Дежурный оказался немногословен. И на вопрос начальника управления санитарно-эпидемиологического контроля Басова он ответил очень кратко. Сверившись со своими записями, он сообщил, что тело было доставлено в 2.30 утра и что в 4.20 труп забрали родственники. Нет, вскрытия не проводилось. Нет, он не знает, почему. Да, санитары, дежурившие этой ночью, еще здесь – у них суточная смена.
Я брюзгливым хозяйским тоном поблагодарил за ценное сообщение и бросил трубку на рычаг.
Больше ничего из телефонов извлечь было нельзя. Надлежало самому ехать и разбираться на месте. Я вызвал из гаража наш «рафик» и сказал Севе, что время уже нерабочее и я поведу сам.
– Как хотите, Аркадий Николаевич, – чуть обиженно ответил наш шофер. Вечно этот юноша огорчался, что все сенсации совершаются тогда, когда он сидит дома, или болеет, или находится в отпуске. – А куда поедете? То есть хватит ли бензина, я в этом плане интересуюсь.
– Я еду в морг, – сказал я правду. – Составите мне компанию? Или все-таки лучше поедете домой?
Слабонервный Сева тут же согласился, что лучше всего ему как раз поехать домой.
Taken: , 1
Платье ни к черту не годилось. Хорошо, что я это поняла еще сегодня, когда есть время и можно все исправить. Я критически обсмотрела со всех сторон этот балахон. Понятно, что в образе старушенции нельзя было претендовать на что-нибудь яркое и пестренькое, но этот унылый темно-песочный цвет мог свести с ума кого угодно. Появиться в таком виде в театре – это все равно что просто появиться в лохмотьях. Тут уж можно быть уверенной: на тебя все обратят внимание. И все подумают: из какой помойки вылезла эта бабуля? Может быть, в таком виде меня вообще в театр не пустят, чтобы я своим видом не расстраивала Этого Господина. Вот будет фокус! Не скажешь ведь им: «У меня к нему есть дело. Я, знаете ли, хочу его убить…»
Да, театр – не самое лучшее место для АКЦИИ. Я взяла ножницы и нитки и принялась доводить балахон до ума. Допустим, я немного преувеличила, решила я через полчаса. Если поверх надеть розовую кофточку, то будет смотреться не так плохо. Почтенная пожилая дама-пенсионерка надумала посетить свой любимый балет. В сумочке у нее запасные очки, театральный бинокль, две ириски, пудреница. Ну и еще кое-что. В общем, место-то удачное для акции. Но все равно, когда Андрей предложил Большой в этом качестве, мне сделалось немного неуютно. Дело не в том, что начинала я с листовок именно в театре. Разумеется, в одну реку нельзя входить дважды, хотя в то же время преступника всегда тянет на место своего преступления. С этим нет проблем, я не комплексую.
Беда в другом. Исторические аналогии в данном случае не в мою пользу. Кого убивали в театре? Линкольна и Столыпина. Оба эти покушения мне категорически несимпатичны. Бут, Багров и Старосельская – компания хоть куда!
Я встала перед зеркалом и примерила наконец балахон вместе с кофточкой. Еще чуть подобрать рукава – и будет полный порядок. Вот так ты и будешь выглядеть, когда всадишь пулю в этого мерзавца. Что же касается вас, мистер Линкольн, и вас, Петр Аркадьевич, то я против вас ничего не имею. Вернее, имею, Петр Аркадьевич, но не настолько, чтобы палить в вас. Хотя не поручусь, что, живи я в вашу пору, я не была бы среди социалистов-революционеров. Лихие были ребята. Хотя да, Азеф. Король провокаторов. Живи я в вашу пору, Петр Аркадьевич, я бы давно уже сидела в Петропавловке или в Александровском централе. Меня бы первой выдал Азеф, сообразив, что я всех опаснее. Или, может быть, я успела бы его самого разоблачить, как Бурцев…
Тут я сама удивилась ходу своих мыслей.
Боже мой, о чем это я? Не бред ли у меня от истощения сил? Какой там Азеф! У нас в Дем.Альянсе провокаторов нет. Даже среди трусливых червячков не найдется такого, кто бы предал свою Леру!
Однако в любом случае до истощения доводить себя не стоило. Я взяла с холодильника пирожное и откусила кусочек. Пирожное было так себе, крем чересчур приторный. Лучшие пирожные в своей жизни я, между прочим, пробовала как раз в театрах. Заварные на Таганке. Песочные в Маяковке. На Малой Бронной два сезона были приличные наполеоны. Я в те годы попадала в театр сразу после работы, и приходилось питаться в театральных буфетах. Лопала, что дают, оттого и запомнила.
