Он снова замолчал. Покрутив в руке бокал, отпил немного виски, не сводя глаз с О'Нейла. Тот не шевелился, будто окаменел.
— Хорошо, если мы узнаем о таких людях своевременно, — продолжал Урхарт. — Вот почему мы так болезненно реагируем на признаки злоупотребления наркотиками. Такими, например, как кокаин. В последнее время он сделался настоящей проблемой. Говорят, что он стал модным — что бы это ни означало — и легко доступным. А знаешь ли, если не спохватиться, он способен начисто сгноить носовые перегородки! Любопытный наркотик. Оказывает мгновенное одурманивающее действие на человека, которому начинает казаться, что за пять минут он способен сделать то, на что обычно требуется пять часов. В общем, превращает обычного человека в гения. Жаль, что он столь привлекателен…
Последовала еще одна пауза, после чего Урхарт добавил:
— И столь дорог.
Все это время он ни на секунду не спускал глаз с О'Нейла и прекрасно видел все этапы его внутренней психологической агонии. Если вначале и были какие-то сомнения в диагнозе, то их не осталось, когда сидевший напротив него человек открыл наконец рот. Голос у него был вымученным и просящим.
— О чем ты говоришь? — проскулил О'Нейл. — Я не наркоман. Я не принимаю наркотики!
— Ну, конечно же, Роджер, — сказал Урхарт самым отеческим тоном. — Но ты же понимаешь, что есть люди, которые могут Бог знает что о тебе подумать. Как тебе известно, премьер-министр не из тех, кто прощает. И дело не в том, можно или нельзя без суда осудить человека, а в том выборе, который следует сделать в пользу тихой, спокойной жизни без ненужного риска.
— Премьер-министр этому не поверит! — выдохнул О'Нейл с таким выражением на лице, как если бы на него летел разъяренный бык.
— Председатель не очень-то высоко отозвался о тебе в разговоре с премьер-министром, когда они встретились на днях. Во всяком случае, хотя он ничего и не знает, но одним из твоих самых горячих поклонников его вряд ли назовешь. Но не беспокойся. Я заверил премьер-министра, что с тобой все в порядке, так что тебе нечего бояться… пока я тебя поддерживаю.
Урхарту было прекрасно известно о паранойе страха, свойственной наркоманам, употребляющим кокаин, поэтому он не сомневался, что эта высосанная из пальца история оставит глубокий след в его сознании. Знал он и другое — такие наркоманы одержимы жаждой известности. О'Нейл мог добиться ее только благодаря своим политическим связям и покровительству премьер-министра. Одна лишь мысль о том, что он может этого лишиться, повергала его в дрожь. Пока я тебя поддерживаю, звучали в его ушах слова Урхарта. Их настоящий смысл был ему совершенно ясен: один неверный шаг — и тебе смерть, В этой паучьей сетке прорех не существовало.
Наступил момент, когда можно было протянуть О'Нейлу руку помощи и подсказать, как выйти из этого тупика. И Урхарт сделал следующий шаг.
— Видишь ли, Роджер, я достаточно навидался людей, которых погубили слухи. Порой они основывались лишь на косвенных свидетельствах, а то и просто на ревности или зависти, и все же, как ты знаешь, коридоры Вестминстера стали полями политической смерти для менее удачливых, чем ты или я. Обидно, если тебя пригвоздят к позорному столбу, потому что лорд Уильямс питает к тебе неприязнь или потому что будет неправильно понят твой метод получения представительских средств, или твоя… сенная лихорадка.
— Что мне делать? — жалобно простонал О'Нейл.
— Ты оказался в очень деликатном положении, и особенно сейчас, когда политическая ситуация в самом правительстве столь нестабильна. Думаю, следует довериться мне. Тебе необходима крепкая поддержка в руководящих кругах партии, учитывая, что премьер-министр, которому приходится теперь плыть по очень бурным политическим волнам, будет озабочен тем, как самому спастись, а не тем, как спасать других.
Он замолчал и некоторое время подержал паузу, наблюдая, как заелозил в кресле О'Нейл.
