Мария вновь подобающим образом потупилась.
Молодец, Мария! Умница! «Мария Тереза»… «Домохозяйка»… Жаль, что нельзя живописать перед уважаемыми присяжными, как он ее наставлял в этих как бы незначительных, но очень существенных тонкостях. Все честно, все по правде! — но даже правда и честность могут пропасть втуне, если их не преподнести как должно. Правда, пока что она с ним несколько холодна, но наставлениям следует и тем самым выказывает уважение. Что ж, у них еще не одна встреча впереди, а когда начнется процесс… Но даже и теперь, в этом зале, в суровой обстановке, в строгих стенах суда что-то в ней есть такое… какая-то готовность отбросить все препоны! Ты только помани… только разок мигни…
Спокойно, без нажима, всячески показывая, что он понимает, как это ей должно быть нелегко, Крамер повел ее по цепочке событий того злосчастного вечера. Мак-Кой встретил ее в аэропорту Кеннеди. (Зачем, не важно, это к делу не относится.) Они заблудились, попали в Бронкс. Встревожились. Мистер Мак-Кой ведет машину по левому ряду широкой авеню. Мария замечает справа знак, показывающий дорогу обратно на скоростную трассу. Он внезапно на большой скорости сворачивает вправо. Машина летит прямо на двоих парней, стоящих у бровки тротуара. Он замечает их слишком поздно. Одного задевает, чуть не сбивает второго. Она велит ему остановиться. Он повинуется.
— А теперь, миссис Раскин, будьте так добры, расскажите нам… В тот момент, когда мистер Мак-Кой остановился, машина была на пандусе, ведущем к скоростной трассе, или на самой улице?
— На улице.
— На улице?
— Да.
— А была ли там какая-либо преграда — баррикада или иное препятствие, вынудившее мистера Мак-Коя остановить машину?
— Нет.
— Хорошо, расскажите нам, что произошло потом.
Мистер Мак-Кой вышел посмотреть, что случилось, а она отворила дверцу и оглянулась назад. К машине направлялись двое молодых людей.
— Будьте добры, расскажите нам, что вы почувствовали, когда увидели, что они идут к машине?
— Я испугалась. Я подумала, что они на нас нападут — ну, из-за того, что произошло.
— Из-за того, что мистер Мак-Кой сбил одного из них?
— Да. — Глаза долу: надо понимать, ей стыдно.
— Они вам как-нибудь угрожали — словесно или какими-либо жестами?
— Нет, не угрожали. — Ой, стыдно, стыдно.
— Но вы подумали, что они могут напасть на вас?
— Да. — Этак смиренно.
— А вы, — очень по-доброму, — не объясните нам, почему вы так подумали?
— Потому что мы были в Бронксе и наступил вечер.
Мягкий, отеческий голос:
— А может быть, еще и потому, что те двое молодых людей были негры? После паузы:
— Да.
— Как вы думаете, мистер Мак-Кой чувствовал то же самое?
— Да.
— Словесно он это как-нибудь выразил?
— Да, выразил.
— Что же он сказал?
— Я точно не помню, но после мы это обсуждали, и он сказал, что это все равно что схватка в джунглях.
— Схватка в джунглях? Двое молодых людей идут к вам после того, как мистер Мак-Кой сбил одного из них машиной, и это все равно что схватка в джунглях?
— Так он сказал. Да.
Крамер помедлил, чтобы дать сказанному хорошенько укорениться.
— Ну ладно. Двое молодых людей идут к машине мистера Мак-Коя. Что вы делали дальше?
— Что я делала?
— Что вы делали — или говорили?
— Я сказала: «Поберегись, Шерман». — Шууман.
Кто-то из присяжных хихикнул.
— Будьте добры, — проговорил Крамер, — повторите это, пожалуйста, миссис Раскин. Повторите то, что вы сказали мистеру Мак-Кою.
— Я сказала: «Поберегись, Шууман». — А теперь, миссис Раскин… если позволите… У вас не совсем обычный выговор. Вы произносите имя мистера Мак-Коя несколько неотчетливо. Шууман. Я не ошибся?
По ее лицу пробежала виноватая, но достаточно милая улыбка.
— Наверное. Вам лучше судить.
— Тогда еще разок произнесите, как у вас получается. Имя мистера Мак-Коя.
— Шууман.
Крамер обернулся и посмотрел на присяжных. Шууман.
— Хорошо, миссис Раскин, что было дальше?
Она рассказала, как пересела за руль, а Мак-Кой сел на место пассажира, и она рванула с места, чуть не сбив молодого человека, которого едва не задел раньше Мак-Кой. Как только они выехали на скоростную трассу и опасность миновала, она изъявила желание заявить об инциденте в полицию. Но мистер Мак-Кой об этом и слушать не хотел.
— Почему он так противился тому, чтобы заявить?
— Он сказал, что, когда это случилось, машину вел он, значит, ему и решать, а он заявлять не намерен.
— Да, но он должен был привести какую-нибудь причину?