Не преуменьшай, Лера, сказала я сама себе, откусив еще пирожного. Те наполеоны на Малой Бронной были не приличными, как ты выразилась, а просто замечательными. Ради них можно было стерпеть пьесы несчастного Радзинского. Два наполеона за вечер – и ты почти получаешь удовольствие.
Кстати, о Наполеоне. Об императоре, не о пирожном. Меня всегда необыкновенно смешила та сцена в «Войне и мире», когда Пьер, вооружившись ножами, решает убить Наполеона. Представить себе, что этого медведя допустили бы до императора… Все-таки Толстой был непоследователен: то он изображал своего Пьера почти что мудрецом, а то вдруг превращал его в чистой воды идиота. Ножом заколоть императора! М-да. Кажется, только Занду и Шарлотте Кордэ удалось эффективно использовать при покушении холодное оружие. И то, извините, кого зарезал Занд? Писателя Коцебу, пусть даже сверхофициозного, но только писателя. С таким же успехом можно было лет двадцать назад покушаться на Сергея Михалкова.
Я вообразила на минуту, как я с кинжалом набрасываюсь на автора «Дяди Степы», и мне сразу стало смешно. Если уж убивать кого-то вроде местного Коцебу, то на эту роль больше всего подходит главный редактор «Свободной газеты» Витюша Морозов. Вот уж Коцебу так Коцебу! Три шага вперед, два направо… и ствол пистолета упирается в бледный лоб бывшего демократа Витюши. Я нажимаю на спуск и… Тут я передумала. Даже Витюшу убивать не стоило бы. Если уж брать грех на душу, то только ради Одного Дела.
Я доела пирожное. Ближе к концу крем оказался не таким уж приторным. Почти как на Таганке.
Шарлотта Кордэ – дело другое. Большевистский упырь Марат для меня фигура куда более страшная. От него, кстати, была прямая дорога к товарищу Сталину. Марат ведь выпускал газету под названием «Друг народа». Другом был он сам. Ну, а помимо друзей, у народа, само собой, были враги. Враги народа – это пошло как раз от товарища Марата. Я подумала о парадоксах истории: от Марата к товарищу Сталину, а потом к Этому Господину. Вот ему-то уж точно бы не помешала своя Шарлотта Кордэ. Я с ходу нарисовала себе такую картинку: Этот Господин сидит в ванне. Появляется Лера Старосельская с остро наточенным кинжалом. Умри, тиран! – восклицает Лера и вонзает кинжал по самую рукоятку. Куда, кстати, вонзает? Из пистолета-то как раз без вариантов: только в голову, потому что наверняка он носит бронежилет. А тут растеряешься, куда же вонзить? Или, может быть, он и в ванне сидит в бронежилете? Я фыркнула, представив себе такой кадр. Нет, по крайней мере в бане он ходит без бронежилета, налегке. Известный французский писатель Изюмов в своей бессмертной брошюре описал уже сцену посещения бани Этим Господином, когда тот еще был простым кандидатом в президенты. Помню, читать это было даже довольно забавно. Как там у него? Впереди идут голые телохранители с автоматами наперевес, позади другие телохранители, тоже голые, несут шайки и резиновые тапочки. Описывая эту сцену, писатель Изюмов, помнится, сосредоточивался не на Этом Господине, а в основном на этих голых телохранителях. Ну-с, у кого чего болит…
Я разложила завтрашний балахон на столе и включила утюг. Глажение меня всегда успокаивало. Если бы не моя миссия, работала бы я в какой-нибудь прачечной на Большой Якиманке.
Утюг быстро нагрелся, и я поплевала на него. Утюг возмущенно зашипел, как горячие камушки в русской бане, если их хорошенько окатить ледяной водой.
Не строй иллюзий, сказала я себе. В одной бане с Этим Господином тебе, Лера, не бывать, да и противно больно убивать его потного, мыльного и мокрого.
Завтра в театре все будет красиво и торжественно.
Только бы не промахнуться.
Taken: , 1
– Что-то не пойму я вас, многоуважаемая Елена Сергеевна, – сказал я, по возможности стараясь не разозлиться и не расплескать своего чудного настроения. – Вам что, новая ваша зарплата не нравится? Так ведь это только пока. Уверяю вас, через месяц-другой такой обозреватель, как вы, будет получать еще в полтора раза больше…
– Нет, – сказала мне эта маленькая белобрысая дрянь. – Зарплата мне как раз нравится.
– Что же вам не по душе? – спросил я, глядя как бы поверх ее головы. Пигалица эта утонула в кресле и тоже смотрела не на меня, а прямо перед собой.
– Все остальное, – ответила мне белобрысая и тут поглядела прямо мне в лицо, так что я не успел увести свой взгляд куда-нибудь в область полок и портретов. Губы Елены Сергеевны были плотно сжаты, глаза горели тихим вызовом. Пригрели змейку в родном коллективе, подумал я, а вслух заметил с некоей отеческой укоризной:
