— Господин Залаченко… боюсь, что уже пошел некий процесс, вредные последствия которого пока трудно себе представить. Мы обсудили ситуацию. Могиле в Госсеберге и тому факту, что в Саландер трижды стреляли, подыскать оправдания сложно. Однако надежда все-таки имеется. Конфликт между вами и вашей дочерью может служить объяснением тому, что вы опасались угрозы с ее стороны и поэтому предприняли столь отчаянные меры. Правда, боюсь, что какого-то срока в тюрьме будет не избежать.
Залаченко внезапно развеселился и, вероятно, расхохотался бы, не будь это в его теперешнем состоянии полностью исключено. Его губы лишь немного скривились — более бурные выражения эмоций причиняли ему слишком сильную боль.
— Значит, это и есть наша общая стратегия?
— Господин Залаченко, вы ведь знакомы с понятием «сведение вреда к минимуму». Нам необходимо до чего-нибудь договориться. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь с адвокатом и тому подобным, правда, нам потребуется ваше содействие и определенные гарантии.
— Гарантию ты от меня получишь. Вы должны позаботиться о том, чтобы все это рассосалось. — Он решительно махнул рукой. — Нидерман — козел отпущения, а его, я гарантирую, не найдут.
— Ведь имеются технические доказательства, которые…
— Плевать на технические доказательства. Весь вопрос в том, как поведется следствие и как будут поданы факты. Моя гарантия заключается в следующем: если вы не разберетесь с этим, я приглашу СМИ на пресс-конференцию. Мне известны имена, даты и события. Думаю, мне не надо напоминать тебе, кто я такой.
— Вы не понимаете…
— Я прекрасно понимаю. Ты — мальчик на побегушках. Передай своему шефу то, что я сказал. Он поймет. Передай ему, что у меня имеются копии… всего. Я могу вас потопить.
— Мы должны попытаться договориться.
— Разговор окончен. Убирайся. И скажи им, чтобы в следующий раз ко мне прислали взрослого мужика, с которым я мог бы все обсудить.
Залаченко повернул голову так, что встретиться с ним взглядом стало невозможно. Юнас Сандберг немного посмотрел на него, потом пожал плечами и поднялся со стула. Он уже почти дошел до двери, когда снова услышал голос Залаченко.
— Еще одно.
Сандберг обернулся.
— Саландер.
— Что с ней?
— Саландер надо устранить.
— Что вы имеете в виду?
У Сандберга на секунду сделался такой встревоженный вид, что Залаченко не смог сдержать улыбки, хотя боль и пронзила ему челюсть.
— Я понимаю, что вы — слабаки, слишком осторожные, чтобы ее убить, да у вас на такое дело нет и ресурсов. Кто мог бы за такое взяться… ты, что ли? Но ее необходимо устранить. Ее свидетельство должно быть признано недействительным. Саландер надо засадить в психушку, пожизненно.
Лисбет Саландер услышала шаги в коридоре, возле своей палаты. Имени Юнаса Сандберга уловить она не смогла, да и его шагов ей прежде слышать не доводилось.
Зато дверь ее палаты весь вечер простояла открытой, поскольку сестры наведывались к ней почти каждые десять минут. Она слышала, как он подошел к сестре, прямо перед дверью в палату, и объяснил, что ему надо повидать господина Карла Акселя Бодина по неотложному делу. Лисбет сообразила, что он предъявляет удостоверение, но при этом не было названо ни имя посетителя, ни тип документа.
Сестра попросила его подождать и пошла проверить, не спит ли господин Карл Аксель Бодин. Лисбет Саландер сделала вывод, что удостоверение оказалось убедительным.
Ей было слышно, как сестра прошла по коридору налево; чтобы достигнуть цели, той потребовалось сделать семнадцать шагов. Вскоре после этого посетитель, преодолевая то же расстояние, сделал всего четырнадцать шагов. В среднем получалось пятнадцать с половиной шагов. Лисбет оценила длину шага в шестьдесят сантиметров и, помножив ее на пятнадцать с половиной, определила, что Залаченко находится в палате, расположенной в девятистах тридцати сантиметрах налево по коридору. Ну, примерно в десяти метрах. Ее палата была около пяти метров шириной, следовательно, Залаченко находится через две двери от нее.
Согласно показаниям электронных часов на ночном столике, визит продолжался ровно десять минут.