— Он сказал, что это стычка в джунглях и все равно заявлять без толку, а потом он не хочет, чтобы узнал его начальник на работе и жена. Я думаю, он больше беспокоился насчет жены.
— Как бы она не узнала, что он сбил кого-то машиной?
— Как бы она не узнала, что он встретил меня в аэропорту. (Глазки долу.)
— И это он счел достаточной причиной, чтобы не сообщать о происшествии, в котором пострадал молодой человек, и, как выясняется, пострадал серьезно?
— Ну… я не знаю. Я ведь не знаю всего, что у него было на уме. (Тихо, печально.)
Молодец, Мария Тереза! Способная ученица! Это очень кстати — признать неполноту своего знания!
Так прелестная Вдова Раскин утопила мистера Шермана Мак-Коя как котенка.
Зал заседаний большого жюри Крамер покинул в состоянии, знакомом главным образом спортсменам, — он торжествовал победу. Как мог, прятал улыбку.
— Эй, Ларри!
По коридору к нему спешил Берни Фицгиббон. Отлично! Теперь у него есть о чем порассказать зловредному ирландцу.
Но прежде чем он успел вымолвить хоть словечко про свой триумф, Берни сказал:
— Ларри, ты это видел?
И сунул ему свежий номер «Сити лайт».
* * *
Только что вошедший Куигли поднял со стола Киллиана номер «Сити лайт» и принялся читать. Шерман сидел у стола в жалком фиберглассовом креслице и, как ни отводил глаза, все же не мог не видеть заголовки на первой странице.
Через всю полосу шапка:
ТОЛЬКО В «СИТИ ЛАЙТ»! НОВОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ В ДЕЛЕ МАК-КОЯ!
Слева сверху помещалась фотография Марии: платье с большим вырезом, сильно обнажающим грудь, полуоткрытые губы. Фотографию обрамлял заголовок из громаднейших черных литер:
ПРИДИ
В МОЕ
ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО
С ПОНИЖЕННОЙ КВАРТПЛАТОЙ!
Внизу, шрифтом помельче:
"МИЛЛИОНЕРША МАРИЯ УБЛАЖАЛА МАК-КОЯ В КВАРТИРЕ ДЛЯ СВИДАНИЙ, КОТОРУЮ СНИМАЛА ЗА 331 ДОЛЛАР В МЕСЯЦ.
СТАТЬЯ ПИТЕРА ФЭЛЛОУ"
Киллиан сидел за столом и, откинувшись в своем крутящемся кресле, изучающе глядел на мрачно насупившегося Шермана.
— Послушайте, — сказал Киллиан, — не стоит об этом беспокоиться. Пакостная статейка, но нам она не вредит. Может, даже помогает. Подрывает к ней доверие. Она тут предстает потаскухой.
— Это очень верно, — проговорил Куигли тоном, который замышлялся как ободряющий. — Мы уже знаем, где она была, когда у нее умирал муж Шлялась по Италии с парнем по имени Филиппе. А теперь этот гусь Уинтер говорит, что к ней туда мужики то и дело шастали. Этот Уинтер — малый не промах, правда, Томми?
— Прелесть, а не домохозяин, — отозвался Киллиан. Затем Шерману:
— Это может только помочь нам, если Мария будет вас подставлять. Не сильно, но все-таки.
— Да я сейчас думаю не об этом, — сказал Шерман. Он вздохнул и опустил свой выдающийся подбородок на грудь. — Я думаю о жене. Это конец. Она было почти простила меня или, во всяком случае, решила со мной остаться, решила спасать семью. А это ее доконает.
— Вы связались с отъявленной шлюхой, — сказал Киллиан. — Не вы первый, не вы последний. Тоже мне большое дело.
Со шлюхой? К своему удивлению, Шерман почувствовал желание защитить Марию. Но сказал всего лишь:
— К несчастью, я поклялся жене, что у меня никогда… ничего с ней не было, разве что легкий флирт.
— Вы что, думаете, она поверила? — спросил Киллиан.
— Это не важно, — отозвался Шерман. — Я поклялся, что это правда, и попросил простить меня. Так распинался. А теперь она, как и весь Нью-Йорк, весь мир, узнает, прочитает на первой полосе желтой газетенки, что я был… Даже и не знаю… — Он покачал головой.
— Но у вас же не было ничего серьезного, — вставил Куигли. — Эта женщина просто отъявленная шлюха, вот и Томми тоже говорит.
— Не называйте ее так, — грустно возразил Шерман, не глядя на Куигли. — Она единственный порядочный человек во всей этой грязной истории.
— Да уж, — поморщился Киллиан, — такая порядочная, что, того и гляди, подставит вас, если уже не подставила.
— Она хотела поступить по-честному, — сказал Шерман. — Я убежден в этом. А я ей в душу плюнул.
— Не мелите чушь. Не хочу даже слышать.
— Она позвонила мне и пригласила к себе туда в квартиру не для того, чтобы закладывать меня. А я пришел заряженный… чтобы заложить ее. Какой ей был прок от нашей встречи? Никакого. Ее адвокаты, вероятно, всячески отговаривали ее со мной встречаться.
