Могла ли Англия в этой ситуации сидеть, сложа руки? Правда, существовала досадная помеха в виде военных действий, по полному недоразумению ведущихся между нею и остальными членами антиеврейской коалиции. С другой стороны, было совершенно ясно, что конфликт этот выгоден только евреям, ибо он представлял собою единственное препятствие на пути к окончательному решению вопроса. Поэтому тогдашний лорд Мойн не мог позволить столь незначительному обстоятельству, как эта нелогичная война, помешать нужному развитию событий. По его убеждению, задачей Англии — владычицы морей и его лично, как председателя Палаты Лордов и Министра колоний Его Величества, являлось герметичное закрытие Европы с моря, дабы ни один тамошний еврей не смог избежать процедуры, столь необходимой для общеевропейского здоровья. Благородный джентльмен и пэр Англии, лорд Мойн следовал своему долгу до последнего дыхания, испущенного им, кстати, в лужу собачьей мочи на грязной каирской улице, когда двое евреев казнили его выстрелами из пистолетов, предварительно вытащив из машины по дороге на обед из офиса, в коем он добросовестно и неуклонно исполнял вышеуказанный долг.
Это подлое убийство ознаменовало собою новую эпоху в отношениях между благородными Мойнами и коварными евреями. До этого обе стороны следовали неписаным правилам игры, согласно которым представители благородной стороны имели право без всяких для себя последствий лишать жизни представителей стороны коварной. Зато последним иногда удавалось убежать, тем самым, собственно говоря, и проявив свое немыслимое коварство. Таким образом, каирские выстрелы представляли собою беспардоннейшее нарушение всех и всяческих правил, и потому последним чувством издыхающего лорда, помимо чувства хлюпающей в носу собачьей мочи, было законное английское возмущение безграничной еврейской наглостью.
Нынешнему лорду Мойну исполнилось к тому моменту всего три годика, но он хорошо запомнил то ни с чем не сравнимое потрясение, которое испытала семья при известии о мученической смерти деда. Это впечатление неотлучно сопровождало его в последующие шестьдесят лет жизни, наполненные, как и положено, бескорыстным служением Англии и королеве. Несколько месяцев назад лорд Мойн занял высокий, хотя и не слишком афишируемый пост начальника отдела сверхсекретных операций при Особом комитете Адмиралтейства и с тех пор не уставал досаждать своим подчиненным крайне неприятными, а главное, совершенно идиотскими заданиями. Канули в прошлое лихие набеги на колумбийские наркокрепости, ювелирные операции по свинчиванию прицелов с северо-корейских нейтринных пушек и опасные ультраадреналиновые рейды в спальню полковника Каддафи… Новый босс решительно сместил акценты в сторону крохотной ближневосточной страны, упрямой занозой впившейся в самое сердце мира.
Отныне отделу приходилось заниматься нудными и бесперспективными проверками беспорядочной внешней торговли Израиля, структурой его ублюдочной промышленности и особенностями абсолютно непостижимой для постороннего взгляда политической системы. Самое обидное заключалось в том, что все эти усилия не давали никакого результата. Экспортируемые в Европу помидоры на поверку оказывались именно помидорами, предприятие под названием «Ядерный Центр» в Афуле оборачивалось киоском по продаже соленых орешков, да и стремление к мировому господству ограничивалось у местных политиков тривиальной мечтой о победе на выборах в поселковый совет.
Вот и теперь Брандт взял папку, проглядел и с сомнением покачал головой.
«Импорт древесины? Что же тут подозрительного, Ади?»
Вообще-то нынешнего лорда Мойна звали Адольф, но до поры до времени он предпочитал пользоваться уменьшительным именем. Старик еще выше задрал свой острый подбородок, выпятил черно-белую грудь с коричневым галстуком и многозначительно перекачнулся с пятки на носок. Ни дать ни взять облезлый австралийский страус, уныло подумал Брандт, готовясь выслушать скучную нотацию и проклиная себя за невыдержанность.
«Вы просто не знаете, с кем имеете дело, Дэвид, — проскрипел лорд. — Эта зараза кажется невинной только на первый взгляд. Поверьте моему чутью — что-то тут нечисто, с этими поставками. Зачем им вдруг понадобилось пять контейнеров леса, да еще и в таком секретном порядке? Наверняка деревяшки — обычное прикрытие. Но чего? Добудьте мне доказательства, Брандт…»
Старик неожиданно громко хлюпнул носом и полез в карман за платком. Воспользовавшись паузой, Брандт подхватил папку и щелкнул каблуками, готовясь откланяться.
«Подождите, — остановил его босс. — На этот раз, ввиду сложности задания, вы будете работать с партнером.»
«С партнером? Это еще зачем? Вы же знаете, Ади, я всегда предпочитаю действовать в одиночку.»
