— Господи, подумать только, — назвать парк его именем.
— Борьба носила довольно ожесточенный характер, и я решила, что это несколько успокоит общественное мнение.
— И в то же время, возможно, будет служить постоянным напоминанием о судьбе бедного старого Дикки.
В первый раз за последние полчаса Б.Д. Хаскинс позволила себе улыбнуться.
— Да, пожалуй, что так, но я никогда об этом не думала.
— Конечно, нет, — заверил ее Джек Эдер.
Незадолго до полуночи этой же последней пятницы июня Келли Винс и Сид Форк предстали перед фасадом залитого светом трехэтажного броского здания в викторианском стиле, которое могло гордиться тремя ребристыми куполами, восемью колоннами (насколько успел быстро подсчитать Винс) и верандой, которая опоясывала две стороны дома и часть третьей.
— Освещение оставалось включенным, пока он не возвращался домой, — объяснил причину иллюминации Сид Форк. — Свет служит чем-то вроде страховки от взлома. Кроме того, это здание числится среди достопримечательностей города.
— У вас есть тут достопримечательности?
— Ага, но осмотр их занимает всего десять минут.
В лучах света было видно, что фасад недавно покрасили в темно-кремовый цвет, который, по мнению Винса, резко контрастировал с темно-зеленым цветом филенок двери. Новая черепичная кладка крыши могла противостоять любым капризам погоды. Сам дом основательно, не меньше, чем футов на двести, отстоял от дорожного полотна и был окружен посадками ухоженных старых сосен. В глубине за ними Винс увидел еще одно освещенное строение, которое, по всей видимости, когда-то было конюшней, переоборудованное под гараж.
Пока они двигались по извилистой, выложенной кирпичом, дорожке до веранды, Сид Форк объяснил, что Норм Трис унаследовал этот дом от своего отца, а тот, в свою очередь, от своего, который и возвел его в 1903 году.
Форк нажал кнопку звонка. Женщина, открывшая им дверь, оказалась моложе, чем Винс предполагал. Увидев, что ее поздними посетителями оказались шеф полиции и какой-то незнакомец, она предположила самое худшее и, не желая принимать его, замотала головой, словно говоря «Что бы ни было, я ничего не хочу слышать», пока наконец Сид Форк не решился:
— Мне очень жаль, Вирджиния, но я принес плохие новости. В Норма стреляли, и он… ну, словом, он мертв.
При слове «мертв» Вирджиния Трис перестала мотать головой и быстро замигала, словно стараясь удержать готовые брызнуть слезы. У нее были большие темно-карие глаза, которые теперь наполнились влагой, далеко отстоящие друг от друга на узком смуглом лице, увенчанном шапкой густых коротких волос соломенного цвета. У нее был маленький, с легким нахальством вздернутый нос и твердый, скорее всего, упрямый подбородок. Между носом и подбородком располагался рот безупречного рисунка, полная нижняя губа которого была закушена. Вирджиния Трис, освободив губы из прикуса, приоткрыла рот, с трудом вдохнула, перестала моргать и, задержав в груди воздух, издала печальный выдох. Обмякнув, она пригласила в дом.
Они проследовали за ней через большой холл, из которого шла наверх лестница резного дуба, миновав пару скользящих дверей из того же дерева. Большая часть блестящего паркета дубового набора была покрыта ковром красной и пурпурной расцветки — пурпур был таким темным, что казался почти черным. Красные узоры ковра были расцвечены розовыми вкраплениями — они представляли собой сплетения вьющихся роз, узоры которых повторяли обои на стенах.
Там же висели картины, в которых Винс предположил морские пейзажи Калифорнии, работы маслом, принадлежавшие руке любителя, которому техника была присуща больше, чем одаренность. В двух углах комнаты стояли массивные столы с круглыми мраморными столешницами, ножки которых завершались когтистыми лапами. На обоих столах высились лампы из толстого фарфора, с оранжевыми шелковыми абажурами, которые уже успели основательно выцвести.
Вирджиния Трис оказалась высокой, почти пяти футов и десяти дюймов, женщиной, в плотных синих джинсах, отчего ее ноги казались еще длиннее, чем были на самом деле. На ней была также белая мужская рубашка на пуговичках навыпуск и с закатанными до локтей рукавами. На босых ногах стоптанные шлепанцы.
Она медленно опустилась в кресло с истертым плюшем без подлокотников. Поджав колени и обхватив их руками, она внимательно выслушала, как Сид Форк представил Келли Винса, «моего старого друга», и, пока Форк и Винс, державший тросточку между колен, рассаживались на диване, приветствовала его почти неслышным голосом.
