Нужно немедленно все рассказать Папе.
«Полная жопа...» — с безжалостной прямотой охарактеризовал Петр Алексеевич состояние собственной души.
Он уже три часа сидел в новехоньком, казенно пахнущем только что внесенной мебелью кабинете, уставясь невидящими глазами в окно, за которым старой литографией застыли утопающие в каштанах улочки старого Киева.
Заглянувшая было секретарша испуганной мышкой юркнула назад, за дверь, потрясенная величественным молчанием господина Секретаря, явно погруженного в решение великих державных вопросов...
«Да, это полная жопа...»
И Мартынко, и Третьяк, да и другие товарищи по удаче искренне не поняли бы его угрюмой подавленности. Все идет по плану, как говорится, «контора пишет», с каждым шагом приближая победу, неотвратимую, как первые заморозки, которые придут, сменив уютное лето и превратив живые листья в скрюченные комочки, похожие на доллары, которые постирали вместе с джинсами, забью проверить карманы...
Да и вообще, если уж на то пошло, разве не он сам первым предложил «план Б», увидев — нет, скорее почувствовав, что сбросить Юлю с победного пьедестала сразу не удастся (последние палатки еще не собрали, опьяненное победой мужичье был непривычно отважным и готовым на все — не хватало еще упустить ГЛАВНОЕ, поддавшись мальчишеским эмоциям!), что несколько месяцев ничего не решают, пусть пока поиграются, скоро сами будут топтать ногами ту, в кого сейчас так беззаветно верят! Тут делать-то ничего сверхсложного не нужно, просто надо спокойно осуществить задуманное...
Отчего же тогда так паскудно на душе? Ведь все идет так, как задумано им самим...
Может, оттого, что Президент все же посадил ее в премьерское кресло? Оттого, что приходится ждать, теряя время, а значит — и деньги? Мартынко и Третьяк — те-то спокойны, как удавы. Кабинетные серые крысы, безликие и расчетливые, что с них возьмешь?.. Но он, Петр Полошенко, он-то не такой! Он ненавидит проигрывать и ждать!..
Он вообще не привык жалеть себя, справедливо считая, что это — занятие для слабых, и теперь лишь с жестокой прямотой пытался понять, что же мучит его, уже ЗНАЮЩЕГО, что будет дальше? Неуверенность в схеме «свержения» Юли? Нет, исключено, в таких вещах он не ошибается. Тогда что? Страх перед новым Майданом?.. Опасения, что Президент окажется сильнее и тверже, чем представляется?
Он на полгода перестал быть собой, ползал раком по баррикадам, дрался с какими-то свинорылыми ОМОНовцами возле ЦВК, забросил бизнес... И ради чего, спрашивается?! Чтобы эта сучка в последний момент развела Президента и теперь сидела на Грушевского в окружении своих Лузеныков и Матрехиных? Выстраивала бизнесменов, как пацанов? Фотографировалась для глянцевых журналов? Лыбилась с экрана?..
Но больше всего почему-то доставал рев Майдана, который неумолимо, сводя с ума, постоянно звучал в ушах.
— Юля!!!
— Юля!!!
Пусть это все временно, пусть скоро забудется, утонув в заранее спланированных не кем-нибудь, а им, Петром Алексеевичем, каждодневных проблемах, безденежье, горечи и злобе. Но это будет потом. А сейчас на нее молятся, в ее честь называют новорожденных, крепят портреты с дурацкой косичкой к окнам автомобилей!..
Полошенко и сам бы не смог объяснить себе, зачем нужна ему лично такая любовь народа. В принципе, на хер не нужна, как и сам пипл со своими мелочными проблемами и наивной верой в благоденствие. Но — странное дело! — все равно почему-то было обидно до слез.
Да и для здоровья ракостояние на баррикадах не прошло бесследно: на нервной почве поправился, с трудом влезал в любимые костюмы, пробовал диетировать, но без привычных поздних ужинов жизнь вообще становилась пыткой и теряла всякий смысл... Даже «виагра» — и та стала подводить! Нет, она, конечно, работала, но как-то неубедительно, в полсилы, не так, как раньше, до исторических событий...
«Юлька, сучка, ненавижу!..» — Резко встав, он опрокинул стул, подошел к окну, уперся лбом в холодную гладь стекла. Собственная беспомощность — пусть даже временная — бесила, доводила до безумия. Уверенность в том, что они обречены на победу, не помогала, не успокаивала. Полошенко ЗАВИДОВАЛ, хотя и под пыткой не признался бы в этом никому из кабинетных «побратимов».