— Я бы предложил следующее, — снова заговорил Урхарт. — Скажу агентству, что проверил твои расходы и убедился в их законности. Попрошу их по-прежнему выдавать тебе необходимые средства на том основании, что таким образом мы избежим ненужной ревности со стороны некоторых твоих коллег в штаб-квартире партии, выступающих против больших расходов на рекламно-пропагандистскую работу. Они и так готовы обрушиться на всю нашу систему связи с общественностью. Агентство может рассматривать ее как разумный вариант собственной подстраховки. Я прослежу за тем, чтобы ввести премьер-министра в курс той важной работы, которую ты стараешься делать в интересах партии. Ну и конечно же, чтобы не дать председателю искромсать твой бюджет в клочки, постараюсь убедить премьер-министра в необходимости продолжать пропагандистскую кампанию высокого уровня, чтобы пережить предстоящие трудные времена.
— Не нахожу слов, чтобы выразить, как я буду благодарен… — пробормотал О’Нейл.
— В обмен на это ты будешь информировать меня обо всем, что происходит в партийной штаб-квартире, и особенно о намерениях председателя. Это очень амбициозный и опасный человек, который повсюду кричит о своей верности премьер-министру, а сам в это время ведет собственную игру. Между нами говоря, Роджер, я уверен, что мы с тобой сможем проследить за тем, чтобы никто не нанес ущерб интересам премьер-министра… а заодно и нашим интересам. Ты, Роджер, должен стать моими глазами и ушами в том, что касается планов председателя. От этого зависит все твое будущее. — Он произносил слова медленно, с расстановкой. — Мы будем работать вместе, и ты должен мне помочь. Я знаю, как ты любишь политику, как дорога тебе партия, думаю, нам с тобой удастся помочь ей пережить трудности, которые неизбежны в будущем.
Бар для посторонних в здании палаты общин — это небольшое, темноватое помещение с видом на Темзу, где члены парламента могут принимать своих «посторонних гостей». Обычно в переполненном зале стоит шум и гам; кажется, сам воздух в нем наполнен слухами и сплетнями. Этот вечер не был исключением, но привалившийся к стойке бара О'Нейл не обращал на гвалт никакого внимания. Он был занят беседой.
— Еще по одной, Стив?
Стефен Кендрик, безупречный член парламента, несколько непривычно выглядел здесь в своем светло-сером кашемировом костюме с белыми перламутровыми пуговицами. В руках он держал большой стакан горького бочкового пива, которым славятся бары Вестминстерского дворца.
— Ну вот, теперь ты лучше меня знаешь, что посторонним здесь пиво не продают. Пока я здесь лишь две недели и вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как любимый ирландский волкодав премьер-министра спаивает только что избранного, но быстро выдвигающегося заднескамеечника оппозиции. Кое-кто из моих коллег-догматиков назвал бы это предательством!
Он хмыкнул и подмигнул барменше. Перед ним незамедлительно появились еще одна пинта пива и еще одна двойная порция водки с тоником.
— Знаешь, Родж, я все еще временами пощипываю себя. До сих пор не понимаю, сон это или дьявольское наваждение. Семь лет назад, когда мы с тобой работали в небольшой мастерской при палате общин, мог ли кто предположить, что ты станешь главным ворчуном партии премьер-министра, а я — скромным, хотя и исключительно талантливым членом парламента от оппозиции?
— Во всяком случае, не та блондинка-телефонистка, с которой мы с тобой по очереди развлекались, — пошутил О'Нейл. Оба мечтательно улыбнулись, вспоминая свои молодые годы и те веселые времена.
— Милая малышка Анни, — задумчиво проговорил Кендрик.
— Постой, ее же вроде звали Дженни, — запротестовал О'Нейл.
— Вот уж не помню, Родж, чтобы в те годы тебя так интересовало, как именно их звали!
Добродушное подтрунивание и каждая новая порция выпивки окончательно растопили лед в их отношениях. Когда О'Нейл позвонил новому парламентарию и предложил выпить за добрые старые времена, оба сомневались, что удастся возродить былую легкость и непосредственность их общения. Они тщательно, может быть, даже слишком тщательно, старались обходить политическую тему, которая сегодня занимала главное место в их жизни, и от этого их разговор явно не клеился. О'Нейл решился наконец сделать решительный шаг.
— Стив, что касается меня, то я не стану возражать, даже если ты будешь поить меня всю ночь. Даже святые могут запить, глядя на то, как ведут дела мои хозяева.
Кендрик не стал уклоняться от темы.
— Да, похоже, тебе все время приходится придерживать их за подолы мантий. Здесь поговаривают, что Самюэль страшно зол на Уильямса за то, что тот положил свою голову вместе с головой премьер-министра на плаху, что Уильямс не может простить Коллинриджу хилую предвыборную кампанию, а сам Коллинридж, говорят, злится чуть ли не на всех подряд.