Последовавшее короткое молчание прервала, откашлявшись, сама Вирджиния Трис:
— Кто застрелил его?
— Пока мы не знаем, — ответил Форк.
— Это был налет… или грабеж?
— Не думаю, но вполне возможно.
— В него стреляли один раз, дважды, несколько раз… сколько?
— Два раза. В голову.
— Значит, все произошло быстро. То есть, Норму не пришлось лежать, истекая кровью и взывая о помощи.
— Все было очень быстро, Вирджиния.
Она снова вздохнула.
— Ну и дерьмовая же история.
Форк с печальной торжественностью кивнул в знак согласия и спросил:
— Хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Может, вы хотите, чтобы кто-нибудь пришел и посидел с вами.
Вместо того, чтобы ответить Форку, она взглянула на Келли Винса.
— Вы с Сидом старые друзья?
— Не совсем.
— Я живу тут всего четыре года и практически никого не знаю, чтобы кто-то пришел и побыл со мной. Мы были женаты всего три года. Я его вторая жена. «Скво номер два», как он называл меня. Я работала официанткой в «Орле», и, как мне кажется, именно поэтому люди не одобряли наш брак.
— Кому он мог не нравиться? — попытался возразить Форк.
Не обращая на него внимания, она продолжала разговаривать с Винсом.
— Им не нравилось, что я была официанткой и из-за разницы наших лет. Мне двадцать три, а Норму сорок три. Двадцать лет разницы. Вам не кажется, что это многовато?
Винс сказал нет, ему не кажется.
Наступило молчание, пока она не глянула на Форка и не сказала:
— Что же мне теперь, черт побери, делать, Сид?
Держа локти на коленях, Сид наклонился вперед с сочувственным выражением длинного лица.
— Первым делом вам надо хорошо выспаться.
— Как я могу спать?
— Я попрошу Джоя Эмори принести вам пилюль.
— Даже с таблетками я не усну.
— Вы должны поспать, чтобы набраться сил к утру.
— Чего ради?
— Я бы не хотел упоминать о деньгах в такие минуты, но все повалят посмотреть на то место, где убили Норма. Вам придется открыть заведение с самого утра, и вы можете наварить за день тысячу или, может, полторы тысячи.
Даже эта заманчивая перспектива не смогла стереть с ее лица выражение печали и сокрушения.
— Так много? — спросила она и тут же ответила на свой же вопрос: — Да, пожалуй, столько и получится. — Она нахмурилась, глядя на Форка: — А вы не думаете, что Норм был бы против?
— Вирджиния, — мягким терпеливым тоном обратился к ней Форк. — Норму так и так плевать.
Когда Форк и Винс в 12.46 без стука вошли в дом мэра, они нашли Джека Эдера на кремовом диване с бутылкой пива в руках и мэра в ее кресле коричневой кожи. Она повернулась к вошедшим, но Сид Форк успел предупредить ее вопрос:
— Кто-то час назад пристрелил Норма Триса и оставил тебе послание.
Хаскинс кивнула, словно новость ее не особенно заинтересовала, и, неторопливо поднявшись, отвернулась от трех мужчин. Подойдя к одной из репродукций картины Моне, она, казалось, стала внимательно изучать ее. Все еще не отводя от картины взгляда, она спросила:
— Как это все приняла Вирджиния?
— Тяжело.
— Вы попросили кого-нибудь остаться с ней?
— Она никого не хочет видеть.
Отвлекшись от созерцания рассвета на Сене, Хаскинс повернулась; лицо ее было спокойно, глаза почти сухие, а голос сдержанный.
— Я позвоню ей. Выясним, захочет ли она остаться тут еще на несколько дней.
Подойдя сзади к креслу, мэр оперлась бедрами на его низкую спинку, словно эта поддержка успокаивала ее. Сложив руки на груди, она спросила:
— Что за послание?
Винс вытащил из бокового кармана конверт пять на семь дюймов, пересек комнату и вручил его Хаскинс.
— Оно адресовано вам, но касается всех нас четверых.
— Я вижу, что вы уже вскрыли его, — сказала мэр, ясно давая понять, что ей, как и всем прочим, не нравится, когда вскрывают ее почту. Вынув фотографии, она бегло просмотрела их. Когда она стала рассматривать их более внимательно, Джек Эдер спросил:
— А кто такие Норм и Вирджиния?
— Вирджиния — жена Норма Триса, — пояснила она, засовывая фотографии обратно в конверт. — Ему принадлежал «Синий Орел» и кое-какая собственность в городе. Кроме того, он одним из первых поддержал меня. — Она глянула на Эдера. — В финансовом смысле.
