— Господин Урхарт, я родился в другой стране и знаю, что мне необходимо работать особенно упорно, если я хочу, чтобы меня уважали в обществе. Это важно и для меня, а еще больше — для моих детей. Хотелось, чтобы у них были те преимущества, которых мой отец не добился для меня во время гражданской войны. Стараясь участвовать в общественной жизни, я помогаю местному отделению «Ротари клаб», жертвую на благотворительные цели. И, как вы знаете, я горячий сторонник премьер-министра.
— Боюсь, сегодня днем вы видели его не в самом выгодном свете.
— Значит, как я понимаю, сейчас он особенно нуждается в поддержке друзей и сторонников.
Они немного помолчали. Урхарт напряженно раздумывал, стараясь угадать, что стоит за словами гостя, но, как он ни старался, общее направление и скрытый смысл сказанного ускользали от него, и это его раздражало и тревожило. Несомненно, за словами индийца было скрыто что-то важное. Джабвала заговорил снова, на этот раз медленнее.
— Вы знаете, господин Урхарт, как я восхищаюсь вами. Счастлив был оказать вам на выборах скромную помощь и буду счастлив, если смогу вновь это сделать. Как горячему поклоннику правительства, мне хотелось бы всем вам помочь.
— Каким же образом?
— Я знаю, проведение избирательных кампаний требует больших средств, и хотел бы сделать небольшое пожертвование в партийную казну. Полагаю, что в нынешние времена средств может особенно не хватать.
— Да, конечно! — подтвердил Урхарт. — Разрешите спросить, сколько именно вы хотели бы дать?
Джабвала поднял дипломат, поставил его на стол, набрал цифровую комбинацию на замках — щелкнув, дернулись две бронзовые застежки. Крышка дипломата спружинила и открылась. Развернув от себя дипломат, Джабвала пододвинул его по столу к Урхарту.
— Был бы счастлив, если бы партия приняла в качестве свидетельства моей поддержки эти 50 000 фунтов стерлингов.
Урхарт с большим трудом преодолел острое желание взять одну из пачек. Он заметил, что все они были сложены из помятых и потертых двадцатифунтовых банкнот, причем каждая пачка была перевязана резинкой, а не специальной бумажной лентой, как это делается в банках.
— Это… очень щедрое пожертвование, мистер Джабвала, — изумился Урхарт, отметив про себя, что впервые называет своего посетителя по фамилии. — И мне несколько непривычно принимать от имени партии такой большой вклад, тем более в наличных.
— Понимаете ли, во время гражданской войны в Индии наша семья лишилась всего — дома, бизнеса. В 1947 году толпа мусульман подожгла мой банк, в результате чего здание полностью сгорело, а вместе с ним погибли все активы и документы. Правление главного банка выразило моему отцу сочувствие, но заявило, что без соответствующих, сгоревших при пожаре, документов не может вернуть ему вложенные средства. Может быть, это выглядит старомодно, но с тех пор я больше доверяю наличным, чем кассирам.
На темнокожем лице индийца ободряюще сияла улыбка. Урхарт не поверил ни ему, ни его рассказу.
— Понимаю. — Он глубоко вздохнул. — Разрешите, мистер Джабвала, без обиняков задать прямой вопрос: хотите ли вы получить что-то от нас в обмен на поддержку? К нам порой приходят доноры, которые в свою очередь рассчитывают на то, что и партия может что-то сделать для них, однако наши возможности весьма ограниченны…
Джабвала ослепительно заулыбался и отрицательно затряс головой, останавливая Урхарта.
— Все, что я хочу, господин Урхарт, — с горячностью сказал он, — это твердо поддерживать премьер-министра и вас лично. Как член парламента от нашего избирательного округа, вы, конечно, понимаете, что в интересах бизнеса мне иногда приходится вступать в дружеские контакты с представителями местных властей. Иногда это требуется для получения какого-нибудь разрешения, иногда — для оформления заявки на участие в тендерных состязаниях за контракты, и так далее. Я не могу гарантировать, что вы никогда не встретите моей фамилии в местной прессе или что в какой-то момент я не обращусь к вам за советом по поводу, скажем, трудностей, связанных с неразберихой в решениях представителей местной власти, но я не буду при этом искать никаких привилегий для себя лично. Мне ничего не надо в обмен, если не считать единственной просьбы — я и моя супруга хотели бы иметь честь повстречаться с премьер-министром в удобное для него время, если и когда он окажется в наших краях. Как вы понимаете, для моей супруги это имело бы огромное значение.
