 1940-го. Эти люди были закалены в кузнице сталинской эпохи и привыкли к суровому языку социализма. Новый лозунг дня звучал так усилиями советских людей строительство социализма продолжалось даже во времена сталинских «перекосов». От любого, кто попадал в поле зрения общественности, включая шахматистов, ожидали поддержки социалистических ценностей.
