Вельт не согласился:
— Не подмял, а завел. Потому что сам работает как зверь. И у правительства азарт начал появляться, так что извини…
— Ничего себе зверь? Я свой проект с Африкой полгода назад передал. Так он его еще не прочел…
Вельт улыбнулся:
— Вот здесь мы тебя можем порадовать. Читает и, кажется, очень заинтересовался.
— Неужели? Хотя я президента за дурака никогда не держал, но уж слишком он погряз во внутренней возне. А стране нужен воздух. Страна большая, а в ней уже тесно.
— Боюсь, слишком грандиозно ты размахнулся, — осторожно заметил Тищенко. — До Африки ли нам сейчас? С Украиной бы разобраться.
— Оттого что вы, господа министры, мыслите масштабами своего курятника, мы всегда будем в говне. Геополитика государства для вас пустой звук. Украина от нас никуда не денется, и от нее одни расходы, а вот беспризорную Африку подобрать — это ход космический и может открыть стране второе дыхание. Кстати, вам, как министрам, подумать об этом тоже невредно.
Тищенко допил минеральную воду из бокала и криво усмехнулся:
— Не всем же, Яша, с неба звезды доставать, надо кому-то и на грешной земле копошиться. Поэтому ты о глобальных проектах, а мы, чтобы бюджет не разворовали…
— Это не ответ, господа чиновники. Министр такой страны, как Россия, обязан мыслить глобально. Чиновник вашего ранга в понятии масс — сверхчеловек. Массы уверены, что до министров поднимаются только талантливые люди. Не оправдываете надежд народа, господа.
— Что пристал к ребятам? Ты же, Яша, прекрасно понимаешь, что в министерские кресла приводит не талант, а корпоративные отношения. Каждый руководитель будет работать со своими людьми, — подал голос народный избранник.
— Я все понимаю. Не понимаю одного. Я предлагаю, как сделать стране большие бабки, а в Кремле телятся.
— Посмотрим, что скажет президент, — примирительно заметил Вельт.
Фирман понял, что продолжать разговор бессмысленно:
— Ладно, ребята, давайте закончим с закусками. Сейчас нам горячее принесут, осетринку на вертеле. У Петровича чудно готовят и порции нормальные. — Он хотел еще что-то сказать, но увидел Ярцева. Секретарь быстро шел к их столику. Приблизившись к Фигману, наклонился и что-то тихо прошептал хозяину.
— Когда? — громко спросил Фирман.
— Сегодня утром у себя в кабинете.
— Хорошо, иди. Я пообедаю и позвоню Зинаиде. А ты спроси у нее, нужна ли помощь, ну сам знаешь, что сказать.
Секретарь кивнул и так же быстро зашагал обратно.
— Что-то случилось, Яша? — поинтересовался депутат.
— Случилось. Сегодня утром застрелился мой компаньон и друг юности Сергей Дроздецкий.
— Почему? — в один голос откликнулись министры.
— Откуда я знаю. Он последнее время почти в офисе не появлялся. У него любовь…
— Любовь для бизнеса штука опасная, — философски заметил Карелин и, налив себе водки, молча выпил.
— Если тебе надо поехать к вдове, мы тебя не задерживаем, — предложил Тищенко.
— Сережу не воскресить, а не отведав осетрины, я от стола не двинусь, — ответил Яша и, знаком подозвав официанта, распорядился подавать рыбу.
* * *
Когда Татьяну Аскольдовну Могилец привезли на допрос, следователь ее едва узнал. Без румян и грима она выглядела усталой старухой с потухшим недобрым взглядом заплывших глаз. Долго не хотела садиться. И только когда Борисевич повысил голос, мгновенно плюхнулась на стул:
— Чего вы от меня хотите?
— Я от вас ничего не хочу. И если бы не служба, честное слово, с удовольствием бы никогда в жизни с вами рядом не сел. Вы просто мразь, простите за выражение. Я не имею права так с вами разговаривать, но по-другому язык не поворачивается. Вы же женщина! Как вы могли спокойно присутствовать и смотреть, как на ваших глазах растлевают детей? И даже не смотреть, а за деньги помогать этим подонкам в их отвратительном бизнесе.
— У меня маленькая пенсия, — ответила пожилая дама и театральным жестом извлекла платок.
— Теперь вам и маленькая пенсия не понадобится. Я позабочусь, чтобы вы остаток дней провели за решеткой. Это я вам говорю, следователь Борисевич.
— За что? Я девочек только кормила и укладывала спать.
— С грязными мужиками, — добавил майор и минуту сидел, закрыв лицо руками. Затем, словно стряхнув с себя все личное, включил магнитофон и официальным бесстрастным тоном приказал:
— А теперь рассказывайте.
