непривычно пустой и заваленной мусором в этот самый ранний утренний час, изо всех сил стараясь забыть события этой кошмарной ночи. Он твердо решил теперь изменить свою фамилию, профессию и начать всю жизнь заново. Ведь ему еще не исполнилось и тридцати. У него все еще было впереди.
Иудейская пустыня, 33 год нашей эры
Еще не начался и четвертый месяц после зимнего солнцестояния, весна лишь вступила в свои права, но погода вдоль всего восточного побережья Средиземного моря стояла такая, словно уже давно наступило жаркое, знойное лето. Дождей не было уже несколько недель, что казалось необычным для этого времени года. Не только звонкие горные ручьи, но даже и русла небольших рек на равнинах почти пересохли, превратившись в каналы, покрытые влажной вязкой глиной.
В пустыне, прозванной римлянами Иудейской, лежавшей к западу и к северу от Мертвого моря, жара ощущалась особенно сильно. Немногие путники в те дни решались пересечь ее, особенно пешком, с котомками на плечах, без вьючного скота. Найти воду по пути было почти невозможно. Лишь некоторые — самые отчаянные и уверенные в себе либо те, у кого просто не было другого выхода, — все же отваживались на этот трудный пеший переход.
Раскаленное солнце, без единого облака вокруг, в тот день уже прошло две трети пути по небосклону и скоро должно было начать клониться к горизонту, который заволокли клубы едкой серой пыли. Небольшая группка случайных, изможденных дорогой странников присмотрела себе место для короткого отдыха на больших камнях, защищенных от солнца тенью острой, нависшей над ними скалы. Вероятно, путники до этого долго и терпеливо искали оазис, островок, покрытый тонким слоем чахлой зеленой травы, хотя бы с одним крохотным, шириной в ладонь, ручейком, каких в другое время в пустыне было немало. Но сейчас, в разгар засухи, начавшейся столь рано, холмы и камни повсюду вокруг выглядели серыми и безжизненными.
Один из путников, возглавлявший группу, — среднего роста, но крепко сложенный, с длинной и черной как смоль бородой, — почтительно обратился к человеку, шедшему рядом:
— Рабби, позволь нам всем немного отдохнуть. Пора подкрепиться, и, может быть, мы попробуем найти хоть какой-то источник. Без воды нам будет трудно продержаться до ночи.
— Хорошо, Кифа. Поешьте. А я пойду помолюсь.
«Кифа» на арамейском языке означало «камень». Почему наставник именно так всегда называл своего самого сильного и беззаветно преданного ученика, никто точно не знал, но все к этому привыкли. По рождению он был наречен Шимоном, а его брату, который, как и Кифа, тоже когда-то был рыбаком, их отец дал греческое имя Андрей. Тот тоже был солидным, крепким, широкоплечим мужчиной с густой бородой, но казался старше своих лет: сутулился, опирался на посох в пути из-за боли в коленях и, в отличие от общительного брата, был задумчив и молчалив.
Путники присели на камни, издав почти одновременно вздох облегчения. Из своих тощих мешков они вынимали оставшиеся засушенные финики и ломти черствого хлеба, которые без воды было неприятно и трудно даже просто глотать. Сандалии на ногах у всех совсем расползлись, кожа на ногах облезла и шелушилась, сухой песок и мелкие камни до крови резали пальцы. Из-за резкого зноя и долгой ходьбы у наименее выносливых в этой компании начала кружиться голова.
Они непрерывно были в пути уже девять дней. С самого севера Галилеи они шли на юг, в Иудею, торопясь успеть к началу светлого праздника Песах, посвященного чудесному Исходу еврейского народа из Египта. Песах начинался четырнадцатого числа царского, любимого всеми иудеями весеннего месяца нисана. Самый важный праздник года продолжался целую неделю, во время которой в каждой семье было должно вслух читать Тору и молиться. Но главные торжества, по древним обычаям, приходились на вечер первого дня, когда было нужно, воздав хвалу единому всемогущему Богу за Исход и обретение новой Земли, принести в жертву молодого ягненка, затем зажарить его и съесть целиком, с мацой и приправами из трав, не позднее следующего рассвета. Мужчины выпивали во славу Господа четыре чаши виноградного сока или лучшего кошерного вина. Песах праздновали повсюду, где были еврейские общины, иными словами — по всему восточному побережью Средиземного моря. В Галилее люди собирались сотнями на берегу озера Кинерет, которое они называли морем, известным щедрыми уловами рыбы, не имевшей равных по вкусу на всем юге Римской империи, чтобы вместе преломить хлеб. В Самарии народ поднимался на вершину горы Гризим, избранную для чтения молитв еще самим Моисеем, а в Иудее люди стекались к дивному, величественному Иерусалимскому храму, заложенному царем Соломоном, который Ирод — безумный тиран, но также и великий строитель — позже превратил даже во что-то большее, чем просто восьмое чудо света. Толпы людей стремились на праздник в святой город, который иудеи называли Ершалаим, а греки — Иерусалим.
Путники шли из Виф сайды, тихого местечка на северном берегу Галилейского моря. Там они укрывались все зимние месяцы после того, как местные фарисеи объявили Учителя нарушителем законов Моисея, из-за того что его проповеди, а порой и необъяснимые чудеса привлекали все больше людей. Впрочем, преследовать наставника открыто книжники не решались, опасаясь народного гнева. Когда стало известно, что Учитель направляется в Иерусалим, тут же собралось не меньше полтысячи человек, многие из которых были вооружены. Для простых людей из Галилеи, так же как и для некоторых из его ближайших учеников, казалось очевидным, что рабби начинает поход, чтобы свергнуть гнет римлян, а заодно и доказать свое право считаться посланным еврейскому народу долгожданным Мессией. Но наставник, ничего не объяснив, распорядился двинуться в путь тихо, ночью, до рассвета — так, чтобы не привлекать с собой незваных попутчиков. Из Галилеи на юг, в Иудею, прямо в Иерусалим вела прекрасная широкая, ровная, мощенная камнем римская дорога, построенная цезарем Октавианом в честь его военных побед в Малой Азии. День и ночь по ней ездили всадники, роскошные колесницы и скромные повозки, на всем ее протяжении никакого труда не составляло найти трактир или постоялый двор. Эта римская дорога еще и вела по прекрасным местам — благоухающему югу Галилеи, известному во всей империи мастерскими по выделке тончайших тканей, а также персиковым и абрикосовым садам. Затем она пересекала холмистый центр Самарии, окруженный цветущими склонами, от которых всегда веяло приятной прохладой, и наконец проходила через самую оживленную часть Иудеи. Путешествовать в Иерусалим по этой дороге было легко и приятно. Однако наставник неожиданно для учеников избрал другой путь.
