— Почему вы так думаете?
— Прочел в «Уолл-стрит джорнел», где этот парень из Саудовской Аравии, как там его имя, шейх Ямани, предсказывает такое развитие событий, и я прикидываю, что в этом деле он разбирается лучше меня… знает то, чего я не знаю.
— На вашей земле геологи, конечно, уже проводили изыскания.
— Не помнится, чтобы я это говорил.
— В таком случае, почему вы уверены в наличии у вас газа?
— Потому что это мне сказал лучший лозоходец из всего народа осаджей.
— Лозоходец, — повторил Парментер. — Понятно.
— Нет, вы не поняли, мистер Парментер. Так уж получилось что у меня была красивая молодая жена, хотя выяснилось, что она мне не очень по сердцу, и в первом моем браке она принесла мне двух малышей, мальчика и девочку — она, первая моя жена, умерла десять лет назад, — и мне пришлось поднимать Джека и Джилл практически одному, пока, наконец, я два года назад не женился на Мэри Контрэр. И я был бы вам очень обязан, если бы вы не скалились при упоминании о моих детях. Джеку двадцать, а Джилл восемнадцать — я поздно женился в первый раз и не так давно во второй, и я хотел бы заранее позаботиться, как бы разделить годовой доход еще до обнаружения газа, потому что, как я читал в журнале «Деньги», в таком случае удастся сэкономить кучу налогов.
Парментер откинулся на спинку своего высокого стула и задумчиво уставился на Джимсона сквозь очки в роговой оправе. Джимсон, который никогда не носил очков, заметил, что они трифокальные.
— Значит, в журнале «Деньги»? — переспросил Парментер, не в силах скрыть ужаса в голосе.
Джимсон кивнул.
— Что ж, это действительно так: если до того, как удастся обнаружить естественные ресурсы в пределах вашей собственности или под ней, вы разделите ее, то можете значительно снизить сумму налога. Тем не менее, служба внутренних доходов относится к планам такого предварительного деления с известным скептицизмом. Вы уверены, что на вашем участке не проводились геологические исследования и сейсморазведка?
— Насколько я помню, нет, — заверил его Джимсон.
— Проявлял ли кто-то к ним интерес в последнее время?
— На другой день появился какой-то тип из дешевой компании, которая называла себя Маленький Мекс и Большой Мик. Но я изобразил из себя идиота, и он отвалил.
— Значит, вы прилетели сюда повидаться со мной, лишь полагаясь на заверения этого лозоходца из племени осаджей?
— Дело не в том, верю я ему или не верю. Вопрос в том, чтобы ему поверила Служба внутренних доходов.
Когда до него, наконец, дошло все изящество ответа Оби Джимсона, Парментер позволил себе улыбнуться. Он подтянул к себе блокнот с желтыми страницами, снял колпачок с авторучки и, по-прежнему улыбаясь, спросил:
— Значит, как вы хотите разделить?
— Две пятых я хотел бы оставить себе. Одну пятую получает моя жена Мэри Элен Котнрэр Джимсон, и пусть мои дети каждый получит по одной пятой. Когда я умру, пусть моя доля перейдет к детям, поскольку они все же кровные родственники, да и знаю я их, черт побери, куда дольше, чем свою старуху Мэри Контрэр. Вот и все, кроме кое-каких деталей.
Закончив писать, Парментер поднял глаза:
— Мне нужны дополнительные подробности, документы и…
Джимсон не дал ему закончить.
— У меня все с собой, — сказал он, поднимая с пола полиэтиленовый мешок с маркой магазина «Уол-Март» и вываливая его содержимое на стол перед юристом. Парментер быстро окинул взглядом его содержимое и улыбнулся во второй раз.
— Похоже, вы принесли как раз то, что мне и надо. Снова подсказал журнал «Деньги»?
Джимсон кивнул.
— Он так и напихан толковыми советами.
— Как-нибудь обязательно куплю его, — сказал Парментер.
Джимсон, наконец, принял предложение одной из крупных нефтяных компаний и вызвал Парментера из Нового Орлеана, чтобы провести переговоры. Прошло меньше полугода, когда Оби и его сына Джека, охотившихся на перепелов, нашла Джилл, примчавшаяся в своем старом «Фольксвагене».
— Он только что звонил! — крикнула она.
— Кто? — спросил отец.
— Тот парень из нефтяной компании.
— И в чем дело?
— Он сказал, что пошла продукция.
— Не сказал, сколько?
— Он сказал, что хлещет, как из шланга. Причем тут шланг, папа?
