Дженаро вновь прошелся по комнате.
— Клинт, мы можем поладить.
— Я в этом не сомневаюсь. Нисколько не сомневаюсь.
В дверь заглянул альбертиец в белом пиджаке.
— Время ленча, са.
— Сейчас вы встретитесь со всей братией, включая Иля. У него не только голоса, но и деньги. Кроме того, он традиционный правитель.
— Я думаю, он мне подмигнул, — заметил Шартелль.
— Старик — своеобразная личность. Он сохраняет этот ритуал, потому что людям это нравится.
— Еще бы! — воскликнул Шартелль. — Прыгающий колдун с моделью эсминца на голове. Распростертые на земле тела. Старик с золотым посохом, восхваляющий Иля. Здоровенный горн, барабаны и, наконец, сам Иль, в соломенной шляпе, восседающий в лимузине, сработанном в 1939 году. Кстати, такой же был у моего папаши. А как он припечатывал монеты к потным лбам! Я не пропустил бы этого зрелища ни за какие коврижки.
— У Шартелля весьма оригинальное представление об Африке, — пояснил я Дженаро.
— Тарзан и Тимбукту?
— Что-то в этом роде.
Дженаро улыбнулся и повернулся к Шартеллю.
— Держитесь со мной, старина. Не пропадете.
Мы познакомились со всеми, от министра внутренних дел до административного помощника премьера. В большом зале с длинным столом их собралось не меньше сорока, все в ярких праздничных одеждах. Только негры, кроме нас с Шартеллем.
Вождь Акомоло тепло приветствовал нас.
— Когда все закончится, я надеюсь, что мы посидим вместе. Вы сможете задержаться? — Мы заверили вождя, что никуда не спешим. Он попросил Джимми Дженаро во всем содействовать нам.
— Стойте на месте, — посоветовал тот. — Они разойдутся до того, как мы сядем за стол.
Каждый из присутствующих прошествовал в дальний конец зала, где на небольшом возвышении, на троне, напоминающем рог какого-то животного, сидел Иль. Подойдя к возвышению, они распластывались на полу, бормотали несколько слов и отходили. Иль пил апельсиновый сок с мякотью и улыбался. Судя по всему, он скучал.
Затем они направлялись к вождю Акомоло, пожимали тому руку, приветствовали и переходили к столику для напитков. Несколько стюардов сновали в толпе с подносами, уставленными бутылками шотландского виски, и раздавали их всем, кто протягивал руку. Я заметил, как кое-кто из гостей засовывал бутылки в складки одежды.
— Хотите выпить? — спросил Дженаро.
— Шотландское с водой, если нетрудно, — попросил Шартелль.
Его выбор полностью совпал с моим. Дженаро остановил проходящего официанта и попросил принести три шотландского с водой. Тот приволок три бутылки виски и три стакана воды. Дженаро вздохнул, поставил две бутылки на комод, открыл третью и разлил виски по стаканам.
— Для непьющего человека Лидер ежемесячно расходует на спиртное невероятные суммы, — заметил он. — Но именно этого от него и ждут — подношений, чаевых, взятки. Они оскорбятся, ничего не получив.
Сначала нам представили министра сельского хозяйства, затем — министра общественных работ. За министром транспорта последовал министр торговли и коммерции, которого сменили министр внутренних дел и министр здравоохранения. У каждого из них находилась колкая шпилька для Дженаро и теплое слово приветствия для нас с Шартеллем. В их вежливости чувствовалась некоторая робость, а может, и подозрительность. Затем они отходили, чтобы поговорить между собой.
— Некоторые руководят своими министерствами, некоторые — нет, — пояснил Дженаро. — Все мы, даже я, зависим от постоянных секретарей. Эти посты, за редким исключением, занимают англичане. Они чертовски хорошо знают свое дело, но должны уехать после того, как мы обретем независимость. Кто-то уедет сразу, другие — через пару месяцев, пока будет идти альбертизация государственного аппарата.
Нам представили и менее важных вождей и чиновников. Шартелль лучился доброжелательностью. Я вежливо улыбался. Были тут и прихлебатели, и лизоблюды, и «шестерки», роящиеся вокруг любого политического лидера и иногда, что самое удивительное, оказывающиеся весьма полезными. В Штатах, естественно, они слонялись бы у здания окружного суда.
— Что произойдет после ухода англичан? — спросил Шартелль.
— Они готовят себе замену и готовят с душой. Разумеется, англичане получат компенсацию.
— Как это? — спросил я.