После ухода Юнаса Сандберга Залаченко долго лежал без сна. Он предполагал, что едва ли посетитель представился ему настоящим именем, поскольку знал по опыту, что шведские шпионы-любители имеют особое пристрастие к использованию псевдонимов, даже когда в этом нет ни малейшей необходимости. В любом случае, появление Юнаса (или как его там зовут) стало первым знаком того, что «Секция» взяла его ситуацию на заметку. Принимая во внимание шумиху в СМИ, вся эта история едва ли могла от них укрыться. Вместе с тем визит явился и подтверждением того, что они забеспокоились. Чего и следовало ожидать.
Залаченко взвешивал плюсы и минусы, прикидывал возможности и отбрасывал альтернативные решения. Совершенно очевидно, что все получилось шиворот-навыворот. При идеальном раскладе он сейчас находился бы дома, в Госсеберге, Рональд Нидерман пребывал бы в безопасности за границей, а Лисбет Саландер лежала бы закопанной в яме. Хоть теоретически ему и было ясно, что именно произошло, но он все же никак не мог понять, каким образом ей удалось вылезти из могилы, добраться до хутора и двумя ударами топора разрушить его спокойную жизнь. Она оказалась фантастически живучей.
Зато он прекрасно понимал, что произошло с Рональдом Нидерманом и почему тот бросился бежать со всех ног вместо того, чтобы быстро разобраться с Саландер. Залаченко знал, что у Нидермана что-то не так с головой — ему вечно мерещатся призраки, и старшему из двух компаньонов уже не раз приходилось вмешиваться, когда Нидерман утрачивал контроль над своими действиями и забивался в угол от ужаса.
Залаченко это беспокоило. Он не сомневался, что раз Рональда Нидермана еще не поймали, значит, в первые сутки после бегства из Госсеберги тот действовал рационально. Вероятно, он станет пробираться в Таллинн, где его смогут прикрыть люди из криминальной империи Залаченко. Однако нельзя знать заранее, в какой момент Нидермана парализует, и это внушало беспокойство. Если приступ случится во время бегства, то он может совершить ошибку, а тогда его схватят. Добровольно Нидерман не сдастся, а значит, поубивает полицейских и, вполне возможно, погибнет сам.
Эта мысль не давала Залаченко покоя. Он не хотел смерти Нидермана — ведь тот был его сыном. С другой стороны, как это ни прискорбно, Рональду нельзя попадать в руки полиции живым. Он никогда еще не сидел в тюрьме, и Залаченко не мог предугадать, какую реакцию у него вызовут допросы. Залаченко подозревал, что Нидерман, к сожалению, не сможет хранить молчание. Следовательно, лучше, чтобы полицейские его убили. Конечно, Залаченко станет оплакивать сына, но альтернатива еще хуже — иначе ему самому придется провести остаток жизни в тюрьме.
Однако Нидерман в бегах уже сорок восемь часов, и его пока не поймали. Это хорошо. Это говорит о том, что Нидерман в норме, а в таком случае он непобедим.
Беспокоила Залаченко и отдаленная перспектива. Его волновало, сможет ли Нидерман существовать самостоятельно, когда рядом не будет отца, который направлял бы его по жизни. С годами Залаченко заметил, что, если он прекращал давать Нидерману инструкции или ослаблял вожжи и предоставлял ему принимать решения самостоятельно, тот иногда впадал в состояние апатии и нерешительности.
Уже в который раз Залаченко испытывал чувство горечи и стыда из-за того, что сыну свойственны подобные качества. Рональд Нидерман, безусловно, очень одаренный человек, наделенный физическими данными, благодаря которым его все боятся. Кроме того, он отличный и хладнокровный организатор. Проблема в том, что ему не хватает задатков лидера. Кто-нибудь обязательно должен объяснять ему, что надо организовывать.
Однако в данный момент Залаченко не мог помочь сыну — следовало сначала позаботиться о самом себе. А его собственное положение было сложным, пожалуй, сложнее, чем когда-либо.
Сегодняшний визит адвоката Тумассона его не слишком обнадежил. Тумассон специализируется на бизнесе, и при всех его способностях в данном случае на него рассчитывать не стоит.
А еще визит Юнаса Сандберга. Сандберг мог предложить значительно более крепкий спасательный трос, однако этот трос мог обернуться силком. Необходимо правильно разыграть свои карты и взять ситуацию под контроль. Контроль — это все.
И наконец, можно надеяться на собственные силы. В данный момент ему требуется медицинская помощь, однако через пару дней — допустим, через неделю — он поправится. Если вопрос встанет ребром, то рассчитывать, вероятно, можно будет только на себя. Это означает, что ему необходимо исчезнуть прямо из-под носа у кружащей рядом полиции. Для этого потребуются укрытие, новый паспорт и наличные. Всем этим его сможет снабдить Тумассон. Но чтобы иметь силы для побега, надо сперва поправиться.