— А при том, что мы стали жутко богатыми, — рявкнул Оби, издал торжественный вопль и, бросив шляпу оземь, сплясал вокруг нее джигу.
Этим же вечером все четверо Джимсонов собрались отпраздновать событие в баре у Роя Стека, и Рой позже засвидетельствовал, что были заказаны «отборные филе, несколько бутылок калифорнийского шампанского по восемнадцать долларов бутылка и по стакану-другому виски на каждого».
После чего все четверо Джимсонов — Оби, Мэри Контрэр, Джек и Джилл — отправились домой и разошлись по кроватям. В полночь Оби Джимсон поднялся и направился в свой кабинет на старом ранчо. Из шкафа с оружием он взял заряженный дробовик, тот, с которым они с Джеком охотились на перепелок. Дуло его оказалось во рту Оби, после чего оставалось лишь нажать курок. Его тело было обнаружено женой Мэри Контрэр, которая, вскрикнув, выскочила наружу и, вопя, помчалась искать Джека и Джилл.
Когда заместитель шерифа, прибывший по отчаянному звонку Мэри, наконец, догадался спросить, где она нашла двух своих приемных детей, она ответила, что, как и всегда по ночам они спали в одной постели.
Единственные отпечатки, найденные на дробовике, положившем конец жизни Оби Джимсона, принадлежали его сыну Джеку.
Он и его сестра Джилл, 21-го года и 19-ти лет соответственно, были арестованы по обвинению в убийстве первой степени. Залог был определен в миллион долларов за каждого и был представлен президентом банка, с которым Оби Джимсон вел дела. Президент банка потребовал и получил гонорар в 18,9 процента с затребованной суммы в два миллиона.
Выставленные с ранчо стараниями мачехи, которая оповестила — через посредство недавно нанятого ею консультанта по средствам массовой информации — что она «не может спать под одной крышей с омерзительными развратниками, которые лишили жизни моего дорогого мужа», Джек и Джилл сняли номер в сельском мотеле «Рамада-инн», отказались от услуг местного адвоката и позвонили Рандольфу Парментеру в Новый Орлеан; тот решительно посоветовал обратиться к услугам защитника Комби Уилсона из Остина в Техасе, который славился своим блистательным мастерством, цветистыми речами и внушительными гонорарами.
— Значит, стоит нанять его? — спросил Джек Джимсон.
— Джилл тоже слушает? — поинтересовался Парментер.
Убедившись, что Джилл присутствует, Парментер напомнил брату и сестре о юридических документах, полученных им от Оби Джимсона, которые были подписаны ими обоими, а также их мачехой Мэри Контрэр Джимсон.
— Если Оби умрет, что, к сожалению, и произошло, к вам по наследству переходят его сорок процентов запасов газа, — сказал Парментер, — это означает, что вы на пару будете теперь получать восемьдесят процентов от всех запасов, а ваша мачеха — двадцать. В случае вашей смерти, эта доля переходит к ней. Если она умирает, ее долю получаете вы.
— О какой сумме идет речь? — спросил Джек Джимсон.
— Сейчас в вашем распоряжении пять скважин, которые дают примерно двадцать миллионов кубических футов газа каждый день. Учитывая отчисления, вы получаете с каждой из них чуть больше двадцати тысяч долларов ежедневно, или около трех миллионов ежемесячно. Конечно, налог на продукцию составляет двести двадцать восемь тысяч ежемесячно, но все равно ваши восемьдесят процентов составляют более 2,7 миллиона долларов.
— То есть, больше двадцати пяти миллионов в год, так? Джилл и мне?
— Да.
— Довольно интересно.
— Не сомневаюсь, что Комби Уилсон согласится с вами, — сказал Парментер.
Уилсон счел ситуацию настолько интересной, что вместо определения суммы вознаграждения, согласился представлять двух своих юных клиентов — или сирот, как он предпочитал называть их — на основе соглашения, практически неслыханного в делах об убийстве. Он сказал, что, если ему удастся добиться их оправдания и они свободными людьми выйдут из дверей суда, то в течение трех последующих лет будут платить ему десять процентов от всех своих доходов.
— Но если мне не удастся вас вытащить, дорогие мои малышки, — сказал Комби Уилсон, — то вы не заплатите мне ни цента.
Прервав свое повествование, Джек Эдер взял стакан и отпил пиво, которое стало почти теплым.
— А десять процентов от объема газа, как признавал сам Комби, составляли весьма внушительную сумму. И чтобы заработать ее, он выдал блистательное представление. Многие говорили, что лучшее в его жизни.
— Как оратор, насколько я понимаю, — высказался Парвис Мансур.