— Им выплатят компенсационные суммы за то, что их карьера будет прервана, — Дженаро представил нам еще двух альбертийцев. — К примеру, вы — умный молодой человек двадцати одного или двадцати двух лет, демобилизовавшийся из армии после окончания Второй мировой войны, вы успели получить образование и желаете поехать в Альбертию, чтобы поступить там на службу. Вас оставляют в министерстве на очень низкой должности или отправляют в отдаленный район, где вы оседаете, как вам кажется, навсегда. Но вы продвигаетесь по ступенькам карьеры и к тридцати пяти или тридцати шести годам становитесь уже заместителем постоянного секретаря, но тут вам заявляют, что дальнейший путь закрыт. А может, вам сорок или сорок пять, или даже пятьдесят, во всяком случае до пенсии еще далеко. Так что же вам делать, возвращаться в Лондон и регистрироваться на бирже труда?
— Малоприятная перспектива, — согласился я.
— Именно так. Поэтому мы решили этот вопрос полюбовно. Они уезжают отсюда и в зависимости от срока службы получают компенсацию. Если человек проработал здесь пятнадцать лет, ему причитаются три тысячи фунтов. Кроме того, до конца жизни он будет получать тысячу фунтов в год.
— Вы очень хотите, чтобы они ушли, так? — спросил Шартелль.
Дженаро кивнул.
— Очень. Естественно, они могут брать деньги прямо сейчас и сразу же выкатываться отсюда, что многие и делают. Но большинство тянет до последнего. Странно, я не могу представить себе американца, остающегося в чужой стране в аналогичной ситуации.
— Стоит нам только заподозрить, что нас не любят, как мы садимся в самолет и улетаем, — кивнул я.
Дженаро представил нас старику, который нахмурился, обругал его на местном диалекте и поспешил к Илю.
— И кто только его пригласил, — вздохнул Дженаро. — Возможно, Лидер.
Тут в зал вошел высокий, широкоплечий альбертиец, с которым мы познакомились в конторе Даффи при встрече с вождем Акомоло. В Лондоне он носил костюм. В Альбертии сменил его на национальный наряд. Он прямиком направился к Илю, круглое лицо которого расплылось в широкой улыбке, опустился перед ним на колени. Мое романтическое воображение подсказало мне, что точно так же удачливый Роланд приветствовал своего повелителя.
Обменявшись несколькими словами с Илем, здоровяк двинулся к Акомоло. То же выражение искренней радости появилось и на лице вождя, когда они пожали друг другу руки. Он указал на нас, и мужчина в белой ordana повернулся в нашу сторону.
— Если вы забыли, его зовут Декко, — напомнил мне Шартелль.
— Вождь Декко, — поправил его Дженаро.
— Мистер Шартелль, как приятно вновь свидеться с вами, — они обменялись крепким рукопожатием.
— И я с нетерпением ждал нашей новой встречи, вождь Декко.
— Правда? — удивился тот. — А почему?
Такой вопрос многих выбивает из колеи. Меня например. Даже Даффи. Но не Шартелля.
— Потому что я хотел, чтобы мы лучше узнали друг друга, а в Лондоне нам не дали толком поговорить.
— Это точно. Почему бы нам не сесть рядом за столом?
— Я был бы рад, сэр, — ответил Шартелль.
— И мистер Апшоу составит нам компанию, так? — Он протянул руку, и я ее пожал.
— Добрый день, вождь Декко.
— Привет, Джимми, — кивнул он Дженаро. — Я очень сердит на тебя.
— Почему?
— Ты обещал научить меня играть в гольф, еще в прошлом месяце. Но не позвонил, не заехал.
— Вы были в Лондоне.
— Неделю, но не месяц. Обещания надо выполнять.
— Я позвоню завтра.
— В какое время?
— В девять… нет, в половине десятого.
— Только не забудь, Джимми. Рад видеть вас, господа. Я с нетерпением ждал этой встречи. Сейчас мне нужно поздороваться с остальными, но, мистер Шартелль, вы и мистер Апшоу должны сесть за стол рядом со мной.
— Благодарим, — улыбнулся Шартелль.
— Так я не прощаюсь.
Мы наблюдали, как он кружит по залу, на голову выше большинства присутствующих, на сотню фунтов тяжелее многих. Широкоплечий, мускулистый, с мягкой походкой пантеры.
Дженаро покачал головой.
— Да, настоящий мужчина.
Шартель кивнул.
— У него потрясающая улыбка. Политики мечтают о такой улыбке.
— Вы правы. Когда Лидер уедет в столицу, Декко станет премьером Западной провинции.
— Он слишком молод, — усомнился я.
— Тридцать один год. У него есть все необходимое: ум, внешность, способности, обходительность.
— Он наверняка находит контакт с простым людом, — заметил Шартелль. — Это сразу видно.
— Находит, находит, — подтвердил Дженаро. — Помнит все имена, все лица. Взять хотя бы гольф. Он как-то упомянул, что ему нужно больше двигаться, и я предложил научить его играть в гольф. Когда-нибудь. Но он запомнил, и теперь у вас может сложиться впечатление, что я не держу слова.