Да. Он мечтал о роли народного героя. Он ПЛАНИРОВАЛ ее для себя. Хорошая роль, самая что ни на есть выгодная. Приятная в плане самолюбия, а уж в смысле дерибана и вовсе бесценная, по инерции гарантирующая как минимум год полной безнаказанности... Но этого уже не будет, лучше забыть, проехали... Да что там герой! Роль арбитра — и та досталась другому, хитрозадый недоросток Латвии стащил ее, как цыган сапоги, хотя не он и не этот поляк Квасьневский метались между Майданом и Рыжим, пытаясь ДОГОВОРИТЬСЯ, а прежде всего он, Петя, измученный толстый человек с казацкой фамилией...
Полошенко тихо застонал. Нет, так нельзя, так он и вовсе поедет мозгами, не дожив до победы (не этой, клоунской, улично-баррикадной, а реальной, как металлическая гривня в кулаке, открывающей путь к могуществу и всевластию!). Нужно думать хоть о чем-нибудь конструктивном, а не водить серпом по своему же молоту... Так, что у нас по «силовикам»?.. В министерство Луценюка он в последний момент сумел затолкнуть кучу своих людей, и на том спасибо. В прокуратуре тоже пара верных людей имеется. А вот Сашенька Татаринов падла, иезуит вонючий, уперся по-взрослому. Да и как иначе, он и в худшие для себя дни ради Юльки тюрьму приступом брал, пойди теперь надави на него, революционного гэбиста...
Полошенко оглянулся, взгляд его упал на аппарат прямой связи с Президентом. Позвонить, что ли? Нет, нельзя, он уже звонил сегодня, стараясь быть официальным и спокойным, говорил, как было оговорено, что Юля тянет на себя президентское одеяло, не допускает на заседания, рушит и пугает частный бизнес... Нет, больше звонить не нужно, получится перегиб, а это не есть хорошо...
С облегчением вспомнил о том, что с утра заходил Саша Третьяк. Змей, конечно, редкий, при таких друзьях и врагов не нужно. Но сейчас господину Секретарю выбирать не приходилось, как говорится, «враг моего врага...» А главное, Сашу было на удивление приятно слушать. Потому как оставил он сбои мерзкие губошлепые шуточки, не дразнился «шоколадным зайцем», не предлагал возглавить Федерацию борьбы сумо... Не дурак — чувствует, что не та ситуация, чтобы испытывать друг друга на прочность. Наоборот, он со спокойной уверенностью долго вполголоса говорил, что не так уж и долго осталось терпеть, общими усилиями они свернут шею «пигалице», главное — не дергаться и действовать согласованно...
Эх, Саша, Саша... Как говорится, твоими губами да сахарин бы жевать! Да, все обговорено, все выверено до мелочей, но у нее же, суки, уже сейчас рейтинг выше, чем у Президента, а не дай Бог, она хоть половину из обещанного успеет выполнить (а ведь все к тому идет, зачем себе-то врать?), электорат за нее вообще любого раком поставит!..
Как всегда в минуты сильного нервного напряжения, Петру Алексеевичу остро захотелось есть. Есть медленно и долго, чувствуя, как тревога постепенно утихает, подчиняясь животному закону — самому древнему на земле, а значит — основному. И плевать, что брюки отвратительно впиваются в живот, ничего, потерпим, новые купим, в конце концов, можем себе позволить...
Уже внизу, придавив могучим телом кожаный диван «Мерседеса», Полошенко вспомнил недавно вычитанную в Интернете фразу: «Жопа — не орган, а состояние души». Как же точно и глубоко замечено! Есть еще на свете по-настоящему талантливые люди...
Он уже забыл, когда засыпал спокойно и вовремя— Бессонница стала образом жизни, таким же неизбежным испытанием, как и многое другое, пришедшее вместе с победой...
Попробовал лепить из пластилина «равлыкив», на несколько минут попустило, пришли забытое умиротворение и сосредоточенность, но стоило на секунду отвлечься — и древний рецепт утратил силу, мысли, дерганые и тревожные, как пульс умирающего, закружились в голове, делая заученные движения пальцев бессмысленными.
«Может, разбудить девочек?» — пронеслось в голове.
Последнее время он все чаще делал это, и малышки были счастливы этому ночному чуду, ожидали его и радовались. В полумраке детской, укутавшись одеяльцами, прижимались с двух сторон к широким отцовским плечам, зачарованно слушали украинские сказки (он выбирал самые добрые: нельзя пугать эти родные глазастые существа; если их и нужно «готовить к реальной жизни», то делать это будет кто-нибудь другой, не он!), библейские притчи, от которых веяло добром и мудростью... В такие минуты он забывал обо всем — свинцовая правда реальности растворялась, казалась далекой и пустой, как недосмотренный американский ужастик...
Президент заглянул в спальню. Нет, не сегодня... Слишком уж сладко и крепко спят доченьки, да и нельзя постоянно спасаться от повседневного ужаса, прижимая к себе эти теплые, беззащитные колючки...