«Я вас не спрашиваю, что вы предпочитаете. Это приказ.»
Брандт вздохнул. «Слушаюсь, босс. С партнером. И кто он?»
«Не он, а она. Вы ее еще не видели. Новичок, но очень перспективна. Мила Павелич, хорватка, из хорошей семьи. Она найдет вас сама. Выполняйте.»
* * *
Сидя на кровати в незнакомом гостиничном номере с видом на Темзу, Брандт продолжал восстанавливать ход событий. Что было дальше?.. Выйдя из «конторы», он перешел мост, твердо намереваясь немедленно направиться в свою кенсингтонскую квартиру. Накрапывал мерзкий лондонский дождик; все такси, как назло, куда-то запропастились; австралийский страус, невесть каким чертом назначенный Брандту в начальники, раскачивал гадкой морщинистой шеей перед его мысленным взором, и настроение от всего этого трудно было назвать превосходным. Поэтому как-то автоматически Брандт завернул в знакомый паб на Тауэр-Бридж Роуд, совсем недалеко от моста.
Шел уже девятый час, по телевизору передавали игру, и в пабе было полно народу. Брандт взглянул на экран и выругался. В довершение ко всем бедам, «Челси» безнадежно проигрывал. Не везет, так до конца. Протолкнувшись к стойке, он заказал двойной «джеймисон» и выпил его залпом, чтобы смыть горячей волной спиртного неприятный привкус непрухи, прицепившейся к нему с самого начала этого проклятого вечера.
Да-да, все было именно так. Потом… секунду… потом… Брандт озадаченно потер лоб. Начиная с этого момента, в памяти зиял провал. Как будто, прикрыв глаза после того замечательно проскочившего глотка виски, он сразу же ощутил посыпанные песком жутчайшего похмелья веки, перескочив таким образом прямиком в следующее утро, в незнакомый номер, к незнакомой брюнетке в незнакомой постели… вот, кстати, и она, легка на помине.
Дверь ванной распахнулась, и девушка в алом махровом халате ступила в комнату. На голове у нее ловко пристроилось свернутое тюрбаном ярко-желтое полотенце. Сделав пару шагов, брюнетка остановилась и вскинула руки жестом мюзик-холльной дивы, не забыв при этом просунуть в прорезь халата бедро ослепительно безупречной формы. «Оп-па-хей!» — воскликнула она и победным движением откинула назад голову, отчего полотенце спорхнуло на пол, как желтый китайский журавль, а черные волосы, празднуя свободу, тяжелой лавиной обрушились на спину и плечи. Брандт прищурился.
«Красиво, — признал он. — Но на мой вкус слишком пестро. Если надо выбирать между Матиссом и Дереном, то я предпочитаю последнего.»
Брюнетка обиженно фыркнула.
«Подумаешь, эстет! — сказала она и двинулась по комнате, собирая разбросанную одежду. — Пестро ему, видите ли… пиво с водкой, с виски и с ромом ему не пестро… Метис… и дер кто? Дер Хрен? Слышать не слышала о таких модельерах. Я лично предпочитаю Армани, понял? Метис, видите ли… я-то думала, ты все больше по мулаткам.»
«Блондинка, натуральная блондинка, — подумал Брандт. — Зачем перекрасилась, дура? И откуда она знает про мулаток?»
«Вы, меня, конечно, извините, мисс, — сказал он, вставая. — Но мне хотелось бы познакомиться с вами поближе.»
«Куда уж ближе…» — отозвалась вредная брюнетка, разглядывая порванные трусики.
Брандт не отреагировал на провокацию.
«Брандт, — он протянул руку. — Дэвид Брандт.»
Брюнетка зло посмотрела на его руку и, закусив губу, рванула халат, вывалив наружу пару первоклассных грудей.
«Мила, — проверещала она звенящим от ярости голосом. — Мила Павелич. Чтоб ты сдох! Партнер, мать твою…»
Брандт сел.
«Ах да, — пробормотал он в полной растерянности. — Мила Павелич… хорватка из хорошей семьи… теперь понимаю. Вы ведь мой новый партнер. Извините…»
«Ну наконец-то дошло! — Мила стояла напротив него, уперев руки в боки и саркастически качая черной спутанной гривой. — Может, по такому случаю уже перейдем на „ты“, а? А то ведь нехорошо получается — ночью тыкаешь, а утром выкаешь…»
Брандт умоляюще поднял руку.
«Только не надо стихами, ладно?.. Знаешь, — добавил он торопливо, не дожидаясь ответа. — У меня вроде бы какие-то проблемы с памятью. Перенапрягся. Шесть лет без отпуска. Бьешься, как рыба об лед… Ты не могла бы мне напомнить, где мы вчера встретились?»