А потом фотографии уединенно беседующих Джабвалы и премьер-министра будут прекрасно смотреться в местной прессе, подумал Урхарт. Эти штучки ему были хорошо известны. Что касается намека на местные власти и решения по контрактам, то Урхарт имел в таких делах солидный опыт и легко решал эти вопросы, когда они возникали. Он облегченно расслабился и в свою очередь улыбнулся индийцу.
— Уверен, что это можно устроить. А как насчет того, чтобы побывать с супругой на каком-нибудь приеме на Даунинг-стрит?
Индиец закивал головой.
— Для меня было бы высокой честью, если бы я мог сказать ему пару слов конфиденциально — хотелось бы лично выразить ему мое огромное восхищение.
— Это тоже можно было бы устроить, но вы же понимаете, что премьер-министр никакие деньги принимать не может. Это было бы для него — как бы лучше сказать? — слишком деликатное дело.
— Конечно, конечно, господин Урхарт! Поэтому мне и хотелось бы, чтобы от его имени деньги приняли вы.
— Боюсь только, что не смогу дать должным образом оформленной расписки. Но, может быть, в таком случае вы предпочтете передать деньги непосредственно казначеям нашей партии?
Джабвала в ужасе вскинул вверх руки.
— Сэр, мне не нужна никакая расписка. Я вам полностью доверяю. Хотел встретиться именно с вами, как с членом парламента от моего округа, а не с партийными должностными лицами, и даже позволил себе выгравировать на дипломате ваши инициалы — надеюсь, вы примете этот небольшой жест признательности за деятельность в Суррее.
Ах ты, коварный маленький прохиндей, подумал Урхарт, продолжая широко улыбаться и гадая, как скоро поступит от него первый звонок относительно путаницы в распоряжениях тех, от кого зависит подписание с ним контрактов. Может быть, следовало бы вышвырнуть вон этого индийца? И в этот момент он вдруг подумал… Перегнувшись через стол, Урхарт горячо пожал Джабвале руку.
— Было очень приятно с вами познакомиться, мистер Джабвала!
Даже для конца июля ночь была слишком жаркой и влажной. Матти долго стояла под холодным душем, потом распахнула окна, но неподвижный душный воздух не принес никакого облегчения. Она лежала в темноте, чувствуя, как влажные волосы липнут к шее и затылку. Сцены недавней парламентской заварушки так и мелькали в голове, и она никак не могла заснуть. Было, однако, что-то еще, и не от духа, а от тела, что тревожило ее и не давало забыться.
Лежа в своей одинокой, холодной постели, она чувствовала, как между лопатками собирается в капли влага. Каковы бы ни были причины, но это была первая после Йоркшира ночь, когда она потела в постели…
На следующее утро молодая чернокожая женщина вошла в обшарпанную газетную лавочку возле Прейед-стрит в Паддингтоне и поинтересовалась, во что ей обойдется возможность использовать адрес лавки для получения ее корреспонденции. Она пояснила, что работает в этом районе и хочет здесь же получать и свою почту. В Лондоне стоял солнечный летний день, но внутри лавочки, за закрытыми тяжелыми ставнями грязными окнами было темно и пахло плесенью. Вначале грузный, лысеющий продавец за конторкой не хотел отрываться от журнала «Плейбой». В этом печально известном лондонском районе красных фонарей ему не впервой приходилось слышать такую просьбу от какой-нибудь молодой женщины или сомнительного вида мужчины. К нему не раз обращались и с более любопытными просьбами. Но девушка была хороша собой, и он спросил, где именно она работает. Жена его уехала на выходные к своей матери, и, пожалуй, он мог бы немного развлечься, а не заниматься домашними делами, длинный перечень которых оставила ему жена.
Стряхнув с конторки рассыпанный сигаретный пепел, он ободряюще улыбнулся девушке, но ответной улыбки не получил. Не сказав больше ни слова, она заплатила за три месяца вперед, старательно спрятала квитанцию, необходимую при получении корреспонденции, и вышла. Продавец успел только бросить взгляд на удалявшуюся красивую женскую фигурку, как его вниманием завладел старик-пенсионер, возмущенный тем, что не получил еще свою утреннюю газету. Поэтому он не видел, как молодая женщина, выйдя из лавочки, села в ожидавшее ее такси.
— Ну как, Пен, все в порядке? — спросил находившийся в такси мужчина.
— Нет проблем, Роджер, — ответила его секретарша. — Но почему он не сделал этого сам?
