– Так оно и есть.
Звуки органа стали едва слышны, собаки умолкли. Из динамиков донесся другой голос – нежный и дружелюбный, не предрекавший неминуемой драмы:
– «Пилигрим». Мыло с ароматом майских цветов. Путник, это мыло напомнит тебе о нашей передаче «Приключения Джонатана Тина».
Тяжелая пробковая дверь темной комнаты отворилась, и вошел бодрый лысый человек в строгом деловом костюме и с конвертом в левой руке. Он подошел к полковнику, пожал ему руку и тихо произнес:
– Привет, Эд. Рад тебя видеть. Честно сказать, твой звонок удивил меня.
– Я так и думал… Ну, как ты, Джек?.. Лейтенант, знакомьтесь, мистер Джон Райен; в прошлом – майор Шестого армейского корпуса Джон Н. М. А. Райен.
Молодой лейтенант вскочил.
– Сидите, сидите, – сказал Райен, пожимая руку молодому человеку.
– Рад познакомиться с вами, сэр.
Райен обошел ряд черных кожаных кресел и сел рядом с полковником лицом к стеклянной перегородке.
Звуки органа снова усилились, послышался лай собак. Актеры и актрисы разместились у двух микрофонов, ожидая сигнала от человека, который сидел напротив, в застекленной части студии.
– Как Джейн, как дети? – поинтересовался Райен.
– Она ненавидит Вашингтон – так же, как и сын. Они бы охотно возвратились назад, на остров Оаху. Зато Синтии нравится здесь. Пропадает на танцульках. Ей уже восемнадцать.
Человек, сидевший в застекленной будке, подал рукой знак начинать. Актеры приступили к чтению текста.
– А сам ты как, доволен? – продолжал Райен. – Вашингтон не такое уж плохое место для службы.
– Полагаю, ты прав, однако никто не знает, что я здесь. И, по правде сказать, мне такое положение вещей не очень-то нравится.
– Вот как?
– Да. Но я – из Джи-2[1]. Солдат.
– Вид у тебя цветущий, Эд.
– Стараюсь быть в форме.
– Скажу честно, мне как-то неловко, – несколько натянуто улыбнулся Райен. – Несомненно, те десять парней из нашей конторы смогли бы лучше справиться с этим делом, чем я. Но они не имеют соответствующего допуска к подобным заданиям. Я же – своего рода символ агентства. Клиентам нужен такой.
Полковник засмеялся:
– Не скромничай. Ты – как раз тот, кто сможет помочь нам в этом деле, поскольку всегда умел ладить с нужными людьми. Недаром же наше начальство именно к тебе направляло конгрессменов.
– Ты просто льстишь мне. Во всяком случае, мне так кажется.
– И-ах! – По-прежнему жуя резинку, толстуха пронзительно прокричала во второй микрофон и отошла прочь, подтолкнув тощего женоподобного актера на свое место.
– Слишком много шума, не правда ли? – проговорил полковник скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Согласен, и собаки лают, и орган ревет, и без конца эти чертовы вскрики и вздохи. Тем не менее программа с Тином пользуется огромным успехом.
– Это так, я сам слушаю ее. И не только я, но и все в моей семье, – с тех пор, как мы приехали сюда.
– Ты не поверишь, если я тебе скажу, кто пишет сценарии!
– Кто же?
– Известный поэт. Один из лауреатов премии Пулитцера. Но, разумеется, выступает он в данном жанре под псевдонимом.
– Странно!
– Отнюдь. Жить-то надо! С нас он имеет кое-что, а с поэзии – ни гроша.
– Не потому ли и этот парень здесь? – Полковник кивнул в сторону высокого темноволосого мужчины, который, отложив в сторону газету, сидел одиноко в застекленной части студии, прислонившись к белой пробковой стене.
– Я оказался самым настоящим простофилей, черт меня подери! Не знал, кто он… То есть я знал, кто он, но ничего определенного о нем мне не было известно… Пока ты не позвонил мне и не попросил заняться им вплотную. – Райен протянул полковнику конверт. – Вот список организаций и агентств, на которые он работает. Я всех обзвонил. Представляешь, мы принимали его за простака. А между тем Хаммерты частенько прибегают к его услугам…
– Кто-кто?
– Продюсеры различных программ. У них уже пятнадцать дневных сериалов и вечерних представлений. По их мнению, на этого парня можно положиться, он не подведет. Судя по всему, к нему обращаются, когда требуется диалектная речь. Или возникает нужда в специалисте, владеющем свободно иностранными языками.
– Немецким и испанским, – заявил полковник.