— Что рассказывать?
— Сначала все, что положено. Имя, фамилию, год рождения.
Могилец назвалась и опять спросила:
— А дальше что?
— Дальше вы мне подробно изложите, при каких обстоятельствах приезжий «толстый дядя» изнасиловал Катю Танцкову.
— Я не видела.
— Все, что делалось в этом вертепе, вы видели и знали. А будете запираться, получите еще больше. Вы хоть понимаете, что единственный способ хоть немного смягчить наказание — это ваше сотрудничество со следствием?
— Я несчастная пожилая женщина, волей обстоятельств оказалась замешана.
Борисевич выключил магнитофон:
— Что ты, старая блядь, мне здесь лапшу на уши вешаешь. Ты же еще двадцать лет назад была выселена из Минска за проституцию. На тебе, старая гадина, пробы ставить негде. Убери свой платочек и выкладывай все начистоту. Я же знаю, что ты своими руками ему живот зашивала, когда Катя его укусила. И лапшу мне на уши не вешай. Иначе я тебе еще в СИЗО такую жизнь устрою, мало не покажется.
Могилец быстро заморгала глазами, послушно убрала платок в карман и уже совсем другим тоном ответила:
— Я все расскажу, товарищ начальник. Фамилию этого толстого я, правда, не помню.
— Подожди, я магнитофон включу. Теперь продолжайте.
— Шурик называл его Яшей. Это я помню.
— Шурик — это Александр Суманов?
— Да, он.
— Давайте дальше.
— Катя тогда только начинала работать. С мужчинами ее еще не снимали. Позы, попку, сисички, ножки и все такое. Толстого привел Шурик.
— Подождите, гражданка Могилец. Сейчас я вам предъявлю фотографию. Вот посмотрите, это тот человек, о котором вы рассказываете?
— Да-да, он самый, — едва взглянув на карточку, подтвердила дама.
— Его зовут Яков Моисеевич Фирман. Говоря о нем в дальнейшем, будете называть его по фамилии. Понятно?
— Хорошо, гражданин начальник.
— Итак, Катя, по вашим словам, только начинала свою работу в детской порнографической студии братьев Сумановых. Так?
— Да.
— Вы помните точно, когда это было?
— Точно не скажу. Помню, что была весна. Потому что ремонт в студии только начинали.
— Продолжайте.
— Шурик привел этого мужика на съемки.
— Мы договорились, не мужика, а господина Фигмана.
— Да, да, господина Фигмана.
— Что было дальше?
— Господин Фирман и Шурик полчаса наблюдали за работой Кати и оператора.
— В чем заключалась эта работа?
— Они снимали сюжет купания. Катя должна была раздеться, завернуться в махровое полотенце и уйти за дверь. Само купание они хотели снимать на другой день. Для этого нужно было приготовить декорацию. В купании намечалось снять трех девочек.
— Давайте не будем уклоняться от темы.
— Хорошо, не будем. Эпизод снимали трудно. Катя еще стеснялась показывать писю. Оператор злился. Режиссер кричал на Катю и топал ногами. Тогда господин Фирман сказал Шурику: «Дай мне этого ангелочка на полчасика, потом она тебе все покажет». Шурик долго смеялся и велел сделать перерыв. Все вышли. В помещении остался только господин Фирман и девочка. Я слышала, как сильно она кричала.
— Она звала на помощь?
— Нет, она кричала: «Дяденька, не надо. Мне больно». Потом она кричала «Не хочу».
— Кто, кроме вас, слышал ее крик?
— Никто. Кроме меня, все покинули студию.
— Что было дальше?
— Дальше она затихла. Потом закричал господин Фирман.
— Что он кричал?
— Он ругал девочку нецензурными словами.
— Дальше.
— Дальше он выбежал в холл. Он был голый, и весь живот у него заливала кровь. Я намочила полотенце, стерла кровь и заклеила ранку пластырем. Катя очень сильно его укусила.
— Что делал в это время ребенок?
— Катя убежала в комнату, где спали девочки, и забилась под кроватку.
— А Фирман?
— Господин Фирман уехал, и больше я его не видела.
— Кто еще помимо господина Фигмана вступал с Катей в интимную связь?
— Потом все вступали. Катя больше не кричала и не отказывалась.
— Кто все? Прошу по фамилиям.
— Оператор, режиссер, Шурик с братом. Остальных не помню.
— Если Катя уже привыкла спать с мужчинами, почему она выбросилась с балкона?
— Катя очень боялась Джима. И не хотела с ним сниматься. И зря боялась. Джим парень добрый и девочку бы не обидел.
— Джим — это тот самый негр?