– Правильно…
– Но в данный момент он говорит не по-испански, а по-португальски.
– Это же почти одно и то же. Ты знаешь, кто его родители. – Еще одно заявление, которое не должно было встретить возражений.
– Ричард и Марго Сполдинг, пианисты, – продемонстрировал свою осведомленность полковник. – Они известны в Англии и на континенте. Сейчас почти не выступают, живут в Коста-де-Сантьяго, в Португалии.
– Но ведь они американцы, не правда ли?
– На сто процентов. И сын здесь родился. И где бы они ни гастролировали, сына отдавали в школу для американцев, причем два последних школьных года он провел у нас в Америке, где и окончил колледж.
– А как удалось ему выучить португальский?
– Кто его знает? Впервые успех к ним пришел в Европе, где они и решили остаться, что нам, думаю, только на руку. Сюда же они лишь наезжали, да и то не часто… Ты знаешь, парень по образованию инженер-строитель?
– Нет, но это интересно.
– И только-то?
Райен улыбнулся, в его взгляде была легкая грусть.
– Последние шесть лет или около того работы у строителей практически не было: если где-то и строилось что-то, то в основном по линии военных ведомств. – Он махнул рукой в сторону актеров в студии. – Знаешь, кто они на самом деле? Адвокат без клиентов; водитель-испытатель, уволенный с «Роллс-Ройса» в день своего тридцативосьмилетия; сенатор, сошедший с круга в предвыборную кампанию, потому что показался кому-то красным. Не строй иллюзий, Эд. Кризис не кончился. Этим еще повезло: они работают… Но долго ли им удастся здесь продержаться?
– Если все пройдет удачно, мой подопечный не пробудет здесь и месяца.
– Я догадывался о чем-то таком. Наверное, в связи с той операцией, не так ли? Мы приступим к ней в ближайшем же будущем. Я тоже буду задействован… И где вы собираетесь его использовать?
– В Лиссабоне.
* * *
Дэвид Сполдинг, держа в руках листы с записью роли, подошел к микрофону и приготовился произнести свою реплику.
Полковник Пейс внимательно наблюдал за ним, ему было интересно услышать голос. Он заметил, что стоявшие у микрофона артисты демонстративно – или это лишь показалось ему? – посторонились, пропуская Сполдинга, словно новый участник программы был чужим для них человеком. И хотя внешне все выглядело вполне благопристойно: новичку дали возможность встать там, где ему было бы удобней, – полковник ощутил атмосферу отчужденности. Не было ни обычных в актерской среде улыбок, ни доброжелательных взглядов, ни столь привычной для артистов фамильярности.
Никто не подмигнул ему. Даже женщина – та, что вопила истошно, жевала беспрерывно резинку и расталкивала бесцеремонно своих коллег-актеров, – теперь молча взирала на Сполдинга, забыв на время о жвачке, которую держала во рту.
Но в следующий момент все переменилось.
Сполдинг улыбнулся всем этим людям, и они, включая и худощавого женоподобного актера, читавшего свой монолог, радостно заулыбались и закивали Дэвиду в ответ. А толстушка подмигнула ему.
Удивительно, подумал полковник Пейс. Динамики усилили голос Сполдинга – среднего тембра и исключительно чистый. Он исполнял комическую роль сумасшедшего доктора. И она, эта роль, могла бы стать таковой, если бы не серьезность, с которой произносил Сполдинг свой текст. Пейс ничего не знал о сценическом искусстве, но он чувствовал, когда актер играет убедительно. И должен был признать, что Сполдинг так и играл. Это пригодится ему в Лиссабоне.
Через несколько минут выпавшая на долю Сполдинга роль была сыграна. Тучная женщина вновь издала вопль. Сполдинг вернулся в свой угол и осторожно, чтобы не шуметь, поднял сложенную вдвое газету. Затем прижался спиной к стене и вытащил карандаш из кармана. Судя по всему, он решил заняться кроссвордом, помещенным на одной из страниц «Нью-Йорк таймс».
Пейс не сводил глаз со Сполдинга. Ему необходимо как можно лучше изучить человека, с которым он должен был, когда потребуется это, вступить в непосредственный контакт. Узнать все о нем вплоть до мелочей: как ходит и как держит голову и выражает или нет взгляд Дэвида уверенность его в своих силах. Как одевается и какие у него часы и запонки. Начищены ли у него ботинки и не стоптаны ли у них каблуки. И в каком он сейчас положении: процветает или нет.
Пейс как бы пытался сопоставить данные своего наблюдения за человеком, писавшим что-то в газете, со сведениями о нем, содержащимися в хранившемся в их вашингтонском офисе досье на него.
